Напутствие бессмертным. КАРМИЧЕСКИЕ ВИДЕНИЯ

Материал из Энциклопедия Агни Йоги.

<< предыдущий параграф - оглавление - следующий параграф >>

КАРМИЧЕСКИЕ ВИДЕНИЯ

Приложение 1

Как грустно – Никогда!

Как сладко – Никогда!

Как странно – Никогда!

На валуне замшелом сидя у ручья,

Лишь сорную траву повсюду видел я;

И вдруг почувствовал –

кровь прилила к вискам,

И слезы хлынули, подобно ручейкам.

Где дни счастливые? – Исчезли без следа.

Когда вернется счастье? – Никогда!

А.Теннисон. Жемчужина

I

Лагерь заполнен боевыми колесницами, лошадь­ми и легионами длинноволосых солдат...

Королевский шатер выделяется среди прочих варварским великолепием. Его полотняные стены провисают под тяжестью навешанного на них ору­жия. В центре его, на возвышении, стоит покры­тый шкурами трон, на котором восседает огромный, дикого вида воин. Он любуется захваченными в бою пленными, которых вереницей проводят перед ним. Их судьба целиком зависит от прихоти бессердечного деспота.

Но вот одна пленница обращается к нему со страстной обличительной речью... Он слушает с напускным спокойствием, но глаза его постепенно наливаются кровью от ярости, а мужественное лицо искажает злобная и жестокая гримаса. Весь его об­лик: испепеляющий взгляд, спутанные волосы, наполовину прикрывающие нахмуренный лоб, дород­ное тело с напрягшимися сухожилиями и пальцы рук, впившиеся в поверхность щита, лежащего на правом колене, – все свидетельствует о затаенной ярости, заметив которую один седовласый воин сказал своему соседу:

«Святой прорицательнице не стоит рассчитывать на милость Хлодвига!»

То была старая женщина с выцветшими растре­панными волосами, ниспадавшими на худые плечи. Она стояла между двумя воинами-бургундцами, гор­дый и бесстрашный взгляд ее вдохновенных черных глаз был устремлен прямо в жестокое лицо коварного сына Хильдериха – бывшего принца, а ныне – ко­роля франков.

«Сейчас ты велик и могуч, король, – звучал ее громкий, звенящий голос, – но дни твои сочтены, и жить тебе осталось всего три года. Ты родился на свет злодеем... ты предал своих друзей и союзников и у многих отнял короны, принадлежавшие им по праву. Ты перебил своих ближайших родственников; к копью и мечу – оружию честного боя – ты все­гда добавлял кинжал, яд и измену; трепещи же ныне перед служительницей, Нертус!..^[1]»

«Ха-ха-ха!.. Старая ведьма! – засмеялся король недобрым, зловещим смехом. – Поистине ты выпол­зла из брюха своей богини-матери. Ты не боишься моего гнева? Хорошо. Но еще меньше мне страшны твои глупые угрозы... Ведь я – крещеный христиа­нин!»

«Да, да, – подхватила сивилла, – все знают, что Хлодвиг отрекся от богов своих предков, что он не верит больше предостерегающему голосу белого ко­ня Солнца и из страха перед алеманнами приполз на коленях в Реймс к Ремигию^[1], прислужнику назореян. Но разве твоя новая вера сделала тебя луч­ше? Разве не убивал ты своих братьев, которые так верили тебе, и до, и после своего отступничества? Разве не клялся ты в дружбе Аларику, королю ве­стготов, которого ты предательски заколол копьем в спину, когда он храбро сражался с врагами? Или, может, это твоя новая вера и новые боги под­сказали твоей черной душе плести козни против Теодориха^[1], который не считает тебя равным себе?.. Берегись, Хлодвиг, берегись! Ныне восста­ли на тебя боги твоих предков! Берегись, говорю я тебе, ибо...»

«Женщина! – воскликнул в ярости король. – Женщина, оставь свою глупую болтовню и ответь мне: где сокровища, которые твои друзья – при­служники Сатаны – собирали в своей священной роще и спрятали, когда их изгнал оттуда святой Крест?.. Только ты это знаешь. Отвечай, или, кля­нусь небесами и преисподней, я забью тебе в глот­ку твой поганый язык!..»

Но она как будто не заметила угрозы и так же спокойно и бесстрашно продолжала свою речь, слов­но король и не говорил ей ничего.

