Избранные статьи ч.1. Реальное и нереальное

Материал из Энциклопедия Агни Йоги.

Перейти к: навигация, поиск

<< предыдущий параграф - оглавление - следующий параграф >>


Реальное и нереальное

Ответ I

 

«Совершенное сознание того, что «Я есмь Брахма», Устраняет ложные внешние проявления, привнесенные Невежеством... Знаю это как Брахма — Не существует ничего, кроме Брахмы; когда кажется, что Существует что-то еще — это только обманчивая иллюзия...»

Атма-Бодхи (Знание Души) — Шанхарачаръя.

 

«Недоразумение» возникает из-за естественного недопонимания смысла, в котором используются определенные термины, а не из-за «непоследовательного языка». С опасностью вступить на ложный путь сталкивается каждый изучающий оккультную философию европеец, который начал занятия, не ознакомившись с образом мышления и особенностями средств выражения ее учителей. Прежде всего ему необходимо узнать эзотерические представления о первичной природе Духа, Материи, Силы и Пространства, о таких основных и не требую­щих доказательств понятиях, как реальное и нереальное, форма и бесформенность (рупа и а-рупа), сновидение и бодрствование[1]. Особен­но хорошо он должен усвоить (по крайней мере, в общих чертах) разницу между «объективным» и «субъективным» в чувственном восприятии живущего и в психическом восприятии освобожденной от телесной оболочки сущности (девахани). Тогда ему не нужно будет напоминать, что «мы не можем себе представить, исходя из нашего опыта, форму этого взаимодействия». Другими словами, пока человек не станет девахани, он не сможет вступить в симпатическую связь со своими чувствами или ощущениями. Поскольку освобожденная от телесной оболочки индивидуальность идентична по природе высшей триаде живого человека, будучи освобождена в результате самораз­вития, вызванного полным развитием сознательной и тренированной воли, — адепт может через эту триаду узнать все, что касается девахани; он может жить в течение этого времени ментальной жизнью человека, испытывать его ощущения и, полностью разделяя его сверхчувственное восприятие, может вернуть с ним на землю его же память, не искаженную майявическими обманами, следовательно — может не быть противоречивым. Конечно, это если признать существование такого lusus naturae[1], как «адепт», который может допус­каться оппонентами в качестве аргумента. Следует попросить еще о следующем: не нужно сравнивать, в ущерб адепту, силу восприятия его триады, освобожденной от тела, и наполовину свободной монады сомнамбулы или медиума в трансе, туманные взоры которого прони­кают в «небесную тайну». Еще менее позволительно оценивать эту силу по фантазиям воплощенного разума, каким бы развитым и метафизичным он ни был, но который ни на чем не основывается, за исключением индукции и дедукции, происходящих из его собствен­ной обычной деятельности.

Хотя многим европейцам может казаться, что они переросли свои ранние незрелые убеждения, им необходимо специальное изучение тенденций азиатского мышления, чтобы уловить значение азиатских выражений. Короче говоря, возможно, они переросли свои унаследо­ванные взгляды ровно настолько, чтобы критически к ним относиться, и недостаточно, чтобы определить, что является «непоследовательным языком» (или последовательным) восточных мыслителей. Следует помнить и о самом важном факторе — различии в средствах языка. Это хорошо выражено в ответе жителя Востока, посетившего Европу, когда его попросили сравнить христианство с буддизмом: «Здесь нужен указатель или словарь, ибо в христианстве нет ни понятий для наших слов, ни слов для наших понятий». Любая попытка объяснить оккуль­тные учения с помощью ограниченной терминологии европейской науки и метафизики людям, не знающим наших терминов, может привести к ужасающему непониманию, несмотря на добрые намерения обеих сторон. Бесспорно, такие выражения, как, например, «жизнь, реальная в сновидении», должны казаться непоследовательными дуалисту, ут­верждающему вечность индивидуальной души, ее независимое сущест­вование, отдельное от Высшей Души, или Параматма, и отстаивающему реальность природы (личного) Бога. Естественно, что западный мыс­литель, затруднения которого вызваны совершенно иным ходом мыс­лей, будет в замешательстве, услышав, что деваханическая жизнь — «реальность», хотя и является сновидением, а земная жизнь — только «призрачное сновидение», хотя и представляется действительностью. Несомненно, даже проф. Балфур Стюарт, выдающийся физик, не смог бы понять наших восточных философов, хотя его гипотеза о невидимой Вселенной, со всеми ее посылками и выводами, построена на настойчи­вом предположении реального существования персонального Бога, персонального Создателя или персонального морального Повелителя Вселенной. Нас не могут понять ни мусульманин, у которого две вечности: azl, не имеющая начала, и abd, — вечность, имеющая начало, но не имеющая конца; ни христианин, по убеждению которого вечность каждого человека начинается (!) в момент, когда личный Бог вдохнет личную душу в личное тело. Никто из них не мог бы без величайшего труда согласиться с совершенной разумностью доктрины деваханйческой жизни.

