Н.К.Рерих. Листы дневника т.3. Ждем

Материал из Энциклопедия Агни Йоги.

Ждем

Спасибо за Ваше доброе письмо от 16-9-46. Много в нем срочного. Все соображения Гусева очень показательны. Преж­де, чем писать Шв., мы послали Грабарю телеграмму с воп­росом, получил ли он мое письмо от 20 Августа; надеемся, он ответит. Цена на брошюрах Р.Ренца имеется на обложке — одна рупия и две с половиной. Конечно, можете прибавить, сколько по местному можно. Спасибо за Ваши карточки. Странно, неужели Илья не показал Вам карточку Девики и Светика, а Е.И. просила его показать Вам. Е.И. несколько дней нездоровилось, но теперь все в порядке. Уид Светику не писал. Юрий благодарит за книгу — еще не дошла. Пожалуйста, пришлите две «Сердце Азии» по-английски — у меня нет ни одной. Очень, очень жаль Брэгдона, да, уходят хорошие люди. Радуемся, что Конлан нашелся. Вот еще пример, что Париж отсюда почему-то недосягаем. Сердечный привет ему. В англ[ийской] газете, где он пишет, он может говорить о «Знамени Мира», когда книга выйдет. Хорошо, если удастся Вам достать адрес Гаральда Лукина и связаться с ним. Кем он был арестован? Как погибли его мать и брат? Как сейчас живет Гаральд? Что Рудзит[ис] и прочие? Бедная Дукшинская! Но что можно сделать для них? И все мечты об Амери­ке, о той, которая сейчас и не существует. Правильна Ваша осторожность с А.Ренцем. Вполне ли нормален он? Пусть ду­мает только о «Знамени Мира» — ни о чем другом. Если при­едет в США, может стать Вам очень трудным, а ведь у Вас и без того хлопот по горло. Пусть бы Роквел Кент согласился — к нему лежит душа. Поистине, почему-то Париж недосяга­ем. Юрий не мог оттуда книг достать, не мог дознаться, жив ли Бако. Стороною лишь узнали о смерти Пеллио (неприят­ный тип). Светик не мог холст достать из Парижа. Шкл[явер] Юрию не ответил. Мои письма в Швецию, Порту­галию, Аргентину возвращались назад, а сколько вестей из разных мест вообще пропадало! Теперь поучительный эпизод с Сысоевым. Неужели он и Вам не ответит? Если бы Сысоев ответил на Вашу телеграмму, Вы, наверно, телеграфировали бы нам. Трудно предположить такое положение вещей, чтобы деловая телеграмма с оплаченным ответом оставлялась без внимания. Посмотрим, ответит ли Грабарь на нашу телеграм­му. Мы хотели послать ответную, но здесь не приняли и при­шлось послать без оплаченного ответа. А время, время-то бежит. Вообще, видимо, мы встретились с какою-то чудовищ­ною неувязкой. Все началось с письма Гусева, по поручению Комитета искусств. Тогда этот Комитет отлично действовал через Амторг. Мой ответ был вполне доброжелателен, а потом и началась неразбериха. Трудно предположить, чтобы письма Гусева оставались вообще без ответа — ведь между деловыми ведомствами так не бывает. Затем дело дошло до сысоевского мифа. Грабарь и Бабенчиков говорят одно, а гусевское обсто­ятельство куда-то провалилось. Да и с выставкой советских художников, видимо, тоже все стало странным. А время-то бежит! Точно бы для некоих людей время цены не имеет. Не удалось ли Вам установить, кто в Русском Художественном Обществе, о котором Вы поминали? Все ищешь хоть какую-нибудь логику в происходящем. ВОКС теперь начал Вам от­вечать, а на мое письмо председателю ответа не было; но мое письмо дошло,— оно было с обратной распиской, и расписка в получении сюда вернулась. Всегда ведомства на письма отвечают. Что ж, придется сказать себе — верно, в дороге пропа­ло, ведь «все» непосланные письма «на почте пропадают».