«...Боги говорят, что ты проклят, Хлодвиг!.. Ты снова родишься на свет в окружении твоих нынеш­них врагов, и тогда на тебя обрушатся все страдания, которым ты подвергаешь теперь невинных людей. И вся та сила и власть, которую ты у них отнял, будет ждать тебя впереди; ты будешь тянуться за ней, но так и не достанешь!.. Тебя ждет...»

Но прорицательница так и не успела рассказать Хлодвигу о наказании, ожидающем его в будущей жизни.

Со страшными проклятьями, похожий на разъя­ренного зверя, король вскочил со своего покрытого шкурами трона, бросился, как леопард, на свою не­счастную жертву и одним ударом сбил ее с ног. Обернувшись, схватил он свое острое, смертоносное копье, а «святая» из племени солнцепоклонников ус­пела в это время выкрикнуть свое последнее про­клятье:

«Проклинаю тебя, враг Нертус! И пусть твои предсмертные муки будут десятикратно тяжелее моих!.. Пусть великий закон отомстит...»

И тут тяжелое копье пронзило горло несчастной, пригвоздив к земле ее голову. Фонтан горячей кро­ви вырвался из зияющей раны, забрызгав несмыва­емыми алыми пятнами короля и его солдат...

II

Время – путеводная веха для богов и людей в безграничном просторе вечности, убийца, пожираю­щий собственных детей и самую память человече­скую, непрестанно движется вперед беззвучными шагами через зоны и века... И среди миллионов других Душ перерождается та самая Душа-Эго: для радости или для страданий, кто знает?! Пленница своей новой человеческой Формы, она растет вме­сте с нею, пока обе они наконец не узнают о су­ществовании друг друга.

Безмятежны годы цветущей юности, не знающей ни нужды, ни скорби. Она не знает ни прошлого, ни будущего. Для нее существует только лишь ра­достное настоящее, ибо Душа-Эго даже не догадывается о том, что когда-то жила в других человеческих оболочках и что когда-нибудь вернется сюда снова. Ей не хочется задумываться даже о завтраш­нем дне.

Ее Форма спокойна и довольна. До сих пор она еще не доставляла Душе-Эго сколько-нибудь серьезных неприятностей. И счастье ее обусловлено вечно невозмутимым и доброжелательным спокойствием ее характера, которое она распространяет вокруг себя повсюду, где бы ни появилась.

Это и в самом деле очень благородная форма, и сердце ее действительно преисполнено благожела­тельности. Никогда еще она не становилась причи­ной сильных потрясений для Души-Эго и вообще ни разу серьезно не нарушала спокойствия своего вла­дельца.

Первые две дюжины лет пролетают незаметно, как долгая, но приятная прогулка по залитым солнечным светом дорогам жизни, окруженным вечно цветущими розами, у которых нет шипов. Редкие горести, выпадающие в это время на долю близне­цов – Формы и Души, представляются им скорее бледным светом холодной северной луны, за преде­лами которого тени кажутся еще чернее, нежели непроглядной темнотою ночи – ночи безнадежности и отчаяния.

Сын государя, рожденный, чтобы унаследовать когда-нибудь королевство своего отца, окруженный с колыбели уважением и почестями, обреченный на всемирное признание и уверенный во всеобщей люб­ви, – чего еще может желать Душа-Эго для Фор­мы, в которой ей предстоит жить?

И Душа-Эго просто наслаждается жизнью, спо­койно разглядывая панораму вечно меняющегося окружающего мира из своей неприступной башни через два широко распахнутых окна – два добрых голубых глаза любящего и милосердного человека.

III

Но однажды дерзкий и жестокий враг начал уг­рожать владениям его отца, и варварские инстинкты средневекового воина снова пробудились в Душе-Эго. И вот она покидает свой цветущий мир грез и заставляет земное Эго взять в руки клинок, уверяя его в том, что это необходимо для защиты его страны.

Так, заставляя друг друга действовать, они раз­громили врага и покрыли себя славой. Надменный враг был растоптан и унижен. За этот подвиг история увенчала их неувядаемыми лаврами, положенными доблестным победителям. Они растерзали повержен­ного недруга и превратили маленькое королевство своего отца в великую империю. И тогда, убедив­шись в том, что на этот раз им не удастся достичь большего, вернулись в свое уединение – к себе до­мой, в свой мир грез.

Следующие три пятилетия Душа-Эго провела в своей уютной башне, лучезарно улыбаясь из ее окон окружающему миру. Небо над ее головой было, как и прежде, безоблачным, а горизонт уст­лан неувядаемыми, как ему казалось, цветами силы и здоровья. Жизнь представлялась безмятежной, как зеленый весенний луг...

