24.03.1932 1 Ю.Н.Рерих Л.Хоршу
Материал из Энциклопедия Агни Йоги.
| Информация о письме |
|---|
|
Ю.Н.Рерих – Л.Хоршу*
24 марта 1932 г. Наггар
Уважаемый Г-н Хорш!
Я с интересом прочел Ваше описание беседы с д-ром Мерриллом и рад, что он понимает это дело. Ни д-р Меррилл, ни я ничего не знали о личности д-ра Кельца, когда он был рекомендован д-ру Мерриллу Мичиганским университетом. В то время других кандидатур не было.
Без сомнения, д-р Кельц попытается представить дело так, как будто мы хотели закрыть работу Института. Мне было доложено, что он распространяет слухи, как будто Институт закрывается! Кстати, ничто так не далеко от правды, как это преднамеренное ложное заявление.
Вы уже знаете, что ярость д-ра Кельца вызвал наш запрет на его поездку в долины в декабре – январе. Когда я приехал в штаб-квартиру Института в декабре 1930 г., я попросил его представить примерную финансовую смету и планы каждой полевой экспедиции. К сожалению, он не сделал этого во время своей поездки в долину Кангра и в Лахор в январе 1931 г., и Вы знаете, как мы удивились, когда нашли его на границе Пенджаба и Раджпутаны – районе, никак не входящем в зону наших интересов. Его длительное пребывание в Лахоре и странная привычка настаивать, что его местный помощник должен путешествовать первым классом (а не вторым) вместе с ним, привели к значительному превышению бюджета. Чтобы избежать подобных случаев в будущем, я снова попросил д-ра Кельца представлять смету и планы каждой будущей экспедиции. Это было сделано в случае с Западно-Тибетской экспедицией летом 1931 года, и с хорошими результатами. Осенью 1931 года д-р Кельц настоял, чтобы снова поехать в Рампур Бешахр, что было санкционировано, хотя я лично предпочел бы понаблюдать за его работой в Кулу в течение октября и провести ноябрь и декабрь в разборе ботанических коллекций, привезенных из Западного Тибета. После возвращения из Рампура д-р Кельц сказал мне, что он собирается поехать зимой в Кумаон и на границу с Непалом. Я ответил, что наш бюджет не предусматривает подобной экспедиции, и, более того, экспедицию в Кумаон должным образом и с пользой можно осуществить только весной, летом и ранней осенью, но никак не в зимние месяцы. Затем д-р Кельц продолжил приготовления к поездке в Лахор, не спросив у меня разрешения и лишь походя упоминая о своих ближайших планах. Он сказал мне, что собирается в Лахор к зубному врачу, и, казалось, оставил свою идею поездки в долину на охоту. Он не выдвигал никаких письменных предложений. В то же время мы заметили его очень странное поведение в отношении деодаровых деревьев (пожалуйста, посмотрите наши меморандумы и письменное заявление старосты деревни) и его наглое поведение 20 декабря во время разговора со мной. Перемена его отношения была очевидной. 26 декабря у меня состоялся разговор с Кельцем очень неприятного характера. Мне пришлось сказать ему, что мы не можем разрешить ему поездку в долины, поскольку он не представил плана подобной экспедиции и нам пришлось сосредоточить наши усилия на предложенной им летней экспедиции в Спити и прилегающий район. Никакого недопонимания программы не было, поскольку и программы не было представлено. Он был очень взвинчен, использовал непозволительные выражения, обвинял нас в ненаучном поведении (?) и, как Вы знаете, даже оскорблял нашего Президента-Основателя. При таких условиях всякие дальнейшие дела с д-ром Кельцем стали совершенно невозможны. Мы были вполне готовы обсудить научные планы, но когда такие дискуссии сопровождались клеветой и непозволительными выражениями, они становились неуместными. Институт – это не место, чтобы учить людей хорошим манерам, и хочется ожидать от научного сотрудника по меньшей мере цивилизованного отношения! Вы имеете копии всей корреспонденции между д-ром Кельцем и мной, и, я надеюсь, покажете их д-ру Мерриллу. В конце концов, существуют определенные этические и моральные требования, обязательные для всех членов научной организации.
