Избранные статьи ч.2. ЕГИПЕТСКАЯ МАГИЯ

Материал из Энциклопедия Агни Йоги.

<< предыдущий параграф - оглавление - следующий параграф >>

ЕГИПЕТСКАЯ МАГИЯ^[1]

Мало кто из изучающих оккультизм имел возможность  ознакомиться с египетскими папирусами — этими живыми или, лучше сказать, вновь ожившими свидетельствами того, как магия, хорошая или плохая, применялась много тысяч лет назад, во тьме времен. Использование папируса продолжалось до VIII века нашей эры, когда его производство прекратилось. Наиболее любо­пытные из обнаруженных при раскопках документов были немед­ленно раскуплены и вывезены из страны. Хотя в Булаке и Каире осталось некоторое количество прекрасно сохранившихся папиру­сов, большинство из них даже никогда не были должным образом прочитаны^[1].

Другие — те, что были вывезены и которые можно найти в музеях и публичных библиотеках Европы, — находятся не в лучшем состо­янии. В дни виконта де Руже, каких-нибудь двадцать пять лет назад, только некоторые «были расшифрованы на две трети», и среди них — несколько интереснейших легенд, вставленных в Реестр Священных Счетов в целях оправдания царских расходов.

Доказательства этому можно найти в так называемых коллекциях Харриса^[1]  и Анастаси, а также в некоторых недавно найденных папирусах; один из них содержит описание целой серии магических действий, исполнявшихся перед фараонами Рамсесом II и Рамсе­сом III. Папирус XV в. до н. э., написанный во время царствования Рамсеса, последнего царя XVIII династии, представляет собой работу писца Тотмеса, который зафиксировал некоторые события, касаю­щиеся растратчиков, обнаруженных в 12-й и 13-й дни месяца паофи. Документ показывает, что в те дни «чудес» налогоплательщиками в Египте считались не только живущие, но также и мумии. Все и вся было обложено налогом, и хоу одной из мумий за неплатеж был наказан «жрецом-заклинателем, который лишил его свободы действий». Кем же был этот хоу? Просто астральным телом, или эфирным изображением тела или мумии — тем, что в Китае называется хуэн, а в Индии — бхут?

Читая этот папирус сегодня, востоковед скорее всего с раздраже­нием отбросит его, приписав всю эту историю дремучему суеверию древних. Поистине феноменальными и необъяснимыми должны были быть тупость и легковерие этой (в остальном в высшей степени философской и цивилизованной) нации, если она смогла пронести через столько веков, через столько тысячелетий подобную систему всеобщего обмана! Систему, посредством которой люди вводились в заблуждение жрецами, жрецы — своими царями-Иерофантами, а последние сами были обмануты привидениями, которые, в свою очередь, являлись лишь «плодом галлюцинаций». Вся античность, от Менеса до Клеопатры, от Ману до Викрамадитья, от Орфея до последнего римского авгура, была, как нам заявляют, истерична. Это могло быть так, если бы в целом не было системой обмана. Жизнью и смертью руководило и управляло священное «колдовство». Вряд ли существует папирус, будь то простой документ купли-продажи или акт, относящийся к ежеднев­ным сделкам самого обычного характера, в который не вмешивалась бы белая или черная магия. Создается впечатление, что священные писцы Нила намеренно, в пророческом порыве расовой вражды, выпол­нили самую (для них) неблагодарную задачу — ввести в заблуждение и озадачить еще не родившиеся поколения будущей белой расы неверую­щих! Во всяком случае, папирусы, как и стелы, полны магии. Более того, мы узнали, что папирус был не просто пергаментом с гладкой поверх­ностью, а материей, изготовленной из «древянистого материала кустар­ника, тонкие пленки которого накладывались одна на другую, образуя подобие писчей бумаги» (Des Esprits... Vol. V, p. 81), и что сам кустарник, принадлежности и инструменты для выделки пергамента и т. д. заранее подвергались процессу магической подготовки — в соответствии с таинством богов, которые обучили этому искусству, как и всему другому, своих жрецов-Иерофантов.