IV

Но в любой жизненной драме всегда припасен про запас «черный день». Его не миновать ни коро­лю, ни нищему. Он оставляет след в судьбе любого смертного, рожденного земною женщиной; и его нельзя ни прогнать, ни обмануть, ни умилостивить. Здоровье – это капля росы, которая падает с неба, чтобы оросить земной цветок лишь на заре его жиз­ни – в весеннюю и летнюю пору... Век росинки недолог, и вскоре она возвращается туда же, откуда пришла, – в невидимые сферы.

Как часто внешней красотою

Бывает тайный скрыт порок.

Так розу исподволь порою

Незримый точит червячок...

Песок в часах, отсчитывающих время человечес­кой жизни, начинает сыпаться быстрее. Червячок уже погубил цветок здоровья, поразив его сердце­вину. И вот в один ужасный день сильное тело оказывается прикованным к тернистому ложу не­отступной боли.

Душа-Эго больше не лучится улыбками. Теперь она молча сидит и с грустью смотрит на мир из сво­ей темницы, и мир кажется ей мрачным, потому что на него наброшен саван страдания. И Душа видит в этом сумраке приближение вечной ночи.

V

Прекрасен берег внутреннего моря! Бесконечную цепь изрезанных прибоем черных скал окаймляют золотые пляжи и голубые воды залива. Их гранит­ная грудь стойко выносит жестокие удары северо-за­падного ветра, защищая виллы богачей, гнездящие­ся у их подножия с внутренней стороны. А на откры­том побережье сгрудились наполовину развалившиеся хижины бедняков. Их грязные стены, кажется, вот-вот рухнут под напором ветра и яростных волн. Но они лишь исполняют великий закон: выживает силь­нейший. Так для чего же тогда заботиться о них?

Прекрасно утро, когда первые золотисто-янтарные лучи солнца целуют величественные береговые ска­лы, когда трепещет, почувствовав ласковое прикос­новение света, розовый бутон, а земля и небо улыб­ками приветствуют друг друга. Прекрасна песня жа­воронка, только что пробудившегося от сна в своем теплом гнездышке и пьющего утреннюю росу из рас­крывшихся цветов. И только Душа-Эго печально взирает на красоту просыпающейся природы, сидя на тахте подле широкого окна эркера.

Приближается полдень, тень от солнечных часов медленно, но верно подползает к отметке, указую­щей послеобеденный отдых, и наступает покой! Жар­кое солнце разгоняет облака, воздух становится про­зрачным, последние лоскутки утреннего тумана цеп­ляются за вершины гор, но и там не находят спасе­ния. Вся природа отдыхает, разморенная полуденной жарой. Смолкает щебет пернатых стай: пестрые кры­лья птиц безвольно опускаются, отягощенные дре­мотой головы склоняются вниз. Жара усыпляет всех. Даже утренний жаворонок снова устраивается в своем гнезде, свитом у обочины в кустах, посреди цветоч­ного моря, под ветвями граната и душистого среди­земноморского лавра. Неугомонный певец на время забывает о силе своего голоса.

«Завтра утром он будет петь так же радостно, как и сегодня! – вздыхает Душа-Эго, прислушиваясь к затухающему жужжанию насекомых над зеленым дерном. – А что будет завтра со мной?»

Пропитанный ароматами цветов ветерок едва рас­качивает верхушки деревьев, обступивших виллу плотной стеной. Но взгляд Души-Эго останавлива­ется на одиноко стоящей пальме, поднявшейся из трещины в замшелой скале. Когда-то прямой, ци­линдрический ствол изогнулся и растрескался под еженощными ударами все того же северо-западного ветра. Огромные листья устало поникли, и голубоватый спокойный воздух не в силах взбодрить их, несмотря на все свои старания. Все тело пальмы тре­пещет от ветхости, и кажется, что нового порыва ветра она уже не выдержит – переломится пополам.

«И тогда ее ствол рухнет в море. Когда-то это была величественная пальма, но скоро ее не будет», – говорит сама себе с тоскою Душа-Эго, привычно глядя из окна.

