Н.К.Рерих. Листы дневника т.3. Преодоления

Материал из Энциклопедия Агни Йоги.

Преодоления

Грабарь в своей автомонографии пишет:

 

«Вскоре после этого Рерих выступает с серией картин из быта доисторических славян. Все они были талантливы, и Ре­рих рос не по дням, а по часам. Росла и его административ­ная карьера: после трагической смерти Собко, попавшего под поезд, Рерих получает назначение секретарем Общества По­ощрения Художеств — пост по тогдашнему времени весьма значительный ввиду близости к придворным сферам через всяких великих княгинь, патронесс общества. Понемногу он превращается в «Николая Константиновича» и становится «особой»; с его мнением считаются, перед ним заискивают. Он полноправный хозяин второй петербургской академии — Общества Поощрения. Перед самой революцией была, как говорят, подписана бумага о назначении его действительным статским советником, т.е. «статским генералом», что было связано с приятным титулом «ваше превосходительство». Чего больше? В тридцать лет достигнуть всего, о чем можно было мечтать по линии служебной карьеры! Но этого было Рериху, конечно, недостаточно. Он начал собирать нидерландцев.

Но самым главным делом для него оставалась все же собственная живопись. Он еще раз в корне переменил ма­неру и художественную установку, вступив в лучший, наи­более блестящий период своей художественной деятельности. Убедившись в излишней черноте картин своего предшество­вавшего периода, Рерих бросил масляную живопись, перейдя исключительно на темперу. Появились те красивые, гармо­нические по цветам композиции, которые стали нарицатель­ными для обозначения существа рериховского искусства: настоящее, бесспорное, большое искусство, покорившее даже скептика Серова. Особенно хороши были эскизы его теат­ральных постановок — к «Игорю», «Пер Гюнту», «Весне Священной».

Для меня была совершенной загадкой жизнь Рериха. Бы­вало, придешь к нему в его квартиру в доме Общества Поощ­рения, вход в которую был не с Морской, а с Мойки, и застанешь его за работой большого панно. Он охотно показы­вает десяток-другой вещей, исполненных за месяц-два, про­шедшие со дня последней встречи: одна лучше другой, никакой халтуры, ничего банального или надоевшего, — все так же нова и неожиданна инвенция^[1], так же прекрасно эти небольшие холсты и картины организованы в композиции и гармонизованы в цвете.

Проходит четверть часа, и к нему секретарь приносит кипу бумаг для подписи. Он быстро подписывает их, не читая, зная, что его не подведут: канцелярия была образ­цово поставлена. Еще через четверть часа за ним прибегает служитель:

— Великая княгиня приехала.

Он бежит, еле успевает крикнуть мне, чтобы я оставался завтракать. Так он писал отличные картины, подписывал ум­ные бумаги, принимал посетителей, гостей — врагов и друзей — одинаково радушно тех и других, первых даже радушнее, возвращался к писанию картин, то и дело отрываемый теле­фонными разговорами и всякими очередными приемами и за­ботами. Так проходил день за днем в его кипящей, бившей ключом жизни».

 

Но не написал Грабарь, легко ли было. А бывало так трудно, что казалось исхода нет. Помимо картин, осталось еще ведущее ощущение. Удалось давать молодежи в школе подлинное образование. Удавалось открыть молодые глаза на новые дали и вооружить их против всех страшных призраков, против насмешек невежества и мракобесия. Разбрелись широ­ко ученики школы, но поминают душевно былые наставле­ния. «Живы заветы учителя». Так писал Вольтер в 1926 году в Москве.

 

 

Публикуется впервые

 

Примечания

<< предыдущий параграф - оглавление - следующий параграф >>