Дикие нападения на невинных прохожих в Калькутте, в Бомбее, в Дакке, в Ахмедабаде и в других городах про­должаются. Граждане опасаются выходить из дома. Офици­альное лицо заявляет, что за это время в Калькутте число убитых и раненых достигло сорока тысяч. Все говорят о каких-то таинственных гундах, но кто они? Их не судят, не уничтожают как убийц; по крайней мере, имена таких убийц-грабителей почему-то не объявляются. Кто убийцы? Кто убитые? Только голые, неумолимые, каждодневные цифры дополняют мрачные синодики. Очевидна какая-то темнейшая организация. Но кто предводители? Кто вдохно­вители? И нависает кровавый туман ножовщины. Это не революция, а убийство из-за угла неповинных прохожих. Но ведь где-то заседает главный штаб гундов? Кто-то зовет их хулиганами, хотя проще называть убийцами. Больно ду­мать, что наряду с Ганди и Неру гнездится и мрачная ва­тага гундов. Кто-то присылает гундам ножи, кинжалы, тысячами прибывают такие зверские посылки. Доколе? Сураварди в Калькутте запретил печатать сведения об убитых, а газеты заявили, что тогда они вообще не будут выходить. Нищих на улице подкалывают!

Прилагаю доброе письмо м-с Мозер — поблагодарите ее от меня. Если у ней грудная жаба, пусть она не утруждает себя излишней работой. Тампи ждет Вашу бумагу об избра­нии. Л.М.Сен уже писал ему с большой радостью о своем почетном избрании. Хорошо, когда люди радуются. Думает­ся, не сделать ли Амарнат Джа почет[ным] черменом на Индию, а Л.М.Сен и Халдара почетными вице-черменами на Индию. Дело в том, что положение Ам. Джа выше, — обсудите и решите во благо. В «Дон оф Индия» в Июле была статья Терещенко. Пусть АРКА это отметит. Если бы только могли воедино собраться все доброжелательные эле­менты и крепко объединиться во имя Культуры и Мира. Мое воззвание к друзьям Мира обошло еще несколько га­зет, — кто-то прочел его. Надеюсь, оно не пойдет на обер­тку кинжалов. Судьбы газетного листа многообразны. Мой привет Ганди идет в Октябрьском номере «Аур Индия». В «Форум» 22-9-46 мое письмо с вопросом, кто теперь в Ми­нистерстве Просвещения и Искусств. Впервые искусство по­мянуто. Любопытно, ответит ли новый министр? Вы, конечно, читали о дружественной встрече Молотова и Менона (представитель Неру). Говорили о дипломатических сношениях с Индией — скорей бы, давно пора. Был у нас Рудра, профессор Аллахабадского университета, на редкость славный. Большой почитатель новой Руси, но сколько чепу­ховых сведений преломляется за дальними расстояниями. Питаются переводными случайными сведениями. Даже под­прыгивал на диване от радости, когда мы с Юрием осветили истинное положение. Хороший, просвещенный деятель. По­вез мой привет Неру. В «Твенти Сенчури» — мое «Прекрас­ное единение». П. Сама Рао собирается издать отдельную бро­шюру — видимо, очень благорасположенный.

Как начнешь записывать все движения воды в течение двух недель — много добрых знаков накопляется. Вот кабы у Вас новые, молодые подходили — нужна такая дружина во благо Культуры. Пусть они будут трудящие, пусть им живет­ся нелегко — тем более сердце их будет открыто к новому строительству. Как Верхарн сказал: «Пусть это будет человек борьбы, но не человек террора». Ведь не все же студенты устремились лишь на кулачные бои да на скачки. Может быть, и в Вашем женском обществе имеются «взыскующие души»? Как нужны простые, привлекательные, культурные формулы, уж очень обазурилось человечество. Стало злое, беспощадное, бесчеловечное. Слов нет — всем трудно. Но ведь неприлична старая злая заповедь: «человек человеку — волк» после всяких конференций, комиссий, подкомиссий, после всевозможных чрезвычайных послов «добрых пожеланий». Именно добра-то и мало.