К вечеру холодная старая вилла снова оживает. Тень от солнечных часов с каждой минутой становит­ся все длиннее, и живая природа в эти прохладные часы, предшествующие наступлению ночи, активизи­руется как никогда в течение дня. Птицы и насеко­мые щебечут и жужжат последние предзакатные гим­ны вокруг высокой и все еще крепкой Формы, ко­торая медленно прогуливается перед сном по гравий­ным дорожкам. На сей раз ее тяжелый, тоскующий взгляд направлен на лазурную гладь спокойного моря. Солнечные лучи исполняют на его поверхности свой прощальный танец, и залив сверкает, как украшен­ный бриллиантами синий бархатный ковер. Море, спокойное и ласковое в своей обманчивой красоте, до самого горизонта раскинуло, подобно огромному зер­калу, свои прохладные воды, соленые и горькие, как человеческие слезы. Его предательское спокойствие напоминает сон огромного чудовища, никому не рас­крывающего мрачные тайны своих бездонных глубин. И разве море – не одна бескрайняя могила для мил­лионов людей, сгинувших в его пучине

«Без слов напутственных, без урны гробовой»^[1]?

К нему печальные останки некогда благородной Формы направили свои шаги, потому что знали – скоро пробьет и их час, и мерный похоронный звон возвестит о том, что душа отлетела наконец от своей оболочки. Весть о кончине последней разнесется по свету миллионами трубных гласов. Все будет обстав­лено с должной торжественностью: короли, принцы и прочие сильные мира сего сочтут своим долгом присутствовать на похоронах или же пришлют своих представителей, которые со скорбным выражением лиц выразят соболезнование тем, кого покойный ос­тавил на земле...

 «Хоть в чем-то мне повезет больше, чем этим – "без слов напутственных, без урны гробовой"», – горько усмехнулась про себя Душа-Эго.

Так проходил день за днем. Быстрокрылое время ни на миг не прерывает свой полет; и с каждым ча­сом все тоньше становятся нити, из которых сплете­на ткань ее жизни, и Душа-Эго чувствует, как по­степенно меняются ее взгляды на людей и на вещи. Подвешенная между двумя вечностями, тоскующая вдали от родины и одинокая в окружении врачей и прислуги, Форма с каждым днем становилась все ближе к своему Духу-Душе. Новый, необыкновенный свет, неведомый, да и недоступный в дни радости, не­заметно нисходил на утомленного узника. И теперь он мог видеть то, о чем раньше даже не помышлял...

VI

Как восхитительны, как загадочны весенние но­чи на морском берегу, когда стихают ветры и успокаиваются стихии! В природе царит торжественная тишина. И только серебряный, едва уловимый ше­лест волн, набегающих на мокрый песок и нежно целующих каждый камешек и каждую ракушку, лас­кает слух, навевая мысли о ровном и глубоком ды­хании спящего великана. Каким маленьким, ничтожным и беспомощным чувствует себя человек в эти бесшумные часы, стоя между двумя великими мирами – раскинувшимся над головою куполом звездного неба и дремлющей под ногами земной твердью. И небо и земля погружены в сон, но ду­ши их бодрствуют и шепотом пересказывают друг другу сокровенные тайны. И кажется, что природа приоткрывает завесу, являя нам свою оккультную сторону, и делится с нами секретами, которые мы ни за что не смогли бы выпытать у нее при свете дня. Такой далекий и недоступный днем небесный свод как будто приближается к земле и склоняется над нею. И звездные луга заключают в объятия своих более скромных земных сестер – ромашковые поля и спящие зеленые долины. Звездный купол упал в объятия такого же огромного и спокойного моря; и миллионы звезд смотрятся, как в зеркало, в каждый пруд или озерко и плещутся в их водах. Истерзан­ной страданиями душе эти мерцающие искорки небесного света кажутся глазами ангелов. С невыра­зимой печалью смотрят они на страждущее челове­чество. Нет, не ночная роса выпадает на спящие цве­ты, но слезы сострадания капают из ангельских глаз при виде Великой человеческой скорби... Да, южная ночь нежна и прекрасна. Но...

Когда в молчании мы смотрим на гробницы при тус­клом свете тающей свечи

И понимаем, чем все завершится, – как холодно становится в ночи...

VII

И еще один день прошел в стороне от жизни. Далекие зеленые горы и душистые ветви цветущего граната растворились в густом полумраке, и снова радость и горе сплелись в дарующий отдохновение узор ночного сна. Стихает шум в королевском пар­ке, и всюду воцаряется абсолютная тишина, которую не нарушает ни один звук и ни один голос.

Быстрокрылые сновидения пестрыми хоровода­ми спускаются со смеющихся звезд и, достигнув земли, разбегаются во все стороны, посещая смерт­ных и бессмертных, животных и людей. Каждое из них избирает для себя близкую и созвучную душу и приближается к ней, нависая над спящим. Они бывают разными, эти сны: вселяющими радость и надежду, приятными и невинными или жуткими и страшными.  Их можно разглядеть с закрытыми глазами, потому что их видит душа. Некоторые из них приносят счастье и утешение; другие теснят грудь человека сдавленными рыданиями, заставля­ют его плакать во сне, терзая его душу. Так они исподволь внушают спящему мысли, которые при­дут к нему на следующий день.

