Учение Махатм, Предисловие

Материал из Энциклопедия Агни Йоги.

ПРЕДИСЛОВИЕ

К АНГЛИЙСКОМУ ИЗДАНИЮ

В 1881 году два очень способных англичанина, бывших то время дипломатическими представителями в Индии, вступили в Теософское Общество. Это были Альфред Перси Синнетт, издатель газеты «The Pioneer»^[1] и Аллен Октавиан Хьюм, который занимал высокий пост в государственной администрации британского правительства. Мистер Синнетт в «Occult World» повествует о начале своей дружбы с госпожой Е.П.Блаватской. Изучая письма «Е.П.Б.» и дневники полковника Олькотта, написанные в этот период, можно составить себе довольно четкое представление об отношениях между ней и этими людьми, занявшимися изучением теософии.

Наставления, даваемые одним из Учителей Мудрости А.П.Синнетту и А.О.Хьюму, представлены здесь в форме ответов на вопросы, которые они задавали. Спрашивающие записывали свои вопросы, а затем отдавали или пересылали их Е.П.Блаватской, пребывавшей в Аллахабаде, Симле или Бомбее, в зависимости от ее дел, которые в одних случаях требовали постоянных разъездов, а в других – длительного пребывания в одном месте. Махатмы избрали следующую процедуру пересылки писем. Иногда Они доставляли письма оккультным способом в место их пребывания в Тибете, иногда получали и прочитывали их в Индии, независимо от того, где они были написаны. В некоторых случаях Учитель К.Х., получая письмо, снабжал его комментариями и возвращал Е.П.Блаватской для подшивки в архив. Несколько писем мистера Синнетта и одно письмо мистера Хьюма, прокомментированные таким образом, были сданы Е.П.Блаватской на хранение в архив и теперь находятся в Адьяре.

Ответы на них присылались преимущественно феноменальным способом, а написаны они были либо синим и красным карандашом, либо черными и красными чернилами, а одно – зелеными. Эти письма не писались от руки, но осаждались, то есть материализовались на бумаге с помощью употребляемого Адептами процесса, который неизменно влечет за собой использование четвертого пространственного измерения. В осажденных письмах трудно определить особенности, которые бы отличали их от письма, написанного рукой. Разницу в почерке также совершенно невозможно обнаружить. Каждый Учитель имеет свой характерный почерк, подобно любому из нас.

Но примечательно, что этот почерк свойствен лишь одному Учителю, подобно стандартному канцелярскому почерку частной фирмы с самостоятельным начальником во главе. В соответствии с этим некоторым ученикам Учителя М. и Учителя К.Х. было дано право осаждать письма Их почерком. Это вполне понятно, если учесть, что Учителя не аскеты, отчужденно живущие на отдаленных склонах, покрытых вечными снегами Гималаев, и праздно наслаждающиеся блаженством высших сфер.

Они стоят во главе великих сфер мировой деятельности, направляя многих работников ко благу, и у Них очень мало свободного времени. Время от времени Махатмы писали лично и особенно в тех случаях, когда в письмах давались инструкции ученикам, или чела, на которых Они не могли произвести воздействие другим, оккультным способом. Но часто достигшему высокой ступени развития чела давались наставления, намечающие в общих чертах то, что он должен сказать в ответ на вопрос. Разумеется, Учитель, подобно главе, брал на себя ответственность за высказывания Его личных секретарей; но это не обязательно означает, что произнесенные секретарем слова представляют собой полную или хотя бы точную мысль Учителя.

Письма, исходящие непосредственно от Учителей, в некоторой степени возможно отличить от писем, написанных через посредников. Ответы Учителя М. краткие, прямые и повелительные, похожи не на объяснения наставника, а скорее – на заметки какого-нибудь государственного деятеля на полях официального документа. Нередко случалось, что Его ответы опрокидывали фундамент, на который самоуверенно опирался спрашивающий. Литературный стиль Учителя К.Х. свидетельствует о Его широких познаниях и необычайной и тонкой эрудиции в западной литературе и науке. Он умело использует легкую шутку, чтобы привлечь внимание к важности того, что Он хочет сказать, и его послания временами бывают очень остроумными. Так как большая часть учения была дана под его руководством, все, что есть в этом труде (за исключением учения Учителя М.) несет на себе отпечаток Его личности независимо от того, написано ли оно непосредственно самим Учителем или под его наблюдением.