Тем не менее, некоторые современные востоковеды, похоже, догадываются об истинной природе таких вещей, а в особенности об аналогиях и отношениях между магией древности и явлениями наших дней. Шаба — один из них, поскольку он позволяет себе при переводе «Папируса Харриса» следующие размышления: «Не прибегая к помощи впечатляющих церемоний с жезлом Гермеса или к неясным формулам необъяснимого мистицизма, мес-мерист наших дней посредством нескольких пассов нарушает органи­ческие свойства субъекта, внушает знание иностранных языков, переносит в далекие страны или тайные места, угадывает мысли отсутствующих, читает запечатанные письма и т. д. Пещера современ­ной сивиллы — скромная комната, треножник пифии уступил место маленькому круглому столу, шляпе, блюдцу, самой обычной мебели, причем современный прорицатель даже превосходит оракула анти­чности [и откуда только мсье Шаба это знает?], потому что тот только произносил ^[1], а оракул наших дней пишет свои ответы. По приказу медиума духи умерших спускаются, чтобы заставить мебель скрипеть, а авторы ушедших веков передают нам работы, написанные по ту сторону могилы! Человеческое легковерие сегодня ничуть не меньше, чем на заре исторических времен... Подобно тому как тератология ^[1] является важной частью общей физиологии, так называемые ок­культные науки заняли в анналах человечества немаловажное место и вполне заслуживают внимания философа и историка»^[1].

Выбрав обоих Шампольонов, Ленормана, Бунзена, виконта де Руже и некоторых других египтологов в качестве наших свидетелей, давайте посмотрим, что они говорят о египетской магии и колдовстве. Они, конечно, могут выйти из положения, называя все это «суеверны­ми верованиями» и обычаями и относя их на счет хронического психологического и физиологического расстройства и коллективной истерии, если им угодно, но факты существуют, смотрят на нас из сотен таинственных папирусов с их магическим содержанием и свидетельствами допотопной магии, открытых после четырех, пяти и более тысяч лет покоя.

Небольшая библиотека, обнаруженная в Фивах, обеспечила нас фрагментами всех видов древней литературы, многие из которых датированы, а некоторые могут быть отнесены ко времени, которое принято называть эпохой Моисея. Книги или манускрипты по этике, истории, религии и медицине, календари и реестры, стихи и рома­ны — все можно найти в этой драгоценной коллекции, равно как и старые легенды — традиции давно забытых веков (заметьте: легенды, записанные во времена Моисея), — которые, как считают, принадле­жат глубокой древности, периоду династий Богов и Титанов. Основ­ное их содержание составляют заклинания против черной магии и описания погребальных ритуалов — настоящие требники или путе­водители по загробному миру для каждого пилигрима-странника. Эти ритуальные тексты, как правило, написаны иератическим письмом. В верхней части папируса неизменно помещались серии сцен, изобра­жавших покойного, который последовательно предстает перед сон­мом божеств, испытывающих его. Затем идет сцена суда над Душой, а третий раздел начинается отбытием этой Души в божественный свет. Длина таких папирусов часто достигает сорока футов.

Ниже мы приводим основную схему описаний. Она покажет, как современные люди понимают и интерпретируют египетскую (и другую) символику.

Для этой цели можно взять папирус жреца Неволу (или Неволе­на) из Лувра. Там есть ладья, несущая гроб — черный ящик, в котором содержится мумия умершего. Его мать, Аменбем-Хеб, и его сестра, Хуссануб, находятся рядом, возле головы и в ногах покойного стоят Нефтида и Исида, одетые в красное, а стоящий рядом с ними жрец Осириса,  облаченный  в  шкуру  пантеры,  держит  в  правой  руке курительницу; четыре помощника несут внутренности мумии. Бог Анубис (с головой шакала) принимает гроб из рук плакальщиц. Затем душа поднимается из своей мумии ихоу (астрального тела) умершего и  начинает  свое  служение  четырем  духам  Востока,  священным птицам и духу Амона в виде Овна. Доставленный в «чертог Истины», умерший предстает перед своими судьями. Пока душа — скарабей — стоит в присутствии Осириса, его астральное хоу находится у двери. На Западе много смеются над поклонением различным божествам, управляющим каждым органом мумии и живого человеческого тела. Посудите сами: в папирусе мумии Петаменофа «анатомия становится теогеографической»,  астрология  применяется  к  физиологии  или, скорее, к анатомии человеческого тела и человеческого сердца вместе взятых. «Волосы умершего принадлежат Нилу, его глаза — Венере (Исиде), его уши — Македо, стражу тропиков, его левый висок — Духу, обитающему на солнце, его нос — Анубису... Что за череда несносных нелепостей и низменных молитв... к Осирису, умоляющих его дать умершему на том свете гусей, яйца, свинину и т. д.»^[1]

