Смерть и бессмертие. ПУГАЛА НАУКИ

Материал из Энциклопедия Агни Йоги.

<< предыдущий параграф - оглавление - следующий параграф >>

ПУГАЛА НАУКИ

Фанатизм слепого отрицания часто упорнее и опаснее, чем простое высокомерие, и с ним всегда труднее иметь дело. Отсюда – как результат, справедливо вызывающий недовольство, – постепенное и неуклонное крушение старых идеалов и все большее преобладание психо-материалистической^[1] мысли; упорное сопротивление и игнорирование большей частью западного общества этих психологических факторов и явлений, воспринятых и убедительно обоснованных с математической точностью меньшинством. Мы часто слышим, что наука является неизбежным врагом любой метафизической теории как способа изучения природы и оккультных феноменов во всех их разнообразных формах, в том числе – в виде месмеризма и гомеопатии.

Мы считаем совершенно несправедливым огульное обвинение истинной науки. Настоящая наука – то есть знание без фанатизма, предрассудка или себялюбия – старается лишь убрать весь мусор, накопленный поколениями лжепроповедников и лжефилософов. Всезнайство – то есть поверхностная ученость, тщеславная, узколобая и эгоистично пристрастная – не в состоянии отличить факт от обманчивой видимости, подобно собаке, которая лает на луну и рычит при виде всего, что выходит за узкие рамки ее понимания. Подлинная наука строго различает обоснованные и поспешные выводы, и истинный ученый вряд ли будет отрицать предъявленный ему факт, каким бы маловероятным он ни казался. Только недостойные служители науки, порочащие ее имя и авторитет и способствующие ее деградации превращением в ширму для своих узколобых предубеждений, должны держать ответ за столь распространенное suppressio veri. К ним применимо едкое замечание, сделанное одним немецким врачом: «Тот, кто отвергает что-либо a priori и отказывается от честной проверки, не достоин называться ученым; нет, даже честным человеком» (Г.Яегер)^[1].

Лучшим средством исцеления непредубежденного ученого от хронического неверия будет предъявление ему тех же самых нежелательных фактов, которые он до этого отрицал во имя точной науки, но которые подтверждены на основе ее непреложных законов. Верным доказательством тому является список известных людей, которые, если и не перешли окончательно «с оружием и багажом» в стан «врага», то храбро поддерживали и защищали многие необычные факты из практики современного спиритуализма, если убеждались в их научной реальности. Не надо быть тонким наблюдателем, достаточно иметь непредвзятый ум, чтобы понять, что упрямый ограниченный скептицизм, лишенный золотой середины и совершенно не признающий компромиссов, уже утрачивает свои позиции. Вульгарные концепции о материи Бюхнера и Молешотта нашли своего естественного преемника в крайних измышлениях позитивизма^[1], образно охарактеризованного Гексли как «римский католицизм без христианства», а крайние позитивисты уступили сейчас место агностикам^[1]. Отрицание и психико-материализм являются первыми отпрысками-близнецами, порожденными молодой точной наукой. По мере ее взросления она будет вынуждена, подобно Сатурну, пожирать своих собственных детей. Бескомпромиссный психико-материализм уже оттеснен к последнему оборонительному рубежу. Он видит, что его идеи – если только можно назвать «идеей» нездоровое желание превратить все, что существует в пределах нашей ограниченной видимой вселенной, в нечто такое, что можно увидеть, почувствовать, попробовать на вкус, измерить, взвесить и, наконец, расфасовать по бутылкам с помощью наших физических органов чувств – рассеиваются, как туман, под лучами неоспоримых фактов и ежедневных открытий, совершаемых в области невидимой и неуловимой материи, чей покров все больше и больше приподнимается с каждым новым научным достижением. Идеи отступают все дальше и дальше; и исследователи областей, где материя, доступная до сих пор восприятию и пониманию нашего физического мозга, ускользает из-под контроля обоих и утрачивает свое название – тоже теряют почву под ногами. Действительно, высокий постамент, на котором до недавнего времени возвышалась грубая материя, фактически разрушается. Основание Дагона^[1] рушится под тяжестью новых фактов, ежедневно собираемых нашими отрицателями науки; и поскольку новомодный идол показал свою глиняную основу, а его лживые служители свои «медные лбы», даже Гексли и Тиндаль, двое величайших из наших великих мужей физической науки, признаются, что видели сон и нашли своего Даниила^[1] (в лице господина Крукса), растолковавшего им его содержание демонстрацией «лучистой материи». За последние несколько лет загадочная связь слов, жонглирование, подтасовывание и замена научных терминов произошли так незаметно, что едва ли привлекли внимание непосвященных. Если бы мы персонифицировали материю, то могли бы сказать, что в одно прекрасное утро она проснулась и обнаружила себя преображенной в силу. Таким образом, твердыня грубой физической материи была поколеблена в самом основании; и если бы господин Тиндаль был абсолютно и безупречно честен, он должен был бы к настоящему времени перефразировать свой знаменитый белфастский манифест и сказать: «В силе я вижу перспективу и возможность каждой формы жизни». С этого момента началось бы владычество силы и предсказанное постепенное предание забвению материи, так неожиданно отрекшейся от своего всевластия. Материалисты молча и скромно переделались бы в энергетистов.