Но Душа-Эго даже во сне не знает покоя.

Разгоряченное и измученное тело мечется в бес­конечной агонии. Для него время счастливых снов уже стало серой тенью, почти забытым воспомина­нием. Но в муках души и разума происходит преображение человека. В безжалостном огне, испепе­ляющем физическую оболочку, бьет крыльями пробудившаяся Душа. Завеса иллюзии спала с лиц идолов, которым поклоняется мир, пустота и суетность славы и богатства предстали перед ним во всей своей отталкивающей наготе. Мысли Души, как черные тени, проникают в мозг быстро разру­шающегося тела, не оставляя его в покое ни на день, ни на час, ни на миг...

Вид боевых коней не радует его более. Воспоми­нания об оружии и знаменах, отнятых у врага, о раз­рушенных городах, окопах, пушках и походных па­латках, о захваченной на войне богатой добыче уже не пробуждают в нем национальную гордость. Мыс­ли о войне перестали его волновать, и амбиции уже не в состоянии вернуть в его больное сердце често­любивые мечтания о доблестных подвигах. Теперь его безрадостные дни и бессонные ночи заполнены видениями иного рода...

Теперь ему видятся миллионы штыков, с лязгом сталкивающихся в дыму и крови, тысячи изувечен­ных трупов, усеявших землю, истерзанных и разор­ванных на куски смертоносным оружием, порож­денным наукой и цивилизацией и освященным слу­жителями Бога этой цивилизации, благословившими это страшное кровопролитие.

Теперь ему снятся окровавленные, израненные и умирающие люди, с оторванными руками и ногами, с волосами, слипшимися от грязи и запекшейся крови...

VIII

От хоровода пролетавших над землею сновидений отделилось одно, самое ужасное, и тяжело опустилось на больную грудь. Ночной кошмар в который раз по­казал спящему людей, которые умирают на поле бра­ни, проклиная тех, кто послал их на смерть. И каж­дый приступ боли в его немощном теле напоминает о страданиях еще более тяжких, пережитых теми, кто погиб за него и по его приказу. Он видит и чувствует мучения миллионов людей, смерти которых предше­ствовали долгие часы агонии тела и разума. Они уми­рают в лесах, на полях и в придорожных канавах – в лужах крови, под небом, почерневшим от дыма. Опять перед его глазами льются реки крови, каждая капля которой – словно слеза истерзанного нестер­пимой скорбью сердца. Он снова слышит горестные вздохи и душераздирающие крики, летящие по горо­дам и весям. Он видит постаревших матерей, для ко­торых в одночасье померк свет их очей, семьи, по­терявшие своих кормильцев. Видит молодых вдов, оставшихся без опоры и защиты в этом огромном и равнодушном мире, и тысячи осиротевших детей, пла­чущих на улицах городов. Видит, как юные дочери храбрейших его солдат меняют свои скромные пла­тья на кричащие наряды проституток, и Душа-Эго содрогается в своей спящей Форме... Сердце ее раз­рывают стоны голодающих, глаза слепнут от дыма горящих деревень, разрушенных домов и городов, превращенных в обгорелые руины...

И в этом ужасном сне он вспоминает момент раз­рушительного безумия в своей солдатской жизни, когда он стоял над грудой мертвых и умирающих и держал в правой руке обнаженную шпагу, лезвие которой было до самой рукояти обагрено дымящей­ся кровью, а в левой – боевое знамя, вырванное из рук человека, который умирал теперь у его ног. Гро­моподобным голосом славил он тогда Всемогущего Господа и благодарил за только что одержанную по­беду!..

Он вздрогнул во сне от ужаса и проснулся. Вся его Форма дрожала, как осиновый лист на ветру, от ужасных воспоминаний; он снова откинулся на по­душки и тут услышал голос собственной Души-Эго, говорившей ему:

«Победа и слава – пустые слова... А благодар­ственные молитвы за загубленные жизни – бесстыдная ложь и богохульство!..