Но, может быть, было бы благоразумнее подождать и удостове­риться, не имеют ли все эти «гуси, яйца и свинина» какого-нибудь другого, скрытого смысла. Индийского йога, которого в экзотеричес­кой работе призывают пить до потери чувств некий спиртной напиток, также считали пьяницей, характерным представителем своей секты и класса, до тех пор пока не обнаружилось, что эзотерический смысл этого «спирта» был совершенно другой, что он означал Божественный свет и представлял амброзию Тайной Муд­рости. Символы голубка и ягненка, которыми изобилуют сейчас восточная и западная христианские церкви, также могли бы быть открыты через много веков и считаться объектами поклонения сегодняшних дней. И некоторые «западноведы» в грядущие века высоко развитой Азиатской цивилизации могут кармически писать следующее: «Невежественные и суеверные гностики и агностики сект «Папы» и «Кальвина» (двух исполинских богов Динамитно-Христианского периода) поклонялись голубю и овце!» Всегда, в каждом веке будут существовать портативные, карманные фетиши для удовлетво­рения черни, и боги одной расы всегда будут низводиться до дьявола последующей расой. Циклы вращаются в пределах глубин Леты, и Карма достигнет Европы, как она достигла Азии и ее религии.

Тем не менее, «этот величественный и облагороженный язык [Книги Мертвых], эти полные величия картины, эта традиционность, с очевидностью доказывающая весьма ясную доктрину бессмертия души и ее личного спасения», как показали де Руже и аббат ван Дриваль, очаровали некоторых востоковедов. Психостазия (или суд над Душой) — это целая поэма для того, кто может правильно читать ее и интерпретировать заключенные в ней образы. На рисунке мы видим Осириса с рогами, со скипетром, загнутым на конце, — прототипом пастырского посоха или жезла епископа; над ним парит Душа, воодушевляемая Тмеи^[1], дочерью Солнца Справедливости и богиней милосердия и справедливости; Гор и Анубис взвешивают деяния души. На одном из этих папирусов показана Душа, которую нашли виновной в обжорстве и приговорили родиться на земле вновь — в виде борова; тотчас появляется ученое заключение востоковеда: «Это бесспорное доказательство веры в метемпсихоз, в переселение души в животное», и т. д.

Возможно, оккультный закон Кармы мог бы объяснить этот приговор иначе. Он может, как знают все наши ориенталисты, относиться к физиологическому пороку, уготованному реинкарнирующей душе, — пороку, который ввергнет эту личность в тысячу и одно приключение и несчастье.

«Для начала пытки, потом метемпсихоз в течение 3000 лет в виде ястреба, ангела, цветка лотоса, цапли, аиста, ласточки, змеи и кроко­дила: очевидно, что подобный прогресс малоутешителен», — убеждает де Мирвилль в своей книге о сатанинском характере богов Египта^[1]. И вновь простое предположение может пролить на это яркий свет. Вполне ли уверены ориенталисты, что они правильно прочли слова о «метемпсихозе в течение 3000 лет»? Оккультная доктрина учит нас, что Карма ждет у порога Девахана (Аменти у египтян) 3000 лет, после чего вечное Эго воплощается вновь, чтобы в своей временной личности получить воздаяние за грехи предшествующего рождения, страдания за которые в той или другой форме искупают проступки прошлого. И ястреб, лотос, цапля или змея — короче говоря, всякий объект природы — имел свой символический и многообразный смысл в древних религиозных эмблемах. Человек, который всю свою жизнь лицемерил и слыл за добряка, но в реальности не упускал шанса наброситься как коршун на своих собратьев и лишить их собственнос­ти, будет за лицемерие и алчность приговорен Кармой к наказанию в будущей жизни. Каким оно будет? Поскольку каждое человеческое объединение в конечном счете должно прогрессировать на пути своей эволюции и поскольку человек вновь родится в будущем хорошим, честным, с добрыми намерениями, его воплощение в виде ястреба должно рассматриваться метафизически. Вопреки его реальным, положительным внутренним качествам, он будет — возможно, в течение долгой жизни — несправедливо и ложно обвиняться и подозреваться в жадности, лицемерии и тайном вымогательстве, что заставит его страдать больше, чем он может вынести. Закон возмездия никогда не ошибается, и все же сколько таких невинных жертв фальшивой наружности и человеческой злобы встречаем мы в этом мире бесконечной иллюзии, ошибки и нарочитой греховности! Мы видим их каждый день, их можно найти и в нашем личном опыте. Какой востоковед может сказать с какой бы то ни было уверенностью, что он понял религии древних? Метафорический язык жрецов никогда глубоко не раскрывался, а иероглифы до сих пор изучены очень плохо^[1].

