14.06.1934 Е.И.Рерих американским сотрудникам

Материал из Энциклопедия Агни Йоги.

Информация о письме
От кого: Е.И.Рерих Кому : американским сотрудникам Дата : 14.06.1934 Издание: МЦР, 2000

Е.И.Рерих – американским сотрудникам

14 июня 1934 г.

Родные мои, вчера пришли первые письма из Японии. Очень нравится Н.К. и Юрию эта страна. Конечно, это не удивительно, ведь страна, за исключением столицы, сохранила еще свой национальный характер, что для такого художника, как Н.К., особенно ценно. Думаю, что Вы имеете вести от них и уже знаете, как достойна, как заботлива и тепла была встреча, как прекрасно отметила пресса это посещение, какие превосходные формулы были произнесены; одним словом, все посещение прошло в самых высоких и дружественных тонах. Да, Восток много тоньше в своем понимании и в своих выражениях, нежели возгордившийся Запад. Н.К. отмечает симпатичность американского посла, явление это тем более отрадно, что оно такое редкое. Должно быть, рыцарский дух страны оказал свое влияние. Я просила Ояночку подчеркнуть те формулы, которые нам с нею особенно по сердцу, и переслать их Модре для передачи их ее приятелю. Иногда полезно сделать сравнение и убедиться, где было проявлено достоинство и где были выказаны трусость и невежество. Я бы посоветовала ему повесить перед собою чучело «джап»^[1], которого он так страшится; может быть, привыкнув к его виду, неосновательные страхи улягутся. В Учении приведен метод такого лечения, примененный одним китайцем в древние времена. Конечно, это шутка, но шутка грустная, и только для Вас.

Теперь перейду к инциденту, который меня несказанно обеспокоил и глубоко возмутил – именно участие нашего Знамени и знака Музея в уличной демонстрации. Родные, мы не можем это допустить и тем более участвовать в таких вульгарных и недостойных манифестациях. Когда я увидела в газетах фотографию, где наше Знамя развевалось выше всех, а затем прочла описание этой демонстрации в «Литерари Дайджест», где были приведены все лозунги участвовавших знамен, у меня буквально волосы поднялись на голове! Но кульминацию этого ужаса я испытала при виде улыбающихся лиц некоторых сотрудников, стоявших при Знамени и принявших участие в этой вульгарной уличной демонстрации. Родные, ведь это недопустимо! Это позор! Хочу думать, что Вы были введены в обман. Не могу допустить, чтобы Вы не почувствовали всю вульгарность, всю губительность подобной процессии. Как могла Модрочка написать мне, что это было «дигнифайд окэжион»^[1]!!! Пересылаю Вам возмущенные Слова: «Явить нужно тонкое понимание, как оградить нужно Имя от грубых проявлений! Явить нужно тонкое распознавание. Так, теперь не время таким грубым выходкам. Теперь не время одной рукой строить, другой разрушать. Имя Рериха нужно держать выше высшего, иначе вред будет велик».

