Н.К.Рерих. Зажигайте сердца. САМОЕ ПЕРВОЕ
Материал из Энциклопедия Агни Йоги.
(Новая: <p align=center style='margin-top:6.0pt;margin-right:0cm; margin-bottom:6.0pt;margin-left:0cm;text-align:center;text-indent:0cm'><img width=193 height=234 src="nk_zs.files/image011.jpg...) |
|||
| Строка 2: | Строка 2: | ||
<p align=center style='margin-top:6.0pt;margin-right:0cm; | <p align=center style='margin-top:6.0pt;margin-right:0cm; | ||
| - | margin-bottom:6.0pt;margin-left:0cm;text-align:center;text-indent:0cm'> | + | margin-bottom:6.0pt;margin-left:0cm;text-align:center;text-indent:0cm'>[[Изображение:image011_64.jpg]]</p> |
| - | + | ||
<p> </p> | <p> </p> | ||
| Строка 47: | Строка 46: | ||
<p align=center style='margin-bottom:6.0pt;text-align:center; | <p align=center style='margin-bottom:6.0pt;text-align:center; | ||
| - | text-indent:0cm'> | + | text-indent:0cm'>[[Изображение:image012_64.jpg]]</p> |
<p style='background:white'> </p> | <p style='background:white'> </p> | ||
| Строка 211: | Строка 210: | ||
<p align=center style='margin-top:30.0pt;margin-right:0cm; | <p align=center style='margin-top:30.0pt;margin-right:0cm; | ||
margin-bottom:6.0pt;margin-left:0cm;text-align:center;text-indent:0cm; | margin-bottom:6.0pt;margin-left:0cm;text-align:center;text-indent:0cm; | ||
| - | page-break-before:always'> | + | page-break-before:always'>[[Изображение:image013_64.jpg]]</p> |
| - | + | ||
<p style='margin-top:18.0pt;margin-right:0cm;margin-bottom:12.0pt;margin-left: | <p style='margin-top:18.0pt;margin-right:0cm;margin-bottom:12.0pt;margin-left: | ||
Версия 19:02, 3 марта 2012
Юрий ГАГАРИН, космонавт. Из бортжурнала. 12 апреля 1961 года
Лучи просвечивали через земную атмосферу, горизонт стал ярко-оранжевым, постепенно переходящим во все цвета радуги: к голубому, синему, фиолетовому, черному. Неописуемая цветовая гамма! Как на полотнах художника Николая Рериха.
Леонид ЛЕОНОВ, писатель
В особенности люблю раннего Рериха, – он для меня как бы полное сладостных и пророческих видений окно детства – собственно моего и моего народа. И всегда были близки мне его мысли и мечтания о свободном от зла и непогоды, светлом и чистом человечестве, – но еще ближе его страх утерять некое вечное сокровище, которое мы постепенно, незаметно и запросто разучиваемся ценить.
Дмитрий БЛОХИНЦЕВ, академик
Живопись Н. Рериха «неканоническая». Но искусство не ремесло. Оно не признает канонов. Искусство есть открытие – видение мира, не всеми обнаруживаемое.
Н. Рерих открыл людям красоту подвига и красоту гор. Кто видел наш Памир или Тибет, тот понимает, насколько реальны фантастические полотна Рериха. В них есть и другая сверхважная черта – они мудры. Они настойчиво напоминают нам, что суета не лучшая форма жизни.
Николай Константинович Рерих[1] родился 27 сентября (9 октября) 1874 года в Петербурге. Его отец, Константин Федорович, был известным нотариусом, прогрессивным общественным деятелем, принимавшим участие в подготовке реформы по освобождению крестьян; состоял членом Вольно-экономического общества, возглавлял петербургское Общество имени Тараса Шевченко. Мать художника, Мария Васильевна, урожденная Калашникова, была коренной псковитянкой. Род Рерихов древнескандинавский, обосновавшийся в России при Петре I.
Лучшие детские и юношеские воспоминания Рериха связаны с поместьем отца Изварой[1] под Петербургом, в сорока верстах от Гатчины. Здесь будущий художник приобщился к природе, которая, как он сам признавался, заменяла ему все. Глубокая и нежная любовь к рощам и лесным озерам, сумрачным оврагам и залитым солнцем холмам, к облакам и звездам определила характер и направление творчества Рериха.
Атмосфера родительского дома была для развития мальчика благоприятна: богатая библиотека, стремление родителей приобщить детей к естественным наукам, истории, литературе, музыке, встречи с Д. Менделеевым, монголоведами А. Позднеевым и К. Голстунским, юристом и историком К. Кавелиным и многими другими известными современниками.
Первым на художественную одаренность мальчика обратил внимание друг семьи Рерихов известный скульптор и график М. О. Микешин. Он же, по сути дела, стал и первым его учителем. Однако Рерих-старший видел в сыне будущего юриста, а не художника и рассчитывал со временем передать ему свою нотариальную контору.