Что говорит «Разоблаченная Изида» о египетском возрождении и переселении, и расходится ли это с тем, о чем мы говорим сейчас?

«Следует отметить, что эта философия циклов, которая египет­скими иерофантами была аллегоризирована в „Круге необходимос­ти", в то же самое время объясняет аллегорию „грехопадения челове­ка". По арабским описаниям, каждая из семи комнат в египетских пирамидах, в этих величайших космических символах, носила имя одной из планет. Своеобразная архитектура пирамид сама по себе показывает направление метафизической мысли их строителей. Вер­шина теряется в ясном голубом небе страны фараонов и символизи­рует изначальную точку, затерявшуюся в невидимой Вселенной, откуда возникла первая раса духовных прототипов человечества. Каждая мумия с того момента после бальзамирования теряет свою физическую индивидуальность — в одном значении она становится символом человеческой расы. Мумия помещается так, чтобы наилуч­шим образом помочь выходу „души" из тела. Душа должна была пройти семь комнат, символизирующих планеты, прежде чем совер­шить свой выход через символическую вершину. Каждая комната символизировала одну из семи сфер, а также один из семи высших типов духовно-физического развития человечества, более высокого, чем наше, нынешнее. Каждые 3 000 лет душа, представительница своей расы, может отправляться к своему первичному исходному пункту, прежде чем начать другую эволюцию, более усовершенство­ванное духовное и физическое преображение. Мы должны основа­тельно  углубиться  в  сложную  метафизику  истоков  мистицизма, прежде чем мы будем в состоянии полностью понять бесконечность тем, на которых древние мудрецы сосредотачивали всю силу своей величественной мысли»^[1].

С одной стороны, когда сразу даются все детали, это называется магией; с другой стороны, сказанное относится к эволюции наших семи коренных рас, каждая из которых имеет специального стража или «Бога» со своей планетой. Астральное тело каждого Посвящен­ного после смерти должно в своей погребальной мистерии вновь сыграть драму рождения и смерти каждой расы — прошлой и будущей— и пройти через семь «планетарных камер», которые, как сказано выше, олицетворяют также семь сфер нашей Цепочки.

Мистическая доктрина восточного оккультизма учит, что «духов­ное Эго (не астральное хоу), перед тем как воплотиться в новое тело, должно вновь посетить места, покинутые им при последнем развоплощении. Оно должно следить за собой и учитывать все последствия, произведенные причинами (ниданами), которые порождены его действиями в прошлой жизни; при этом оно должно признать справедливость приговора и помогать закону Возмездия (Карме), а не препятствовать ему».

Переводы виконтом де Руже нескольких египетских папирусов, возможно, и несовершенные, имеют одно важное достоинство: они несомненно показывают присутствие в них белой, божественной Магии и волшебства, а также использование того и другого на протяжении всех династий. Книга Мертвых, которая гораздо старше Книги Бытия^[1] или любой другой книги Ветхого Завета, доказывает это каждой своей строкой. Она полна молитв и заклинаний против черной магии. В ней Осирис является победителем «воздушных демонов». Молящийся просит его о помощи против Матат, «из глаза которого исходит невидимая стрела». Это «невидимая стрела», что исходит из глаза волшебника (живого или мертвого) и «распростра­няется по всему миру», является глазом зла — космическим по своему происхождению, земным по своему воздействию на микрокосмичес­ком плане. И не католикам называть это суеверием. Их церковь допускает то же верование, и есть даже молитва против «стрелы, кружащейся во мгле».

Наиболее интересным из всех подобных документов является «Папирус Харриса», называемый во Франции «Магический папирус Шаба», поскольку впервые он был переведен последним. Эта руко­пись, написанная иератическими знаками, была переведена, проком­ментирована и опубликована в 1860 г. мсье Шаба, но приобретена в Фивах в 1855 г. г-ном А. С. Харрисом. Ее возраст оценивается в двадцать восемь— тридцать веков. Мы цитируем несколько отрывков из этих переводов: «Календарь счастливых и несчастливых дней... Тот, кто работает на быках 20-го числа месяца фармути, определенно умрет; тот, кто в 24-й день того же месяца произнесет вслух имя Сета, с того дня узрит неприятности в своем доме..., тот, кто в пятый день пахона покинет свой дом, — заболеет и умрет». [Op. cit., pp. 156-157].