Приходила группа индусов, сикхов и американский воен­ный доктор — знали картины по Нью-Йорку. Говорили, что русское искусство оставило особо глубокую память в США в лице Рахманинова — музыка, Рериха — живопись и Шаляпи­на — пенье. Стравинского как-то обошли. Вообще, около Стравинского что-то неладно. Эскизы от Мясина лучше до­станьте и выставьте. Видимо, его новая постановка не вышла — лишь бы эскизы не пропали. Помните, как парень с галер­ки уронил в партер шапку с орехами и кричал: «Орехи-то возьмите, шапку-то отдайте». Ох, много шапок-то пропало. Любопытно, какой ответ из Брюгге получите. Не помер ли Руманов? Всегда его добром поминаем. А Блюменталь, Рудзит[ис], Клизовский и все прочие? С Булгаковым обменялись письмами, да на том и замолкло. Не до писем ему. Кто зна­ет, может и мы для кого-то померли. Вот Хорш, наверно, не одному Гусеву свой поклеп болтал! Вранья-то, вранья у Хорша да у Уоллеса хоть отбавляй, враньем и живут. Ну да не все же люди дураки, тоже учуют, где оно, вранье злобное. Очень прислушивайтесь, о чем ветер шелестит, много сейчас ветров. А коли много ветра — значит, воздух прочистится и паруса надуются, ждем!

Думается, у Вас много новостей соберется. Радио из Москвы передавало, что в Мадисон-Сквере был огромный митинг американо-советской дружбы, единогласно присоединившийся к компании Уоллеса «За мир». Бедные! Неужели они верят такому злостному типу? Что общего у него с благородным понятием МИР! Помните, как он вредил мирному движению и по телефону старался предубедить судью против истины. Какой же честный деятель пойдет на такие мерзости? Теперь он задумал массовый обман, а добродушные легковерные бед­няги опять поверят обманщику. Сколько легкокрылых мо­тыльков сгорает у лампы. Недавно «Войс оф Америка» передавал ужасную песню «Пьяная крыса» (интоксикатед рат). С огорчением мы думали, что же случилось с человече­ством, если его может забавлять такая дикая, рваная чепуха! Впрочем, каждый по-своему с ума сходит.

Катрин телеграфно спрашивает, во сколько экземпляров печатать брошюру «Знамени». Такая мемориальная брошюра может быть распространена и по библиотекам, потому ко­личество зависит от пожертвованных средств. Поминая Спенсера, надо бы его назвать дорогим, любимым сотрудни­ком Комитета. Дир енд беловед^[1] — таким и был милый мальчик. Степень удешевления печатания зависит от числа экземпляров, но отсюда предусмотреть это невозможно. Только на месте можно найти лучшее решение, ведь теперь все условия печатания так изменчивы. Сейчас письмо от Ренца (Австрия), копию прилагаю. У него уже «Роерих-Гезельшафт», а генерал Кларк предложил ему строить Уни­верситет Мира! Каково! Сказка, да и только. Писать мы ему не будем, а если Вы будете, то скажите, что здешнее Правит[ельство] не передало мне телеграмму из Австрии (о ней я писал Вам) — значит, считают сношения нежелатель­ными. Потому помолчим, а ему передайте наш привет и пожелание успеха в работе для Мира через Культуру. Адрес его какой-то новый — другой город. Странно все это, но ес­ли посеет семена Знамени Мира, и на том спасибо. Также скажите, чтобы с другими обществами не сливался, а был лишь с группою друзей-соотечественников. Еще можете при­бавить, что покровитель на отъезде и адрес изменится. Сно­шения совсем трудны. Вот мы хотели помочь Ведринской, но и наше письмо и попытки Катрин и Валентины ни к чему не привели. Получила ли Катрин деньги обратно? От Зины телеграмма о цвете обложки «М.О.». Отвечаем, что «маррон» приемлем и дополнительных экземпляров не нуж­но. Если хотите взять на обложку книги «Знамени Мира» Знак со знаменем — возьмите  (прилагаю).

Итак, Сысоев не ответил Вам на телеграмму с оплачен­ным ответом — очень странно! Не умер ли? Но тогда учреж­дение ответило бы. Грабарь молчит, но мог бы уже ответить на нашу телеграмму. Если верить газетам, у них там опять суды да обсуждения да закрытие журналов — неспокойно. Пусть будет у Вас все ладно.

«Радоваться Вам!»

 

 

15 октября 1946 г.

Публикуется впервые

 

Примечания

<< предыдущий параграф - оглавление - следующий параграф >>