Нет нужды говорить, что когда чела достаточно развит и тесно связан с Учителем, то при передаче будет сделано очень мало ошибок и даже может быть воспроизведена характерная особенность стиля Учителя. Тем не менее мы должны ясно понять: из того, что письмо написано хорошо известным почерком Учителя, необязательно следует, что оно было написано самим Учителем. В этом отношении очень красноречиво следующее подтверждение со стороны Е.П.Блаватской. Заявление Е.П.Блаватской^[1]

Прежде чем сегодня в шесть часов утра получить от Вас письмо, Учитель разрешил и велел мне заставить Вас понять наконец, что, вы искренние и истинно преданные теософы, «что посеете, то и пожнете» – то есть личные и частные вопросы и просьбы, а также ответы на них, выраженные словами в умах тех, кого такие темы уже могли заинтересовать, но чьи умы еще полностью не освободились для постижения подобных мировых вопросов; иногда ответы чел и новичков и часто что-то отраженное моим умом, ибо Учителя ни на одно мгновение не снизойдут до того, чтобы давать наставления по отдельным частным вопросам, касающимся одного или даже десяти человек, их благосостояния, бед и счастья в этом мире майи, и не в чем-либо другом, кроме вопросов действительно универсального значения. Именно все вы, теософы, в своих умах свергли с пьедесталов идеалы наших Учителей; именно вы бессознательно, с лучшими намерениями и со всей искренностью осквернили их ради достижения доброй цели, помышляя о сиюминутном и веря, что Они будут утруждать себя вашими житейскими делами, сыновьями, которые должны родиться, дочерьми, которых нужно выдать замуж, домами, которые надо построить и т.д.

И к тому же те из вас, кто получил такую информацию (с кем не обошлись согласно другим специальным законам), имели право, – достаточно искренние и знающие о том, что есть Существа, готовые, как вы думали, помочь вам, – искать у Них помощи, обращаясь к Ним подобно монотеисту, взывающему к своему личному Богу и оскверняющему Великое Неизвестное в миллион раз больше, нежели Учителей, прося у Него (или у Того) помочь собрать хороший урожай, сразить врага и послать ему сына или дочь. А Они, имея полное право отвергнуть вас с презрением, все же не отказались отвечать вам если не лично, то приказав одному из учеников удовлетворить адресатов по его или ее (чела) возможности наилучшим образом.

Сколько раз я (не Махатма) была шокирована и сгорала от стыда за показанные мне короткие письма и записки, написанные Их почерками (форма переписки, специально принятая в Теософском Обществе – ею пользовались чела, но никогда это не делалось без особого на то разрешения или приказа Учителей), которые кишели грамматическими и фактическими ошибками и в которых Их мысли были выражены таким плохим языком, что первоначальный смысл полностью искажался, иногда санскритские, тибетские или другие восточные термины [переданные по-английски] имели совершенно иное значение, как в одном примере, который я приведу. В ответ на письмо мистера Синнетта относительно некоторых очевидных противоречий в «Разоблаченной Изиде» чела, который должен был осадить ответ Махатмы К.Х., написал: «Мне пришлось проявить всю свою изобретательность [ingenuity], чтобы согласовать эти две вещи». Сейчас слово «ingenuity», применяемое в смысле искренности, прямоты, вышло из употребления, но одно его значение превосходно, и я как раз нашла его у Вебстера^[1], хотя оно было неправильно истолковано Мэсси и Хьюмом. Я полагаю, что даже Синнетт имел в виду ловкость, умение, одаренность и хотел образовать новую словесную комбинацию с тем, чтобы доказать, что там не было противоречий. В результате получилось: «Махатма самым категорическим образом высказывается против слова ingenuity в значении "изобретательность" в пользу слова craft – "ремесло, умение, искусство", чтобы примирить несоответствие, подобно проницательному искусному адвокату...» Теперь, если бы мне поручили написать или осадить письмо, я перевела бы мысль Учителя, употребляя слово ingenuousness (бесхитростность, благородство, открытость сердца, незапятнанность, отсутствие задней мысли и лицемерия), как дает его Вебстер, и удалось бы избежать оскорблений, брошенных Махатме К.Х.. Я бы не употребила термин «carbolic acid» вместо «carbonic acid» и т.д. Изредка случалось, что Махатма К.Х. диктовал verbatim, и тогда в Его письмах к Синнетту оставалось несколько возвышенных мест. Обычно Он говорил: пиши так-то и так-то – и чела писал, часто не зная ни слова по-английски, так и мне теперь приходится писать по-еврейски, по-гречески или на латыни и т.д. Меня можно упрекнуть (такой упрек я всегда готова терпеть, хотя и не заслужила его, будучи просто послушным слепым орудием наших оккультных законов и правил) только в том, что:

1) я пользовалась именем Учителя, когда полагала, что мой авторитет сходит на нет, когда искренне верила, что поступаю в соответствии с целями^[1] Учителя и ради пользы дела;

2) утаила, какие законы и правила моих обетов и в какой мере запрещали мне открывать тайну; и

3) возможно (по той же причине), когда я настояла на том, чтобы такие-то и такие-то записки, исходящие от Учителя, были написаны Его почерком, что все это время я думала иезуитски. Ладно, я сознаюсь: они написаны по Его приказу и Его почерком, в конце концов, почему я должна идти и объяснять это тем, кто не понимает и не может понять истину и, по всей вероятности лишь усугубляет положение, запутывая его.

Два-три раза, а возможно, и больше чела, не знающие английского языка, осаждали письма в моем присутствии, и тогда мысли и выражения они брали из моей головы. Феномены в те времена по своей истинности и торжеству реальности были куда величественнее, чем когда бы то ни было! Несмотря на это, они часто вызывали подозрение, и мне приходилось придерживать свой язык, видя, как подозрение вползает в умы тех, кого я больше всех любила и уважала, не имея сил оправдываться или сказать хотя бы слово. Что мне довелось выстрадать, один Учитель знает! Представьте только^[1], я больная лежу в постели; Его письмо, старое письмо, полученное в Лондоне и разорванное мной, вновь материализовалось в моем видении, и я смотрю на него; пять или шесть строк по-русски почерком Махатмы К.Х. написаны синим карандашом, слова взяты из моей головы, письмо это, которое давно было разорвано, медленно проплывает само (я даже не видела астральную руку чела, производящего это действие) через спальню, потом приземляется, теряясь среди бумаг Соловьева, который в этот момент сидел в маленькой гостиной, правя мои рукописи. Олькотт стоит рядом с ним и как раз держит в руках бумаги, просматривая их вместе с Соловьевым. Последний находит письмо и, подобно вспышке, я вижу в его голове мысль на русском языке: «Старый плут (имея в виду Олькотта), должно быть, сунул его сюда!», и подобные вещи я видела сотни раз.

Ну, довольно. Я сказала Вам правду, всю правду, и ничего кроме правды, насколько мне разрешено выдать ее. Есть многие вещи, которые я не имею права объяснять, иначе бы меня повесили за это.

Когда эти письма были получены мистером Синнеттом и мистером Хьюмом, по приказу Учителя К.Х. их копии были посланы Е.П.Блаватской и Дамодару Маваланкару. Часто выдержки из них отсылались в Лондон Ч.К.Мэсси и другим членам Теософского Общества. Постепенно, месяц за месяцем, скопилось большое количество этой корреспонденции. Именно на основе этих писем-оригиналов, полученных от Учителей, мистер Синнетт и написал свой «Эзотерический буддизм».