Что дали твоей родине все эти кровавые побе­ды?.. – шепчет ему Душа и сама же отвечает. – Население, поставленное под ружье: почти сорок миллионов человек, отныне глухих ко всем духов­ным устремлениям и безразличных к жизни Души. Людей, позабывших о каждодневных обязанностях добропорядочных граждан, о мирных трудах, о ли­тературе и искусстве, равнодушных ко всему, кро­ме собственных барышей и амбиций. Чем стало те­перь твое королевство? Легионом вооруженных марионеток, огромным многоголовым чудовищем. Это чудовище – как то море: пока что спит зловещим сном, но в любую минуту готово наброситься на врага, которого ему укажут. Укажут? Но кто? По­хоже, что какой-то бессердечный и гордый демон, неожиданно заполучивший власть, – воплощение амбициозности и разрушительной силы – сковал железной цепью умы всего твоего народа. Какое злобное заклинание произнес он, чтобы отбросить людей назад, в те времена, когда их предки, ры­жеволосые свебы и вероломные франки, бродили по лесам, одержимые духом войны и желанием убивать, унижать и покорять друг друга? И какие адские силы сделали это? Ведь в происшедшей перемене не приходится сомневаться, так же как и в том, что только Дьявол радуется и похваляется этим "достижением". Весь мир замер и затаил ды­хание, ожидая, что же будет дальше. Нет ни жены, ни матери, которую не преследовал бы в снах при­зрак черной грозовой тучи, нависшей над всей Ев­ропой. Эта туча спускается все ниже... Она при­ближается... О горе! О ужас!.. Я предвижу повто­рение страданий, не так давно пережитых челове­чеством. Я читаю предсказание трагической судьбы, начертанное на челе многих молодых людей Евро­пы! Но если я выживу и сохраню свою власть, то никогда, никогда больше моя страна не будет в этом участвовать! Нет, нет, я никогда не увижу больше, как

Смерть ненасытная проглатывает жизни...

Я не услышу

...крики скорбящих матерей,

Принужденных смотреть на то, как жизнь

Из страшных ран выходит вместе с кровью!..»

IX

Все сильнее становится зреющая в Душе-Эго ненависть к ужасной мясорубке, именуемой вой­ной; и все заметнее эта ненависть влияет на мыс­ли внешней Формы, удерживающей Душу в своем плену. Но временами в изболевшемся сердце про­сыпается надежда и скрашивает долгие часы оди­ночества и раздумий; подобно рассветному лучу, она отгоняет черную тень отчаяния и делает немно­го светлее мрачные мысли. Но радуга – это толь­ко  преломление лучей  предзакатного  солнца  в проплывающем мимо облаке, она не властна над грозовыми тучами и не в силах их разогнать. Так и призрачная надежда приходит и уходит, сменя­ясь долгими часами еще более черной тоски.

Почему, о почему ты, насмешливая Немезида, из всех земных монархов очистила и просветила имен­но того, кто так беспомощен, бессилен и нем? Поче­му ты зажгла огонь священной братской любви в гру­ди человека, чье сердце уже чувствует леденящий хо­лод смерти и тлена, чья сила ежечасно угасает и са­мая жизнь тает, как пена на гребне морской волны?

Теперь рука Судьбы занесена над ложем стра­дания. Пробил час исполнения закона Природы^[1]. Умер старый император, и молодому наследнику надлежало занять его место. Даже бессловесный и беспомощный, он все равно оставался императором, самовластным повелителем миллионов подданных. Жестокая Судьба воздвигла ему трон на самом краю могилы, лишь подразнив его славой и властью. И он послушно прошел через церемонию коронации, хотя уже не мог думать ни о чем другом, кроме своих страданий. Измученная Форма была выхвачена из своего теплого гнездышка, свитого среди роз и пальм, и перенесена с благоуханного юга в сторону холодного севера, где воды замерзают и превраща­ются в алмазные рощи и «горы из застывших волн». Он спешил туда, чтобы царствовать и чтобы умереть.

X

Все дальше и дальше мчится черное, извергающее пламень чудище, сотворенное человеком, чтобы отча­сти покорить Время и Пространство. С каждой ми­нутой все дальше и дальше от целительного, аромат­ного юга уносится поезд. Подобно огнедышащему дракону, он пожирает расстояние, оставляя позади широкий шлейф дыма, искр и копоти. Его длинное, гибкое и подвижное тело, извиваясь и шипя, как гигантская черная змея, быстро скользит сквозь горы и поля, леса, луга и тоннели, и монотонное покачи­вание вагона успокаивает усталого пассажира – больную и скорбящую Форму, погружая ее в сон...