Переводчик, чьи культурные инстинкты восстают, восклицает: «Не видя эти слова собственными глазами, никогда не поверишь в подобную закрепощенность мысли в эпоху Рамессидов»^[1].

Мы принадлежим девятнадцатому столетию христианской эры и поэтому находимся на вершине цивилизации и под милосердной властью и просвещающим влиянием христианской церкви, а не страдаем под гнетом языческих богов древности. Тем не менее мы лично знаем десятки и слышали о сотнях образованных, высокоин­теллектуальных людей, для которых начать какое-либо дело в пятни­цу, пообедать за столом, где сидят тринадцать человек, или отпра­виться в длительное путешествие в понедельник равносильно самоубийству. Наполеон Великий бледнел, когда видел на столе три зажженных свечи. Более того, мы можем с радостью согласиться с де Мирвиллем в том, что такие «суеверия» являются «результатом наблю­дения и опыта». Если бы последний не подтверждался фактами, авторитет Календаря, думает он, не продержался бы и недели. А вот еще: «Гироскопические предсказания: ребенок, рожденный на 5-й день паофи, будет убит быком; на 27-й день — змеей. Рожденный на 4-й день месяца атир умрет от побоев». [Pap. magique, p. 158.]

Это уже вопрос гороскопических предсказаний; в судебную астрологию, доказанную как научно возможную Кеплером, в наш век твердо уверовали.

Выделялись два вида хоу: первый — оправданные хоу, то есть те, кому Осирис отпустил грехи, когда они были приведены на его суд; они жили вторую жизнь. Другой вид — осужденные хоу, «хоу, умершие во второй раз»; они были прокляты. Вторая смерть не уничтожила их, но они осуждены блуждать и мучать людей. Их существование разделя­лось на этапы, аналогичные этапам жизни человека. Связь между мертвым и живым столь тесна, что изучение религиозных погребаль­ных обрядов, заклинаний и молитв (или, скорее, магических закля­тий), видимо, должно стать необходимым ^[1]. Одна из молитв гласит: «...не позволяй, чтобы яд сковал его [умершего] члены, чтобы в него проник мертвый или мертвая, чтобы тень какого-либо призрака обитала в нем [или в ней]...» [Pap. magique, p. 164.]^[1].

Мсье Шаба добавляет: «...Эти хоу были существами такого рода, к которому принадлежат и человеческие существа после смерти. С ними боролись с помощью божественной силы; бог Хонсу за подоб­ные избавления пользовался особым уважением. Хоу, повинуясь приказам бога, тем не менее не терял драгоценной способности, присущей его природе, — занимать другое тело по своему усмотре­нию. [Op. cit., p. 168.] Маны... могли входить в тела живых или часто посещать их, делать их одержимыми. Против этих страшных вторже­ний использовались заклинания и талисманы, а особенно статуи или божественные фигуры». [Op. cit., pp. 168-169.]

Наиболее часто употреблялось следующее заклинание. Оно весь­ма интересно. «Люди, боги, избранные, мертвые духи, amous, негры, ментиу, не смотрите на душу, чтобы не показать жестокость к ней». [Des Esprits... Vol. Ill, p. 66.]

Адресуем это всем, кто познакомился с магией.

«Амулеты и мистические имена». Эта глава называется «очень таинственной» и содержит мольбы к Пенхакахакахерхеру и Уарауаакарсанк-Робити и другим столь же простым именам. Говорит Шаба: «У нас есть доказательства, что мистические имена, подобные этим, были в ходу во времена пребывания евреев в Египте». [Op. cit., р. 162.] А мы можем добавить, что это колдовские имена, неважно, египетские или еврейские они по происхождению. Ученик может обратиться к работам Элифаса Леви, таким, как его «Grimoire des Sorciers». В заклинаниях, приведенных там, Осириса называют Мамурам-Кахабу, и используют их, чтобы оградить оправданное хоу и его ближайшее окружение от нападения дважды мертвого хоу, поскольку проклятый (астральное привидение) «может принимать любую форму, какая ему нравится, и проникать по желанию в любое место или тело». [Op. cit., p. 163.]