Родные, когда же научимся проявлять разумное сотрудничество? Ведь час последний пробил! Если нет тонкого распознавания, именно сотрудничество может восполнить этот ущерб. Разве можно было такой ответственный шаг не обсудить на общем собрании Трэстис или же немедленно не довести это предложение до сведения Президента, который один может решить, возможно или нет то или другое выступление, когда это касается Имени и Учреждения? Кто взял на себя страшную ответственность самовольно разрешить участие в этом гнусном, заклейменном гражданственной трусостью параде? Кроме того, если бы можно было объяснить, что кто-то самовольно пронес Знамя, то фотография стоящих при нем представителей Учреждения вырывает всю почву под ногами. Горько мне до слез. Когда же научимся охранять доверенные нам Сокровища и Имя?! Неужели все обещания, все клятвы лишь на языке, ничто не доходит до сознания! Пишу со всем огнем сердца, ибо ничто так не противно мне, как проявление трусости и уклонения от гражданского долга. Сожалею очень, что в свое время не переслала Вам моего письма в Ригу, освещающего мою точку зрения на подобные лозунги, кощунство которых осквернило наше белое, прекрасное Знамя. Всем сердцем сочувствую Стоксу, так пусть Порумочка и передаст ему, также благодарю родного Логвана за то, что он припомнил, как Н.К. и Юрий в свое время возмущались известными формулами Эйнштейна. Наше Знамя – Охранитель, Напоминатель и связующее Звено, но именно оно также участвует во время войны. Мы можем всей душой быть против войны, но мы знаем красоту долга перед родиной. В истории нашего государства Самый Высокий, Самый Миролюбивый Подвижник воодушевлял народ и посылал даже иноков своих на бой против врагов Родины. Мы чтим Его за это. Его Заветами мы идем! Храмина Его у Вас в доме. Как войдете в нее после такого кощунства, где опозорено было Знамя Его! Родные, как омыть этот позор? Поймите, что ничто так не презирается Владыкой, как трусость, и мне чувство это отвратительно до глубины души. Ощущаю такой жгучий стыд, такую боль!! За что запятнали наши Знамена?

Ввиду того что мы проходим сейчас, как сказано, самое важное и ответственное время и Имя Рериха должно охраняться выше высшего, еще раз повторю: если примитивное основание сотрудничества и Иерархии из-за самости и легкомыслия не будет осознано в этот последний час, то все может рушиться. Так, все, что касается до участия, до выступления Учреждений, должно быть обсуждено совместно со всеми Трэсти и только Президент, выслушав все доводы, может вынести решение за или против определенного действия, в котором могут быть затронуты Имя и Учреждения. Так запомните, ибо пишу это с ведома и одобрения Самого Владыки.

Знаю, что вызову этими строками большое неудовольствие и кто-то в обращении ко мне изымет (как уже было не раз) некоторые высокие и любовные прилагательные, оставив одно торжественное «Мовэр»^[1], но согласна претерпеть такое развенчание, лишь бы предотвратить новое легкомыслие. Еще хочу сказать Модрочке: когда Фавер^[1] говорит, что нужно быть с кем-то дружественными, это не значит, что мы должны варить с ними обед и ходить в их галошах. Фавер мудр и не любит порождать мелких врагов, которые иногда опаснее крупных, и всегда советует влить ложку меда где можно, но именно где можно. Неужели кто-то еще не научился соизмеримости и умению понимать дух сказанного? Эта почта была богата сенсационными сведениями. Так, из Парижа на мой запрос, чтобы мне были присланы все подробности о г-не Тарасове и все копии писем, исходящих из Центра к нашим Европейским группам, пришли документы, от которых тоже захватило дух. Оказывается, что все мои опасения относительно этого типа превзошли действительность. Тотчас же после отъезда Н.К. этот г-н Тарасов запросил Шклявера, чтобы тот немедленно поставил его в контакт со всеми европейскими группами, что по разным своим хитроумным соображениям тот исполнил. Тогда г-н Тарасов тотчас же снесся со всеми, извещая их, что он принятый ученик и сын Владыки М. (!!) и потому готов принять над ними духовное водительство. Многие из не имевших с нами контакта и за смертью Феликса Денисовича полетели, как мотыльки на огонь, признавая его духовный авторитет и благодаря за выказанный интерес к ним. В одном письме он определенно пишет, что он имеет не только «савуар»^[1], но и «пувуар»^[1], как признанный ученик и сын Владыки, и потому может им помогать советами. Затем этот самозваный сын и духовный вождь не постеснялся написать мне, что все смотрят на него как на духовного вождя и даже г-н Шклявер называет его духовным советником при Европейском Центре. Далее этот духовный вождь признает мою иерархию над собою и сообщает, что ввиду того, что столько народа за ним идет, он должен быть осторожен в своих ответах и потому будет обращаться ко мне с вопросами и пересылать свои ответы для исправления, затем задает мне ряд глупейших вопросов, смысл которых, должно быть, самому ему не ясен, и наконец радует меня «блестящей» идеей – он собирается объединить всех глав разных обществ в Париже, как Франкмасонское, Теософское, Розенкрейцеровское и целый ряд других! Можете себе представить, какой может произойти вред, если этот юнец, выдающий себя доверенным Н.К., начнет объединять общества, от которых мы всячески оберегались до сих пор, ибо среди названных им организаций наряду с прекрасными имеются с сомнительной репутацией! Конечно, я немедленно написала Шкляверу, чтобы сократить этого самозваного вождя, также и г-ну Стурэ для оповещения членов и других групп. Перешлю Вам тяжелой почтой копии этих писем. Также буду отвечать самому Тарасову. Имейте в виду, что он всячески добивается войти в контакт с «Императором» Спенсера Луиса в Америке. Можно себе представить те фантастические размеры, какие примет деятельность этого «сыночка», если он соприкоснется с этой организацией! Думаю, будет полезно, если Порумочка после получения копий моих писем о Тарасове со своей стороны запросит Шклявера о деятельности г-на Тарасова и в каком касании находится он ко всем Обществам имени Рериха и напишет, что запрос ее вызван поступающими к ней письмами с вопросами о личности этого молодого человека и беспокойством Н.К. и Е.И.