Копии этих писем, полные или в виде фрагментов, представляющих лишь важные выдержки из них, были вверены старшим теософам из прежнего кружка мистера Синнетта. Владельцем одной такой копии был Ч.У.Ледбитер, и я припоминаю, как еще мальчиком часто рассматривал ее. В 1922 году в Австралии только после того, как рукопись была набрана в типографии, мне сделали ее копию из книги епископа Ледбитера и я привез ее в Адьяр. Когда я случайно спросил мисс Франческу Арундейл, есть ли у нее копии этих ранних писем, она вручила мне целых три книги рукописей. К моему удовольствию я обнаружил, что сборники мисс Арундейл намного полнее книги епископа Ледбитера, и очень тщательно переписал все, что было в обеих книгах, собрав вместе и установив, насколько мог, последовательность этих изначальных учений.

Упорядочив все эти письма в виде книг, я подумал, что будет мудро по возможности разделить их на несколько разделов.

Данная классификация, в сущности, предварительная и может быть изменена в следующих изданиях^[1].

Изначальные доктрины произвели разное воздействие на получателей – мистера Синнетта и мистера Хьюма. Все мы знаем, что мистер Синнетт реагировал нетерпеливо и со страстным любопытством и поэтому получал внутреннее видение оккультных реальностей. Написание «Эзотерического буддизма» на основании столь разнородного материала даваемых ему учений является поистине выдающимся подвигом и высоким проявлением его синтетического таланта. Его труд навсегда останется превосходным, ярким и кратким изложением древней мудрости. С самого начала он был непоколебим в своей преданности Учителю и навсегда вписал свое имя в анналы Теософского Общества, заслужив благодарность многих тысяч людей.

Влияние же мистера Хьюма было совершенно иным. Мистер Хьюм как яркая личность, обладающая большим интеллектом и философским складом ума, полагал, что истинная острота интеллекта является помехой по той простой причине, что сам он не был достаточно объективен. Он был не столько интересующимся и спрашивающим, сколько критикующим. «Ваше личное эго уже постигло самое главное в каждой истине», – таким способом Учитель К.Х., пытаясь привлечь внимание к этому пороку интеллектуальной гордыни и, как к следствию, к спесивой заносчивости, охарактеризовал большой недостаток мистера Хьюма. Его постоянное недовольство и обида были такого свойства, что ему нельзя было сказать всего, что он желал знать. К тому же он не мог адаптироваться, не мог переделать себя и поверить в существование другого философского направления, иного видения вещей, представленного Востоком, который имел в какой-то степени превосходство над научной точкой зрения Запада. Результатом этого была постоянная нехватка лояльности с его стороны, чтобы отвечать запросам и нуждам той работы, которую Учителя хотели проводить. Он не мог понять, что Учителя не заинтересованы специально давать западному миру только наставления и информацию об оккультных доктринах, что гораздо больше их внимание было сосредоточено на создании великого теософского движения, которое сокрушило бы перегородки вероисповеданий, рас, пола, каст и цвета кожи во всем мире. Мистер Синнетт, также частично разделяющий позицию мистера Хьюма, впоследствии в конце концов адаптировался к нуждам и стремлениям Теософского Общества как движения, тогда как мистера Хьюма, мягко говоря, больше всего беспокоило получение знания, нежели чтобы то ни было из того, что касалось Теософского Общества, которое он считал провозглашающим избитую, приевшуюся проповедь братства.

Постепенно, в течение ряда лет, расхождение между ним и Учителями оккультизма увеличивалось, пока наконец он совершенно не потерял интерес ко всему движению. Тем не менее влияние из-за Гималаев достаточно пробудило его интуицию в отношении одной великой проблемы – проблемы Индии. Ибо когда он по этой причине ушел в отставку с государственной службы, то всем сердцем отдался работе по пробуждению политического самосознания индийцев. В 1885 году в значительной степени благодаря его отличным статьям на политические темы было положено начало зарождению Индийского Национального Конгресса, и именно с этого времени мистер Хьюм заслужил благодарный титул, дарованный ему индийцами, – «Отец Индийского Национального Конгресса».