Изучая египетские папирусы, обнаруживаешь, что подданные фараонов не были слишком расположены к спиритизму или спири­туализму тех дней. Они страшились «святого духа» мертвых больше, чем католик страшится дьявола! Но насколько неуместно и неспра­ведливо направленное против богов Египта обвинение в том, что они являются этими дьяволами, а против жрецов — в использовании их магической силы с помощью «падших ангелов». А ведь эти обвинения встречаются не в одном папирусе. Мы часто находим в них записи о волшебниках, приговоренных к наказанию смертью, как будто они жили под покровительством святой христианской инквизиции. Вот один из случаев времен правления РамсесаШ, заимствованный де Мирвиллем у Шаба.

Начало первой страницы, дошедшей до нас, повреждено. Вторая строка начинается со слов «...из места, где я нахожусь, людям моей страны». Есть основания полагать, что человек, который говорит здесь от первого лица, был чиновником, дававшим отчет согласно принятому образцу и свидетельствовавший в том перед людьми. «Отчет» гласит: «Этот Хай, скверный человек, был надсмотрщиком [или, возможно, хранителем] стад, он сказал: „Могу ли я иметь книгу, что даст мне великую силу?" И книга заклинаний Рамсеса Мери-Амона, великого бога, его царственного учителя, была дана ему. И он добился с ее помощью божественной силы, власти над людьми. Он также преуспел в строительстве дома и нахождении очень глубокого места и сотворил людей мете [волшебные гомункулы?] и любовные заклинания, украв их из Хен [оккультной библиотеки дворца] руками каменотеса Атирмы, заставив одного из надзирателей отойти в сторону и воздейст­вуя магически на других... Все ужасы и отвратительные вещи, о которых он только мог помыслить в сердце своем, он сотворил в действительности; он совершил и другие великие злодеяния, такие, что держались в ужасе всеми богами и богинями. Пусть великий [суровый?] приговор к смерти будет исполнен для него, как и божест­венные слова будут исполнены для него». Обвинение не останавливается на этом, оно точно определяет преступление. Первая строка говорит о руке, парализованной с помощыолюдем менх, о чем было просто сказано: «Пусть так будет», — и это произошло. Затем следуютвеликие мерзости, такие, что заслуживают смерти... Судьи, допрашивавшие его [обвиняе­мого], говорят: «Пусть он умрет по приказу фараона и в соответствии с тем, что записано божественным языком...» [op.cit, p. 169-73].

Мсье Шаба отмечает: «Документов подобного рода — масса, но задача проанализировать их все не может быть выполнена с теми ограниченными средствами, которыми мы располагаем^[1] [Pap. magi-que, p. 177.].

Существует надпись, обнаруженная в Фивах в храме Хонсу, бога, имевшего власть над элементалами. Она была представлена мсье Приссом д'Авенном в Императорскую — ныне Национальную — библиотеку в Париже и впервые была переведена г-ном С. Берчем. В ней содержится целый роман о магии. Он дошел до нас со времен Рамсеса XII^[1], фараона двадцатой династии. Мы приводим его перевод в изложении мсье де Руже, процитированном де Мирвиллем.

Этот памятник рассказывает нам о том, как один из Рамсесов двадцатой династии, собирая в Нахарине (Месопотамия) дань, кото­рую платили Египту азиатские народы, влюбился в дочь правителя Бехтена, одного из своих плательщиков, женился на ней и, взяв ее с собой в Египет, возвел в сан царицы под царским именем Ранефру. Вскоре после этого правитель Бехтена послал сообщение Рамсесу, умоляя о помощи египетской науки для Бентрешт, младшей сестры царицы, все члены которой поразила болезнь. Посланец передал просьбу прислать «мудреца» [Посвященного — Рехехет]. Царь приказал, чтобы послали за всеми писцами дворца и хранителями тайных книг Хен, и, выбрав из них царского писца^[1] Тот-эм-Хеба, человека умного, хорошо владеющего письмом, поручил ему исследовать болезнь. Прибыв в Бехтен, Тот-эм-Хеб обнаружил, что Бентрешт была одержима хоу (Эм-сех'еру кер х'оу), но объявил, что он слишком слаб, чтобы вступать в борьбу с ним ^[1].

Прошло одиннадцать лет, а состояние девушки не улучшилось. Правитель Бехтена снова отправил посланника, и на его официаль­ный призыв Хонсу-пе-ири-сехер-эм-Зам, одна из божественных форм Хонсу — Бога-Сына в фиванской Троице — был послан в Бехтен...