Мальчиком рано завладела романтика старины. Этому способствовало чтение книг о Ледовом побоище, Куликовской битве, про изгоя Ростислава, Сергия Радонежского, Минина и Пожарского, Суворова, Кутузова... Они поведали Рериху о героической истории народа и заложили глубокую основу его любви к родному прошлому.
С малых лет приобщился он к театру. Сохранились программы пьес, поставленных на гимназической сцене, в которых играл Рерих: Жевакина в «Женитьбе» Н. Гоголя, Васю, племянника Смурова, в «Утре молодого помещика» А. Островского, и других. Столь же рано вошла в жизнь Рериха музыка, которую он тонко чувствовал и понимал: позже он даже собирал народные песни. Все это оказало большое влияние на его творчество.
Рериху было десять лет, когда в Извару приехал известный археолог Л. Ивановский для проведения исследований в ее богатых историческим прошлым окрестностях. Ученый брал мальчика на раскопки, которые произвели на него огромное впечатление. Археология навсегда стала для Рериха источником творческого вдохновения, средством проникновения сквозь «вековой туман в тридесятое царство». Он участвовал в раскопке множества курганов и древних городищ в разных местах России, сопровождая исследования массовыми опросами крестьян, изучением местных обычаев, преданий, поверий и обобщая богатейшие материалы в книгах, статьях, лекциях. На склоне лет художник писал: «Какая это живая, нужная для всех соображений наука – археология».
В 1883 году Рерих успешно выдержал экзамены в одну из лучших частных гимназий Петербурга – гимназию фон Мая. К. И. Май был опытным педагогом, любовью к географии Рерих во многом обязан был ему. До шестого класса Рерих проходил весь школьный курс на немецком языке. Вместе с ним учились будущие известные художники А. Бенуа и К. Сомов.
Окончив в 1893 году гимназию, Рерих поступает сразу в два высших учебных заведения – Академию художеств и в университет. Отец настоял на юридическом факультете, хотя юноше был гораздо желаннее исторический; однако лишь при этом условии ему разрешили держать экзамены и в Академию художеств.
Время поступления в академию оказалось удачным: именно в 1883 году главную роль в старейшем учебном заведении России стали играть художники-передвижники. Репин возглавил мастерскую исторической живописи. А. Куинджи – пейзажной, A. Кившенко – батальной, В. Маковский – жанровой. В состав членов академии вошли также В. Суриков, В. Поленов, B. Васнецов, М. Антокольский, В. Беклемишев. Теперь студенты могли выбирать себе руководителей по своим вкусам и наклонностям.
Здесь, в Академии художеств, нашел себе Рерих «учителя не только живописи, но всей жизни» – Архипа Ивановича Куинджи.
Всего три года преподавал Куинджи в академии. За эти три года его школу прошли будущие замечательные художники – Н. Рерих, А. Рылов, К. Богаевский, В. Пурвит, Ф. Рущиц, А. Борисов, И. Химона, Я. Латри и другие.
Что же было характерным для школы Куинджи? Подлинное творчество, считал учитель, немыслимо без яркой индивидуальности. Поэтому развитие и оберегание творческой индивидуальности учеников было для Куинджи постоянной заботой.
Обучение творчеству под руководством Куинджи основывалось на самом пристальном и кропотливом изучении природы. Однако учитель протестовал против непосредственного использования во время работы над картиной написанных с натуры этюдов: для картины, по его убеждению, годилось только то, что запечатлелось в памяти.
Искусство и жизнь Куинджи рассматривал как одно целое. Он не мог себе представить, чтобы среди художников были люди непорядочные или пассивные и чтобы искусство не было народным и общедоступным.
Ученики Куинджи стремятся выразить свое отношение к изображаемому широко, масштабно, энергично. Открытые, звучные тона, уверенное письмо отличают творческую манеру многих из них, так же как и склонность к эпическому показу природы.
Поразительна эволюция творчества Рериха за время учебы в академии – от совсем ученических рисунков и этюдов до дипломной картины «Гонец. Восстал род на род».
С благодарностью вспоминал Рерих и другого своего учителя – французского художника Фернана Кормона, известного своими монументальными картинами на исторические темы. «У вас, в России, так много прекрасного и характерного, и ваш долг, русских художников, почувствовать и сохранить это», – говорил Кормон Рериху, крепко запомнившему его наказ. Это было в 1900 –1901 годах в Париже, по возвращении из которого Рерих выступил с полотнами «Заморские гости» и «Идолы», ставшими вскоре популярными.
Художественные особенности этих картин, выразительных по композиции, лаконичных по рисунку, декоративных по цвету, крепко связаны с народным искусством, с национальными традициями русской живописи. Они стали первыми произведениями, в которых так ясно определились основные черты творческой манеры зрелого Рериха.