Во дворце на колесах чистый и свежий воздух. Роскошно обустроенный вагон полон экзотических растений; и вот из грозди дивно пахнущих цветов выплывает вместе с ароматом сказочная Королева Грез, сопровождаемая свитой веселых эльфов. Дриа­ды заливаются смехом в своих увитых зеленью беседках и, пока поезд мчится вперед, навевают его пассажирам сны с зелеными лугами и прекрасными видениями. Мерный грохот колес постепенно сменя­ется ревом отдаленного водопада, но затем стихает, превращаясь в серебряные трели прозрачного ручья. И Душа-Эго уносится в Страну Грез...

Она летит через зоны времени и многочислен­ные жизни и чувствует себя погруженной в различные, непохожие друг на друга формы и личности. Вот она превращается в великана, ётуна^[1], который мчится в Муспельсхейм^[1], где правит Суртур с ог­ненным мечом.

Она храбро сражается с полчищами чудовищ и одним взмахом своей могучей руки обращает их в бегство. Затем Душа видит себя уже в Северном Мире Туманов; проникает под видом храброго лучника в Хельхейм, Царство Мертвых, где темный эльф рассказывает ей о прошлых ее жизнях и их мистической взаимосвязи. «Почему человек страда­ет?» – спрашивает Душа-Эго. «Потому что хочет стать единым», – следует насмешливый ответ. И вот уже Душа-Эго стоит перед священной богиней Сагой. Богиня поет ей песни о подвигах германских героев, об их добродетелях и пороках. Она показывает душе могучих воинов, павших от руки ее мно­гочисленных прошлых Форм на полях сражений и под священными сводами дома. Душа видит себя в образе девушек и женщин, юношей, старцев и де­тей... Она чувствует, что умирает много раз, вернее, умирают ее формы. Вот она умирает в образе героя, и сердобольные валькирии уносят ее с кровавого ложа на поле битвы в Обитель Блаженства, под си­яющую крону Валгаллы. А вот другая ее форма ис­пускает последний вздох и низвергается в холодный и лишенный надежды мир раскаяния. Вот она сом­кнула свои невинные глазки и погрузилась в веч­ный сон, будучи младенцем; и прекрасные светлые эльфы тут же увлекли ее с собою, чтобы пересадить в другое тело – обреченный источник Боли и Стра­дания. И в каждом случае туман смерти рассеивал­ся и пелена спадала с глаз Души-Эго, как только она пересекала Черную Бездну, отделяющую Царство Живых от Царства Мертвых. Так «Смерть» постепен­но превращалась для нее в пустой звук, лишаясь смысла. И в каждом случае убеждения и верования Смертного приобретали объективную жизнь и фор­му для Бессмертного, как только он переходил че­рез Мост; но затем начинали таять, растворяться и исчезали совсем...

«Каково мое прошлое? – спрашивает Душа-Эго у богини Урд – самой старшей из сестер-норн^[1]. – Почему я страдаю?»

В руках у Богини длинный свиток, она раз­ворачивает его и называет ему множество имен смертных существ, в каждом из которых Душа-Эго уз­нает одну из своих прежних форм. Когда же она до­ходит до предпоследнего имени в списке, она видит окровавленную руку, творящую бесконечные подло­сти и жестокости, и содрогается... Вокруг злодея теснятся его простодушные жертвы и взывают к Орлогу об отмщении.

«Каково же мое Настоящее?» – спрашивает на­пуганная Душа у Верданди, второй сестры.

 «Ты несешь наказание, назначенное тебе Орлогом! – следует ответ. – Знай же, что Орлог не ошибается в своих приговорах, как это случается с глупыми смертными».

«Каково же мое Будущее? – в отчаянии спраши­вает Душа-Эго у Скульд, третьей из норн. – Неуже­ли вся жизнь моя пройдет в слезах и нет для меня Надежды?..»

Но ответа нет. Спящему показалось, что какая-то неведомая сила зашвырнула его куда-то сквозь про­странство, и в следующее мгновение он оказался в давно и хорошо знакомом месте – в королевской беседке, где он сидел на скамеечке, как раз напро­тив старой пальмы. Перед ним, как и прежде, расстилался широкий голубой простор моря, отражаю­щийся на прибрежных камнях и скалах, и одинокая, изломанная пальма все так же грозила ежеминутным падением. Нежный, мягкий шелест беспрерывно на­катывающихся на берег легких волн, похожий на человеческий голос, напомнил Душе-Эго о клятвах и обетах, данных не так давно под сенью этой бесед­ки. И человек страстно повторяет во сне произнесен­ные ранее слова:

«Никогда, о никогда я впредь не пожертвую ради суетной славы или собственных амбиций ни единым сыном моей родины! В нашем мире и так хватает неотвратимых страданий и слишком мало счастья и радости, чтобы я добавлял к этой горькой чаше це­лый океан боли и крови, именуемый войной. Даже думать не желаю о войне!.. О нет, больше никогда...»