Бог [воплощенный] приветствовал (besa) больную, и ей немедлен­но стало легче; хоу, бывший в ней, тотчас проявил свое намерение повиноваться приказам бога. «О великий Бог, который заставил призрак исчезнуть, — сказал хоу, — я раб и вернусь туда, откуда пришел!»^[1]

Очевидно, Хонсу-пе-ири-сехер-эм-Зам был настоящим Иерофантом из класса «Сынов Бога», поскольку его называют одной из форм бога Хонсу; это означает, что он считался воплощением бога — Аватаром, либо был высшим Посвященным. Тот же текст показывает, что храм, к которому он относился, был одним из тех, при которых существовала школа Магии. В нем был Хен или часть храма, недоступная ни для кого кроме высшего жреца, библиотека или хранилище тайных книг, для изучения и хранения которых были назначены специальные жрецы (те, с кем консультировались все фараоны в делах большой важности), место, где они общались с богами и получали от них советы. Разве Лукиан, описывая храм Иераполя, не говорит о «богах, которые свободно обнаруживают свое присутствие»?^[1] Более того, он путешествовал однажды со священни­ком из Мемфиса, который сказал ему, что провел двадцать три года в подземных криптах своего храмй, получая наставления по Магии от самой богини Исиды. И еще мы читаем, что великого Сезостриса (Рамсеса II) обучал Тайным Наукам сам Меркурий. На что Яблон­ский замечает, что в этом причина того, что Амун (Амон) — от имени которого, как он полагает, произошло наше «Аминь» — был действи­тельно призыванием света^[1].

В папирусе Анастаси, который изобилует различными формула­ми призывания богов и заклинаниями против хоу и демонов-элементалов, седьмой раздел ясно показывает разницу между насто­ящими богами, планетарными ангелами и теми оболочками смертных, которые остаются в камалоке, будто для искушения человеческого рода — чтобы как можно более безнадежно запутать его в тщетной погоне за истиной вне оккультных наук и покрова Инициации. Этот седьмой стих говорит о подобном божественном призыве или проро­ческих прозрениях.

Это божественное и великое имя^[1] нужно призывать только в случаях абсолютной необходимости и только когда призывающий чувствует себя абсолютно чистым и безупречным.

Иначе обстоят дела с формулой черной магии. Рювенс, говоря о двух ритуалах магии в коллекции Анастаси, отмечает, что они, «...бесспорно, представляют самый поучительный комментарий к „Египетским Мистериям", приписываемым Ямвлиху, и лучшее до­полнение к этому классическому источнику, служащее для понима­ния чудотворности философских сект — нехристианских, полухрис­тианских, гностических и независимых — первых веков нашей эры, чудотворность, основанную на древней египетской мифологии...».

Согласно Ямвлиху, чудо осуществлялось служением подчинен­ных духов, αίμоνεσ, которые по природе являются слугами и исполнителями повелений богов: τόδαίμоνιоν  διακоνικо, ύπμρετικόν(De mysteriis, I, 20; II, 7)^[1].

Рювенс заканчивает замечанием, заставляющим задуматься и очень важным для оккультистов, которые защищают древность и подлинность своих документов; он говорит: «Все, что он [Ямвлих] выдает за теологию, мы обнаруживаем в наших папирусах в виде истории».

Но как мы можем отрицать достоверность, правдоподобие и, более того, надежность тех классических писателей, которые все писали о Магии и ее таинствах в духе восхищения и благоговения?

Послушайте Пиндара, который восклицает: «Счастлив, кто схо­дит в могилу таким посвященным, поскольку он знает конец своей жизни и царство^[1], дарованное Юпитером»^[1] .

Или Цицерона: «Посвящение не только учит нас быть счастливы­ми в этой жизни, но также и умирать с лучшей надеждой»^[1].

Платон, Павсаний, Страбон, Диодор и десятки других авторов приводят свои доказательства великого блага Посвящения; все вели­кие, как и частично посвященные адепты разделяют энтузиазм Цицерона: «Разве Плутарх, думая о том, что он постиг в своей инициации, не утешался в утрате жены? Не получил ли он в мистериях Вакха уверенности в том, что „душа" [дух] остается нетленной и что существует грядущее?»^[1] ...Аристофан пошел еще дальше: «Все, кто участвовали в Мистериях, — говорит он, — вели невинную, спокойную и святую жизнь; они умерли, ища свет Елисейских полей [Девахана], в то время как остальные не могли ожидать ничего, кроме вечной тьмы [невежества?]»^[1].