Осенью 1901 года произошло в жизни Рериха знаменательное событие: его женой стала Елена Ивановна Шапошникова, правнучка полководца М. И. Кутузова, двоюродная племянница композитора М. П. Мусоргского. Ладой – ласковым древнерусским словом, означающим «милая», «любезная», звал ее Николай Константинович. Елена Ивановна была не только его верным другом и помощником, но в какой-то степени соавтором многих работ: вместе они намечали новые темы, обсуждали начатые художником полотна.
В творчестве Рериха изобразительное искусство и литература нерасторжимы, они часто объясняют и дополняют друг друга. Он написал множество стихов, сказок, притч, очерков, фельетонов, статей. Его так называемые «листы дневника» – колоритные по слогу, образные и лаконичные повествования, в совокупности составляющие как бы одно большое мозаичное произведение, цельное и законченное.
Тяга к литературному творчеству проявилась у Рериха очень рано, в детские годы. Став известным художником, он продолжал выступать и как писатель. Первое время он по нескольку раз перерабатывал черновики рукописей; с годами стал писать сразу набело, редко потом изменяя написанный текст. И это не потому, что стал к себе менее требовательным: Рерих заранее вынашивал, продумывал до деталей будущее произведение – как литературное, так и художественное; он обладал замечательной памятью и, начиная работать, видел внутренним взором свое будущее произведение уже завершенным.
САМОЕ ПЕРВОЕ
На Васильевском славном острове,
Как на пристани корабельные,
Молодой матрос корабли снастил
О двенадцати белых парусах.
Тонким голоском пелась старинная петровская песня. А кто пел? Того не помню. Вернее всего, Марья Ильинишна, старушка, «гаванская чиновница», приходившая из Галерной гавани посидеть с больным, сказку сказать и о хозяйстве потолковать.
Так и жили на Васильевском острове, на набережной против Николаевского моста. Наискось было новое Адмиралтейство. На спуск военных судов приходили крейсеры и палили прямо нам в окна. Весело гремели салюты, и клубились белые облачки дыма. На набережной стоял памятник адмиралу Крузенштерну. Много плавал, открыл новые земли. Запомнилось о новых землях.
А вот и первое сочинение – песня: «Садат бадат огинись азад. Ом коську диют, тебе апку дудут». Дядя Коркунов за такое сочинительство подарил золотые папочные латы. Двух лет не было, а памятки связались с Изварою, с лесистым поместьем около станции Волосово, в сорока верстах от Гатчины.
Все особенное, все милое и памятное связано с летними месяцами в Изваре. Название от индусского слова «Исвара». Во времена Екатерины неподалеку жил какой-то индусский раджа.
Дом изварский старый, стены, как крепостные, – небось и посейчас стоит. Все в нем было милое. В прихожей пахло яблоками. В зале висели копии голландских картин в николаевских рамах. Большие угольные диваны красного бархата. Столовая ясеневая. Высокий стенной буфет. За окнами старые ели. Для гостей одна комната зеленая, другая – голубая. Но это неважно, а вот важно приехать в Извару. Шуршат колеса ландо по гравию. Вот и белые столбы ворот. Четверка бежит бойко. Вот-то было славно! Желанка, Красавчик, Принц и Николаевна. Кучер Селифан. Деревни – Волосово, Захонье, Заполье – там даже в сухое время лужи непролазные. От большой дороги сворот в Извару.
Ландо шуршит по гравию мимо рабочего двора, среди аллей парка. А там радость. За березами и жимолостью забелел дом. И все-то так мило, так нравится, тем-то и запомнилось через все годы.
Нужно сразу все обежать. Со времен екатерининских амбар стоит недалеко от дома – длинный, желтый, с белыми колонками. Должно быть, зерно верно хранится подле хозяйского глаза. По прямой аллее надо бежать к озеру. Ключи не замерзают зимою. Дымятся, парят среди снегов. Вода светлая и ледяная. Дикие утки и гуси тут же у берега. На берегу озера молочная, из дикого камня – очень красиво, вроде крепостной стены. Такой же старинной постройки и длинный скотный двор. Быки на цепях. К ним ходить не позволено. Такие же длинные конюшни. За ними белое гумно, картофельные погреба. Один из них сгорел. Остались валы – отлично для игры в крепость.
После города первый обход самый занятный. Все опять ново. Назавтра опять станет хотя и милым, но обычным. А в первый день – все особенное. Новые жеребята, новые щенки, новый ручной волк. Надо навестить Ваську и Мишку – малышей вроде шотландских пони. Их потом подарили казенному лесничему, а ведь они считались моими.
Вот бы припомнить самое первое! Самое раннее! Тоже из самого раннего: старинная картина – гора при закате. Потом оказалось не что иное, как Канченджунга[1]. Откуда? Как попала? В книге Ходсона[1] была подобная гравюра. Картина с гравюры или гравюра с картины? Были кой-какие старинные вещи, но их как-то не ценили. В те годы отличную мебель выбрасывали на чердак и заменяли мягкою бесформенностью.
Вот бы вспомнить что-нибудь самое первое! Самое раннее! Вспомнишь и то и другое, но все это не самое первейшее.
Лист дневника № 2
1937 г.
Примечания