Когда слово «субъективный» используется в связи с состоянием изоляции девахани, оно не означает последнюю возможную степень субъективности, но только степень, мыслимую западным, невосточным разумом. Для последнего субъективно без различия все, недоступное чувственному восприятию. Но для оккультиста существует восходящая шкала субъективности, которая становится все более реальной по мере удаления от иллюзорной земной объективности: ее завершение, Реаль­ность — Парабрахман.

Но раз Девахан — «только сновидение», мы должны найти определение феномена сновидения. Имеет ли к нему какое-то отношение память? Некоторые физиологи говорят, что да; сны-фантазии осно­вываются на дремлющей памяти[1], они определяются и развиваются в большинстве случаев благодаря функциональной активности неко­его внутреннего органа, «раздражение которого приводит в действие ту часть мозга, с которой особым симпатическим образом связан орган».

На это, почтительно кланяясь современной науке, оккультист ответит, что сновидения бывают разные. Есть разница между снови­дением, вызванным внешними физиологическими причинами, и сновидением, которое является реакцией и в свою очередь становится создателем сверхчувственных восприятий и чувств. Оккультист делит сновидения на феноменальные и ноуменальные и различает их; и более того, физиолог совершенно неспособен понять конечное стро­ение освобожденного от телесной оболочки Эго — а следовательно, и природу его «сновидений». Это происходит в силу нескольких причин, одну из которых можно особенно отметить: физиолог a priori отрицает Волю — главный и необходимый фактор внутреннего человека. Он отказывается признать ее, кроме определенных актов волеизъявления, и считает это просто реакцией или желанием вывести наружу энергию после «сложной переработки и комбинации идей в ганглиях полушарий». Следовательно, физиолог должен будет сразу отрицать возможность сознания — минус память; а у девахани нет органов, нет сенсорных ганглий, нет нервных клеток, естественно, он не может иметь того, что физиологи рассматривают и определяют как память. Освобожденное от личностных ощущений Манаса, деваханическое сознание обязательно должно стать вселенским или абсо­лютным сознанием, без прошлого, как и без будущего, так как они сольются в одно вечное Настоящее — за исключением пут личного Эго. Но даже последнее, будучи отделено от физических органов, не может иметь такой памяти, как определяет профессор Гексли, кото­рый приписывает ее «чувствительным молекулам» мозга, тем моле­кулам, которые остаются даже тогда, когда исчезли породившие их ощущения, и которые считаются физической основой памяти, а следовательно, и основой всех сновидений. Какое отношение могут иметь молекулы к эфирным атомам, которые действуют в духовном сознании монады во время ее блаженства, полностью зависящего только от степени связи с сущностью индивидуального Эго?

Какова же тогда природа деваханического сна, — спрашивают нас, — и.как оккультист определяет сновидение еще воплощенного человека? Для западной науки сновидение — это серии мыслей, связанных действий или, скорее, «состояний», которые только кажут­ся реальными. С другой стороны, непосвященный метафизик экзотерически опишет его как путь чувства из темноты к свету — как пробуждение духовного сознания. Но оккультист, который знает, что духовное чувство, свойственное неизменному, не может ни спать, ни даже дремать per se[1] и всегда находится в «свете» реальности, оккультист скажет, что во время состояния сна Манас (местонахожде­ние физического и индивидуального разума) становится способным воспринять ту реальность в субъективном мире, которая была скрыта в часы бодрствования (ибо Манас включает Кама, Волю, которая отпу­щена на полную свободу сознательного действия, благодаря тому что волеизъявление остается пассивным, и бессознательного — из-за времен­ного бездействия сенсорных центров). Эта реальность не становится менее реальной, потому что при пробуждении «сенсигенные молекулы» и «необразованные центры» путают в майявическом свете действитель­ной жизни воспоминание и даже память о ней. Но участие Манаса в деваханическом блаженстве не увеличивает, а, напротив, уменьшает реальность, которая выпала бы на долю монады, если бы она была уже свободна от его присутствия. Ее блаженство является выходом Саккай-адиттхи, заблуждения или «ереси индивидуальности», которая вместе с аттавадической цепью причин необходима для будущего рождения монады. Именно это все приводит к тому, что оккультист рассматривает общение или «взаимодействие» двух лишенных телесной оболочки сущностей в Девахане — насколько бы это ни было реальнее жизни — как иллюзию и, с его точки зрения, «сновидение» и так и говорит о нем; а то, что его критики охотно, хотя и с сожалением, назвали бы сновидениями — «интерлюдиями, созданными фантазией» — будет, как знает оккультист, просто обрывками реальности.