...И когда думаешь о значении, которое придавали государства принципу и правильному празднованию Мистерий, условиям, соблю­даемым в своих переговорах для обеспечения безопасности их празднования, видишь, до какой степени эти Мистерии в течение долгого времени были их первой и последней мыслью.

Для народа это было так же важно, как его частная жизнь, и это только естественно, поскольку, по Деллингеру, «Элевсинские мисте­рии рассматривались как расцвет всей греческой религии, как чистей­шая сущность всех ее концепций»^[1].

Доступ туда был запрещен не только заговорщикам, но и тем, кто не разоблачил их, а также предателям, клятвопреступникам, развратникам^[1]... так что Порфирий мог сказать: «Наша душа должна быть в момент смерти такой, какой она была во время Мистерий, — освобожденной от страсти, зависти, ненависти или гнева»^[1].

Действительно, «Магия считалась божественной наукой, которая вела к разделению свойств самой Божественности».

Геродот, Фалес, Парменид, Эмпедокл, Пифагор — все они уходи­ли, каждый в свой срок, на поиски мудрости великих египетских Иерофантов, в надежде раскрыть тайны вселенной.

Филон говорит: «Мистерии были известны как способ раскрытия процессов природы, ведущий к созерцанию небесных сил»^[1].

Чудеса, совершаемые жрецами теургической магии, настолько достоверны и их очевидность (если свидетельства людей вообще чего-нибудь стоят) настолько ошеломляюща, что вместо того, чтобы признать, что языческие теурги далеко превзошли в чудесах христи­анских, сэр Дэвид Брюстер благоговейно признает за первыми большие успехи в физике и во всем, что касается природной философии естествознания. Наука оказывается в весьма щекотливом положении...

«Магия, — говорит Пселл, — сформулировала последний раздел жреческой науки. Она изучала характер, силу и качество всего сущего под луной: химические элементы и их состав, животных, различные! виды растений, камни. Короче говоря, она исследовала квинтэссен-1 цию и мощь всего. Поэтому она обладает такой силой воздействия. Маги делали намагниченные статуи, которые приносили здоровье, создавали фигурки и вещи (талисманы), которые в одинаковой мере могут приносить болезнь и также здоровье. Часто также небесный огонь заставляли проявляться через магию, и тогда статуи смеялись, а лампы самопроизвольно загорались»^[1].

Утверждение Пселла, что Магия создавала статуи, «которые могут приносить... здоровье», как теперь доказано миру, не является ни сном, ни тщеславным хвастовством галлюцинирующего теурга. Как говорит Рювенс, это становится «историей», поскольку обнару­жено в «Магическом папирусе Харриса» и на вышеупомянутой стеле. И Шаба, и де Руже утверждают, что «в восемнадцатой строке этого сильно разрушенного памятника найдено описание молчаливого согласия бога (Хонсу), который выразил свое соизволение движением собственной статуи»^[1].

Между двумя востоковедами даже возник спор на эту тему. В то время как мсье де Руже хотел перевести слово «Хан» (Han) как «расположение» или «благосклонность», мсье Шаба настаивал на том, что «Хан» означало «движение» или «знак», поданный статуей.

Избыток силы, злоупотребление знанием и личные амбиции очень часто приводили эгоистичных и недобросовестных Посвящен­ных к черной магии — точно так же, как те же причины приводили к тому же христианских пап и кардиналов; и именно эта черная магия, а не христианство, как часто ошибочно думают, привела в конце концов к отмене Мистерий. Читайте «Римскую историю» Моммзена, и вы обнаружите там, что именно язычники положили конец осквер­нению Божественной науки. Еще в 560 г. до н. э. римляне открыли тайную организацию, школу черной магии самого отвратительного характера; она праздновала мистерии, принесенные из Этрурии, и очень скоро духовная зараза распространилась по всей Италии.

Более семи тысяч членов этой организаций были переданы суду, и большинство из них были приговорены к смерти...

Позднее Тит Ливии говорит еще о трех тысячах, осужденных в течение одного только года за отравление ^[1].

И тем не менее черная магия осмеивается и отрицается!..^[1]

_____________

Примечания

<< предыдущий параграф - оглавление - следующий параграф >>