К слову, мне хотелось бы упомянуть, что все современное политическое пробуждение в Индии было частью первоначального замысла Учителей, так как в 1882-1883 годах Учитель К.Х. предпринял попытку основать английскую газету для пробуждения национального духа и политического самосознания индийцев. Вскоре после того как мистер Синнетт заинтересовался Учителями оккультизма и это стало влиять на его мысли, владелец газеты «The Pioneer», редактором которой был Синнетт, начал проявлять неприязнь по поводу широкой трактовки и свободного стиля письма, появившегося в газете, когда речь заходила об индийской тематике, и в результате Синнетту был дан годичный срок на то, чтобы подготовить свой уход из газеты. Это происходило как раз в то время, когда Учитель К.Х. собирался учредить газету на английском языке – «Phoenix». Эта газета должна была утвердиться на основе индийского капитала, но с мистером Синнеттом в качестве ее редактора. Почти год предпринимались различные попытки по сбору необходимых средств, но в конце концов план провалился, и по истечении своего договора с «The Pioneer» мистер Синнетт не возвратился больше в Индию^[1].

Те, кому приходится ныне соприкасаться с текущей работой теософов, будут чрезвычайно поражены одним аспектом теософских интересов, который совсем не представлен в этой книге. Вопросы Братства и социального переустройства настолько важны для теософов, что они очень удивились бы, увидев, что ни одного вопроса, специально касающегося переустройства, не было предложено Учителям для обсуждения.

Учителям нет надобности объяснять, что все обнародованные Ими знания были всего лишь ответами на вопросы, предложенные Им другими. Однако мы не должны забывать, что, когда Учителя были заняты передачей доктрин мистеру Синнетту и мистеру Хьюму, Их работу делали Е.П.Блаватская и полковник Олькотт. Оба Основателя беспрерывно провозглашали и проводили в жизнь идею Братства, хотя и мистер Синнетт и мистер Хьюм, мягко говоря, были большими скептиками в вопросе реальной полезности одухотворения мира путем провозглашения идей всемирного Братства. Они придерживались мнения, что если Запад должен был подпасть под влияние материализма, а потом освободиться от него, то единственным спасением было бы дать оккультное знание, и что любая попытка «смешать Братство с оккультизмом» неминуемо означала бы провал длительной работы Теософского Общества. Всякий раз когда Учителя давали советы и вносили предложения относительно практической работы, необходимой для сокращения пропасти, существовавшей в Индии между индийцами и англичанами, Их советы редко принимались, и оба англичанина без конца твердили одно и то же, что они, дескать, лучше, чем Адепты, знают ум западных людей и способы воздействия на их мышление.

Мистер Синнетт и мистер Хьюм так упорствовали в своем мнении, что дело в самом начале почти зашло в тупик. Тогда великий Учитель, известный под именем Маха Коган, заложил фундамент главных принципов теософского движения, которому Они сами дали начало. Замечания Маха Когана, как сообщает Учитель К.Х. мистеру Синнетту, появились в виде «Письма 1» в небольшом труде «Письма Мастеров Мудрости»^[1].

Старательный и серьезный ученик, желающий понять, чему учат доктрины и наставления, даваемые в этот период Учителями, должен прочесть в связи с настоящим изданием и небольшую работу, упоминающуюся выше, – «Письма Мастеров Мудрости». Со времени выхода в свет этого труда ко мне на хранение пришло еще больше писем, и я надеюсь, что скоро будет опубликован и второй том^[1]. Совершенно отдельно от этих публикаций остается собрать том личных (в некоторой степени) писем Учителя М. и Учителя К.Х. мистеру Синнетту. Оригиналы писем всегда были в личном архиве мистера Синнетта, но копии, сделанные с его разрешения, теперь находятся в Адьяре. Когда все эти тома, запечатлевшие руководство и доктрины Учителей в ранний период существования Теософского Общества, будут прочитаны и проработаны, только тогда мы сможем полнее, чем сейчас, проникнуть в их смысл и войти в «Их Мир», куда Они пригласили нас, поделившись с нами какой-то частью бесценных знаний.

С. Джинараджадаса