Перешлю Вам также копии писем этого «сыночка». Шклявер пишет, что «сыночек» очень заинтересован своими прошлыми воплощениями, но что он, Шклявер, направляет его внимание в будущее! Мне хотелось бы сказать этому «сыночку», что упоминание или, по крайней мере, символ одного из своих воплощений он может найти на страницах книги «Письма Махатм». Помните там инцидент с мистером Ферном? Забавно было читать его письма к представителям Прибалтийских групп. Надо сказать, он уже усвоил стиль вождя, говорит формулами Учения и посылает им свои апробации и удовольствие их первым шагам и дает советы. Именно, как Владыка велел мне передать Стурэ, «нужно особенно опасаться приближающихся с Нашими формулами на устах. Распознавание людей есть пробный камень для Вождя». Эту формулу следует запомнить.

Сейчас пришли еще письма от наших, они глубоко тронуты теплотою и достойным отношением. Милый Восток не обманет! И мои видения оправдались. Но посреди трогательного чествования сердце Н.К. болеет за Америку, за внутреннюю атмосферу. В каждом письме напоминает о клятве, данной ему в последний день, и надеется, что соизмеримость во всем будет соблюдена, ибо мы подошли к будущему. Неужели нам придется еще краснеть за наши действия? Очень, очень тревожится он. Должно быть, дух его созерцал недостойный парад, в котором волочили Имя Самое Высокое. Он остро чувствует, что нужно постоянно очищать внутреннюю атмосферу, и по опыту не очень верит данной ему клятве. А что скажет он, когда узнает, что не успел он отъехать от берегов Америки, как клятва была забыта. Пишу сурово, ибо последний час наступил. Грозно и ответственно время. И должны мы понять, что именно сейчас слагаются ступени будущего. Также и Друг должен понять, что весь план должен быть принят, другого пути нет. На пути Служения половинчатости не может быть. Он был позван, поставлен и вознесен и ему было Указано. Сердце мое болит за Шаткого. Дух его ждал Вести Габриэля. Но ее от него утаили. Ах, Модра, Модра, почему Друг не сумел передать? Сколько красоты прибавило бы это к деятельности самой Модрочки! Дай Бог, чтобы хотя теперь он прозрел и не навлек на себя и страну тяжкого бедствия. Ибо, как сейчас ясно, именно он повинен в непринятии Вести. Модрочка, когда сердце будет гореть разумным сотрудничеством, тогда только оно сможет зажигать тех, кого нужно. Только мысль, оплодотворенная огнями сердца, творит и убеждает. Неочищенное сердце никого зажечь не может. Итак, не слова творят, но тот огонь, который посылает их. Модрочка, возжечь нужно огни сотрудничества. Помогите, родные, строить свое же будущее! И помните о Кровавом Поте, помните о Ноше чрезмерной, возложенной на Вашего великого Гуру. Нужны поступки, действия, а не слова. «Как пристойно встречали Нашего Великого Гуру! Как цементируется пространство формулами достойными! Так пусть Америка научится чтить великого Вождя. Лишь высшее почитание приличествует высшему. Так утверждаю каждое слово Нашей Наместницы. Так Мы огненно творим вместе. Так утверждаю сказанное об искусстве Люмоу. Да, да, да!»