XI

Какая странная перемена... Старая пальма, пред­ставшая перед мысленным взором Души-Эго, вдруг распрямилась, ее поникший ствол снова стал прямым и крепким, а листья – как прежде зелеными. Более того, сама Душа-Эго вдруг ощутила себя сильной и здоровой, как раньше. И она запела всем четырем ветрам громкую и счастливую песнь. Она ощутила радость и блаженство и, похоже, понимала, отчего она так счастлива.

Душа перенеслась вдруг в волшебный, величе­ственный Зал, озаренный ярким светом и возведенный из материалов, о которых она раньше даже не имела представления. Вокруг нее собрались наслед­ники и потомки всех монархов планеты. В этом Зале они выглядели единой счастливой семьей. При них не было никаких королевских регалий, но он слое­но знает, что эти царственные князья правили здесь исключительно в силу собственных добродетелей и заслуг. Только благодаря величию души, благород­ству характера, собственной мудрости и наблюдатель­ности и любви к Истине и Справедливости они смогли возвыситься до своего нынешнего статуса пре­столонаследников, Королей и Королев. Венцы, да­рованные Божьей милостью и происхождением, здесь не имели никакого значения, ибо они царствовали теперь «милостью божественного человеколюбия», единодушно избранные и признанные своими доб­ровольными подданными, относившимися к ним с почтением и любовью.

Все вокруг странно изменилось. Амбициозность, жадность и зависть, по ошибке названные патриотиз­мом, более не существуют. Эгоистичная жестокость сменилась подлинным альтруизмом, и холодное без­различие к нуждам миллионов людей кажется отны­не предосудительным этим избранным властителям. Ненужная роскошь, фальшивая претенциозность, как социальная, так и религиозная, тоже исчезли. Вой­ны более невозможны, поскольку армии распущены. Солдаты превратились в прилежных землепашцев, и все люди на земле поют ту же радостную песню, что и наша возликовавшая Душа. Все царства и страны живут, как братья. Великая и славная эпоха наконец началась! То, о чем Душа-Эго едва осмеливалась меч­тать в тишине и уединении своих долгих и мучитель­ных ночей, ныне стало явью. Великое проклятие снято, и мир заслужил наконец искупление и осво­бождение, необходимое для нового духовного роста!..

Охваченный восторженным предчувствием и пре­исполненный человеколюбия, наш просветленный странник собрался произнести зажигательную речь, которая непременно вошла бы в историю, но вдруг заметил, что его тело исчезло или, вернее, стало со­всем другим...

Да, это была уже не прежняя, высокая и бла­городная Форма, хорошо ему знакомая, но чье-то постороннее тело, которое он никогда прежде не ви­дел... Что-то темное закрыло от него яркий ослепительный свет, и на него легла тень от огромных часов, подвешенных на волнах эфира. На их гиган­тском циферблате была высвечена надпись:

«Новая эра: 970 995 лет со времени мгновенного уничтожения пневмо-дино-врилом^[1] последних 2 000 000 солдат на поле битвы в западном полушарии пла­неты. 971 000 солнечных лет со времени погружения в пучину европейского континента и островов. Тако­ва воля Орлога и ответ Скульд...»

Он напрягает волю и снова становится самим собой. Душа-Эго побуждает его помнить и поступать соответственно; и он поднимает руки к Небесам и перед лицом всей природы клянется хранить мир до конца своих дней, во всяком случае, в собственной стране.

Отдаленный гром барабанов и протяжные выкри­ки, показавшиеся ему поначалу восторженными вос­клицаниями благодарности за только что данный им обет; краткое замешательство, резкий грохот; человек открывает глаза, и Душа-Эго удивленно смотрит по сторонам. Перед нею возникает невозмутимое и тор­жественное лицо доктора, подносящего дежурную дозу лекарства. Поезд останавливается. Человек под­нимается с кушетки, еще более слабый и усталый, чем когда-либо. Он смотрит в окно вагона и видит бес­конечные ряды солдат, оснащенных новым, еще бо­лее смертоносным и разрушительным оружием и го­товых к новой войне.

Санджна^[1]

Примечания

<< предыдущий параграф - оглавление - следующий параграф >>