Рассмотрим пример: сын теряет горячо любимого отца. В снови­дениях он может видеть его, общаться с ним и все это время чувствовать себя таким же счастливым, не осознавая его смерть, как если бы его отец еще не покинул эту землю. Проснувшись, он будет с печалью думать об этом как о сновидении, которое не может длиться вечно. Прав ли он? Оккультист говорит, что нет. Сын просто не знает о том, что дух его той же природы и сути, что и его отца, — как и все духи — и что унаследованное свойство взаимного притяжения и ассимиляции в их конкретном случае усилено отцовской и сыновней любовью их индивидуальных Эго — что они, собственно говоря, никогда не разлучались. Сама смерть бессильна разорвать психичес­кую связь там, где двое соединены чистой духовной любовью. «Сновидение» в этом примере было реальностью; а «реальность» — майя, ложным явлением, вызванным авидья (ложными понятиями). Итак, более справедливо и правильно называть неведение сына во время бодрствования «сновидением» и заблуждением, чем характери­зовать так подлинную связь. Так что же происходит? Спиритуалист ответит: «Дух отца спускается на землю, чтобы поддерживать связь с духом сына в тихие часы сна». Оккультист возразит: « Не совсем так; строго говоря, ни дух отца не спускается, ни триада сына не поднимается. Центр деваханической деятельности нельзя локализо­вать: это опять авидья. Монады в это время даже при связи с пятью конечными коса (оболочками или принципами) не знают ни про­странства, ни времени, они рассеяны в пространстве, они вездесущи и повсеместны. Манас в высшем аспекте есть дравийя — вечная «субстанция», так же как и Буддхи, духовная душа, — когда развит этот аспект; и, объединенный с Душой, Манас становится духовным само-сознанием, которое есть Викара (создание) своего подлинного «творца» Буддхи. Если он не стал совершенно непригоден, в силу смешения или связывания со своими низшими Танматрами, к тому чтобы стать единым с Буддхи, — он неотделим от него. Поэтому высшая триада человека, приближенная к тем триадам, которые она больше всего любила, с помощью Манаса в его высшем аспекте самосознания (он совершенно не нуждается в качестве канала в физическом внутреннем органе, называемом антахкарана[1]) связана с ними навсегда и радуется присутствию всех, кого она любит, — в смерти так же, как в жизни. Связь реальна и подлинна.

Критик сомневается, можно ли назвать такую связь «достоверной». Он хочет знать, действительно ли две освобожденные, от телесной оболочки сущности «реально и подлинно влияют друг на друга» или же «одна личность лишь воображает себе присутствие другой» и не имеет ничего общего с тем, «что переживает другая индивидуальность [вопло­щенная или освобожденная от телесной оболочки]». Критик отрицает, что «постулирует несоответствие», возражая, что такая «связь» нереаль­на, что это «просто сновидение», так как может представить реальную связь — сознательную с обеих сторон, с настоящим действием и реакцией, которая возможна не «только при взаимоотношениях на уровне физического существования». Если он действительно может это сделать, то на какие трудности жаловаться? Подлинное значение, которое оккультист придает таким словам, как «сновидение», «реаль­ность» и «нереальность», объяснено; что еще мешает понять конкретно этот догмат? Критика можно также спросить, как он может представить подлинную сознательную взаимосвязь этих сущностей, не понимая их особую, ему еще неведомую интеллектуальную реакцию и взаимоотно­шения. [Эта симпатическая реакция — не предположение, а научный факт, известный и изучаемый в посвящениях, хотя и незнакомый современной науке и лишь туманно осознанный некоторыми метафизи­ками-спиритуалистами]. Или, напротив, он антропоморфизирует Дух — в спиритуалистическом, ошибочном смысле? Наш критик только что сказал нам, что «мы [он] не можем себе представить, исходя из нашего опыта, форму этого взаимодействия». Тогда какое же взаимодействие он может представить?


Примечания


<< предыдущий параграф - оглавление - следующий параграф >>


Личные инструменты
Дополнительно