Д-р Кельц очень небрежно относился к составлению этикеток ботанической коллекции. В большинстве случаев он не указывал местные названия собранных растений. Возможно, у него есть такой список, но только он скрывает его от меня, и в этом случае я искренне надеюсь, что доктор Меррилл будет более успешен в его изъятии. Запись местных названий – крайне важная вещь для надлежащей идентификации коллекций и очень помогает изучению местной фармакопеи. В некоторых случаях я просил д-ра Кельца быть предельно аккуратным в записи местных названий, советуя ему заставить его местного ассистента записывать эти названия на урду или на тибетском, и затем фонетически записывать их так, как он сам слышал их произношение. Это требование могло легко проводиться в жизнь, если бы не отвращение Кельца к письменному слову и установленному порядку. В начале его работы у него был ассистентом бабу[1] Готаманатх, который мог писать на английском и урду, а на позднем этапе полевой работы Кельцу помогал Такур Рупчанд, который достаточно свободно пишет на урду. Более того, большинство медицинских работников Лахула или Ладака умеют писать по-тибетски. Меня больше всего интересует эта работа, ибо она необычайно нужна для перевода тибетских медицинских и ботанических текстов. Я намереваюсь внести эти названия в тибетско-английский словарь, который сейчас готовится для Института ламой Мингиюром и мной. Я сам собрал значительное число тибетских названий растений. Если д-р Меррилл захочет иметь этот список, я с радостью пошлю ему экземпляр. Ботаническая коллекция, отправленная в Парижский Ботанический сад, была послана без каких-либо полевых ярлыков или указаний на место происхождения коллекции! Профессор Мангин, директор Ботанического сада, и профессор Лемуан жаловались, что коллекция не имеет научной ценности, если на ней нет ярлыков. Когда я сказал д-ру Кельцу об этой просьбе, он воспринял это в своей обычной наглой манере, заявив, что парижские ученые просто прячут таким образом свое невежество и неспособность произвести идентификацию! Письмо Кельца ко мне о просьбе доктора Меррилла (копия которого есть у Вас) как раз в его духе и свойственной ему манере постоянно возражать любым указаниям. Мы всегда были готовы сотрудничать с ним, разрешили ему частным образом коллекционировать тибетские тханки и изображения и не вмешивались в его работу. В результате он начал пользоваться льготами Института в своих собственных интересах и даже строил планы своей собственной исследовательской организации! Он настроил слуг Института против хозяев, клеветал на имя Института и его персонал местным жителям в долине, называл себя пайщиком (?) Института и владельцем здания штаб-квартиры, и, наконец, проследовал в Лахор с намерением оклеветать цели Института. Я уж не говорю о его личной коллекции тибетских медицинских книг и о незаконном присвоении ружей Института. Конечно, мы не могли позволить ему коллекционирование для какой-либо третьей стороны, и это было ему разъяснено перед его отъездом в Америку. Все проблемы начались оттого, что мы настаивали на ботанической стороне нашей работы, на необходимости выполнять указания доктора Меррилла и содержать коллекции в порядке.
Его желание поселиться в долине ставит нас в весьма затруднительное положение. Как Вы знаете, местное Правительство против роста европейского населения в долине, поскольку это может ущемить права местного населения. Во время наших предварительных переговоров с властями меня часто спрашивали, собираемся ли мы превратить наших штатных сотрудников в поселенцев. Я чувствовал, что власти очень против такого поворота дела, а действия д-ра Кельца только создали подозрения. Штатный сотрудник может много лет прожить в долине и тем не менее не быть поселенцем, однако покупка земли полностью меняет его статус.
Его незаконные действия в случае с ружьями и боеприпасами, принадлежащими Институту, включая то, что он оставил их местному жителю (пусть даже и имеющему разрешение), конечно же, непозволительны. Нам очень повезло, что мы узнали местонахождение ружей и известили власти.
Пожалуйста, доведите вышеизложенные факты до сведения д-ра Меррилла, так как, я чувствую, он должен быть подробно информирован о ситуации.
С наилучшими пожеланиями,
Сердечно Ваш.
Примечания
