18.04.1940 Рихард Рудзитис Елене Рерих
Материал из Энциклопедия Агни Йоги.
| Информация о письме |
|---|
|
Рихард Рудзитис Елене Рерих
18 апреля 1940г.
Дорогая Елена Ивановна!
Не знаю, доберётся ли до Вас это письмо, так как из-за положения в Норвегии есть затруднения с почтой. С каким чувством должен я теперь писать, в связи с посланной телеграммой. Лишь Великий Владыка является свидетелем, что мы пережили и передумали за эти дни и почему у нас явилось подобное решение. Может быть, у нас не было тогда сообразительности до конца, чувствую, мы поспешили, но если мы ошиблись и согрешили, хотим искупить нашу вину, ибо это делалось с единственным желанием, чтобы лучше процветало дело строительства и община. Знаю, что если и не теперь, то всё же ради общей пользы я когда-нибудь должен уйти, но если уйду, то я должен это делать с уверенностью, что мой уход послужит для Общества лишь к лучшему и, понятно, в благой для Общества час. Ведь могу остаться и в правлении или продолжать свой труд иначе. И для чего же существует наша жизнь, если не для Нового Мира? Екатерина Яковлевна, должно быть, писала о моём положении как водителя Общества. Понятно, не боюсь трудностей, повторяющихся раздражений или упрёков, но опасаюсь лишь не иметь сообразительности, чтобы строительство где-либо не нарушилось. Радуюсь, что имеются теперь и другие необходимые и устремлённые руководители, незаменимые в своём деле, но ожидаю лишь сотрудничества во всём. Так как именно их строительство теперь самое необходимое и для меня здесь многие шаги как бы впервые и так как Вы знаете здесь все мои ошибки и трудности, то, понятно, самое логическое, нормальное и прекрасное было бы, если кто-нибудь из них обоих [Гаральда и Ивана. – Г.Р.] (или если не они, то Б.Стипрайс, культурный ум) руководил Обществом, чтобы всё дело и ответственность были в одних, более опытных руках, тем более что они уже привыкли действовать во многом вполне самостоятельно, при этом они и руководят теперь главными делами. И если придёт на моё место кто-либо более опытный, соответствующий теперешнему положению, полагаю, что помогая ему всеми силами и всей любовью, я, м. б., лучше всего послужу делу, ибо моя цель лишь служить, где только могу, где и как умею. После всех переживаний я научился глубже понимать и ценить и обоих своих друзей, и верю, что наша дружба углубилась. Посещаю Ивана почти каждый второй день в больнице, ценю его за его стойкое мужество и за его веру. Был рад, где только мог, способствовать и ускорению книги. Лишь в конце марта узнал, что она отдана уже в печать и статьи одной страны уже набраны и не хватает других, которые мы с Фёдором Антоновичем и пытались собрать, о всех затруднениях расскажу впоследствии. Понимал необходимость издания, тем более что оно Одобрено, понимал и знал и всё значение Щита и всего в связи с ним, и если что и не понимаю, то доверяю, что Учитель предвидел в водовороте «камни под ногами». Всё же, признаюсь, трудно принять некоторые статьи, более чем фельетонного характера, и пр., не будут ли они бросать тень на культурное общество, которое преследовало всегда высшее качество? Также есть и некоторые места, противоречащие Живой Этике. Уже и так отмежёвываются от нас. Это меня тяжко озадачивало всё время. Ведь должен же только я отвечать перед всеми и за культурный уровень книги, и за вкус составителя. Мой друг [Иван] всегда решительно отказывался изменить хотя бы букву о Латвии [под давлением советского полпредства. – Г. Р.], говоря, что всё так нужно, и, понятно, я не мог возражать, ибо он как редактор должен знать. И, может быть, я ошибаюсь, м.б., прав Иван, говоря – теперь Армагеддон, переходное время, когда пройдёт, то будем думать о высшем качестве, ибо это даётся для народа. Но кто же явится её читателем? Знаю, теперь весь мир в огне и надо спешить всемерно. Хотя мне и видятся некоторые диссонансы в книге, но, зная всю необходимость её, я защищал её и буду утверждать всеми силами, и эта задача трудная, тем более что Иван не желает, чтобы дали осведомление, и Вы знаете теперешнее сознание некоторых членов, но буду всеми силами способствовать пониманию и единению. Притом Вы знаете, что решительные испытания наступают для многих, для всех нас. Живу меж двух огней, и всем надо давать логическое объяснение, но так как строительством ведают оба друга, то не могу мешать и их тактике, хотя иногда и больно; по моему мнению, все сознания надо чутко подготовить, но в этом именно оба друга должны помочь. Но, конечно, не из-за тех или иных трудностей послали телеграмму, хотя и мы с Е.Я. собирались когда-нибудь написать Вам общее письмо о моём и её положении, но – в связи с переживаниями последних дней.
Каждое мгновение думаю, что означает для меня Указание: проявить мужество и твёрдость. Также моя ежедневная молитва была: Даруй мне разумение! Моя супруга переживала в эти дни сильнейший нервный кризис. Она неделями по ночам почти не спала. Я был в постоянной тревоге за неё, опасался даже за её жизнь и пр. Она ужасно мучилась, случайно узнав о всей книге. Говорила, что признательна Щиту, но её приводил в смятение идефикс[1] о стремлении обоих к полной очевидности, что они совсем не думают, как Вы говорите в своём письме от 8 февраля, что перекладывают ответственность на других, что нечестно не поведать и другим, и пр., и я всем своим существом старался её разубедить, но не мог. Понятно, это лучше всего мог бы один из друзей, если б лишь один вечер терпеливо и спокойно побеседовал с ней, смущение могло бы рассеяться, ведь и здесь лишь громадные недоразумения! Моя супруга потом говорила и с другими друзьями и отчасти успокоилась, хотя её нервное состояние всё же вызывает тревогу. Жду, когда скоро поедем на взморье, надеюсь, что перемена подействует положительно.
Спасибо за письмо Н.К. от 16 марта, слова о Гаральде и Иване прочту и другим, чтобы утвердить в сознании; Иван, из-за некоторой своей скрытности, и не желая делиться, имеет и непонимающих. Уверен, что после волны наше взаимопонимание усилится. Переживаем самое нагнетённое время.
Шлю Вам мои сердечные мысли,
преданный Вам,
Р. Я.
_______
Примечания