Прочла сейчас первые минутсы Комитета Музея. Предложение г-на Формана о назначении особого лектора во время посещения школами Музея само по себе прекрасно, но кто будет этот лектор? Именно это и есть самая ответственная сторона деятельности Музея и то, о чем так болеем Н.К. и я. Ведь нужно, чтобы этот лектор понимал действительно художественную сторону этих перлов искусства. Так, я помню, как Н.К. всегда хвалил культурный художественный язык и объяснения Дабо и страдал от этнографических, географических объяснений, даваемых его картинам. Если лектор начнет рассказывать только сторис^[1] и указывать географию и этнографию, выраженную в произведениях искусства, то что останется от самого искусства, ради которого существуют эти картины? Именно в этом заключается великая опасность, чтобы посетители не привыкли смотреть на Музей как только на картины новых, незнакомых им мест и со стороны интересных сторис. Мы ведь уже понимаем закон цементирования пространства, не правда ли? Потому совершенно необходимо подчеркивать именно художественную ценность этих картин, их мастерское исполнение, их замечательную концепцию, что так мощно выражено в произведениях Н.К. Но, увы, для этого нужно быть художником в духе, иметь тот культурный синтез, которым должны были бы обладать все художественные критики. Потому меня очень обеспокоил выдвинутый вопрос о хостессес^[1]. Ведь если хостессес не умеют говорить художественным языком, именно они могут подчеркнуть эту опасную сторону. Кто из хостессес пожелает или будет иметь время ознакомиться со всем имеющимся у нас материалом художественной критики о произведениях Н.К. и выбрать наиболее ценные страницы, говорящие о высоком художественном значении этого искусства, о не об этнографии, географии, биографии и сторис, и, усвоив их, передать их культурным языком? Кто отберет эти страницы из массы пустого набора слов? Кроме того, хостессес являются как бы апробированными лицами Бордом оф Трэстис; напоминаю им в английской копии об инциденте со Стоковским, который просил оставить его одного. Также и случай с Чандлером, пожелавшим остаться одному в комнате, где висела «Матерь Мира». Потому я предпочла бы в обычные дни простого сторожа, который мог бы предложить каталог, или молоденькую ученицу школы, любящую искусство Н.К., и с которой много не спросят. Но в дни лекций нужен культурный представитель. Вопрос этот крайней важности. Мы должны, как сказано, «держать Имя выше Высшего». Знаю, родные, что это большая трудность. Вы скажете, где найти таких художественно образованных лекторов? Я знаю лишь одного Дабо, но, может быть, Форман и Кунц Бэккер могли бы быть такими? Пожалуйста, родные, рассмотрите этот насущный вопрос на Вашем митинге. Теперь, что это за чай для всех лидеров «Либерал Парти»^[1], который хочет устроить г-жа Флейшер в Музее? Кто эти лидеры? Рада, что моя родная Порумочка скоро уедет с детками в Морайа. Если бы она могла пробыть с ними подольше там, весь сентябрь. Также прошу Порумочку иметь в виду, что Карл Иванович Стурэ одобрен Владыкой как представитель и руководитель всеми прибалтийскими группами, этим самым мы парализуем вредную деятельность Шклявера и его духовного советника. И он не сможет утаивать от нас адреса некоторых членов.

Шлю, родные, мою надежду, что мы прозреем в последний час и усвоим соизмеримость.

Храните великий ритм, очищайте внутреннюю атмосферу – берегите здоровье.