Но ретрограды консервативной науки не так-то просто проникаются новыми идеями. Годами отказываясь называть материю силой, они теперь не желают признать наличие последней – даже когда она была законно признана их знаменитыми коллегами – в таких феноменах, как гипноз, месмеризм и гомеопатия. Они пытаются ограничить потенциальные возможности энергии рамками старых предрассудков. Не касаясь слишком таинственных и необычных проявлений, затруднительных для восприятия большей части, как правило, невежественной и всегда безразличной общественности (хотя и подтвержденных такими светочами науки, как Уоллес, Крукс, Зельнер^[1] и др.), рассмотрим только несколько наиболее легко проверяемых, хотя в равной мере отрицаемых фактов. Речь пойдет о вышеназванных отраслях психо-физиологической науки и мнениях некоторых ученых – не входящих в лондонское Королевское Общество^[1]. Мы планировали опубликовать в этих заметках высказывания д-ра Шарко о гипнозе – старом месмеризме под новым названием; размышления известного д-ра Густава Яегера о гомеопатии, вместе с некоторыми аргументами и замечаниями по этим вопросам компетентных и непредвзятых французских, немецких и русских исследователей. В них можно будет познакомиться с рассуждениями и положительными отзывами лучших медиков и аналитиков о месмеризме и гомеопатии и удостовериться, что обе эти «науки» уже почти получили признание. Присвоение старым фактам новых имен не означает изменения их природы, подобно тому, как новая одежда не меняет внутренней сути человека. Месмеризм, ныне именуемый «гипнозом» и «электробиологией» – не что иное, как тот же самый животный магнетизм, изгнанный из всех медицинских и научных академий в начале нашего столетия. Чудесные эксперименты, недавно проведенные в больницах всемирно известным д-ром Шарко^[1] в Париже и проф. Хайденхайном^[1] в Германии, не должны больше оставаться неизвестными для наших читателей, так же, как и новый метод тестирования эффективности гомеопатии – изобретенный проф. Г.Яегером, выдающимся зоологом и физиологом из Штутгарта, и названный нейроанализом.

Но являются ли все эти отрасли науки и факты абсолютно новыми? Думаем, что нет. Месмеризм, так же, как и металлоскопия и ксилоскопия д-ра Шарко, были известны древним; но позднее, на заре нашей цивилизации и просвещения, были отвергнуты самодовольными «мудрецами» тех дней как нечто слишком мистическое и невероятное^[1]. Что касается гомеопатии, то вероятность существования закона simila similibus curantur была подтверждена еще при зарождении медицины. Об этом говорил Гиппократ, позднее Парацельс; Халлер^[1] и даже Шталь и некоторые другие известные химики того времени не просто намекали на этот метод, а реально обучали ему и вылечили с его помощью нескольких пациентов.

Подобно тому, как алхимия стала химией, так месмеризм и гомеопатия и все остальные, в конечном итоге, станут законными отраслями ортодоксальной медицины. Опыты доктора Шарко с истеричными больными уже произвели революцию в медицинском мире. Гипноз – это явление, занимающее умы всех мыслящих людей нашего времени; и многие видные врачи считают, что в ближайшем будущем он станет наукой, имеющей величайшее значение для человечества. Недавние наблюдения проф. Хайденхайна в другом направлении, которое он назвал «телефонным экспериментом», служат еще одним доказательством постепенного открытия и использования методов, ранее составлявших неотъемлемую часть оккультных наук. Этот профессор доказал, что если положить одну руку на левую часть лба, а другую – на затылок субъекта, то последний, после значительного погружения в гипнотическое состояние, будет повторять слова, произносимые экспериментатором. Это очень древний метод. Когда высокий лама в Тибете хочет заставить ученика говорить правду, он кладет одну ладонь выше левого глаза обвиняемого, а другую – на его голову, и тогда никакая сила в мире не способна остановить поток слов, срывающихся с губ юноши. Ему ничего не остается, как открыть правду. Применяет ли лама по отношению к нему гипноз или месмеризм? Если все подобные факты действительно так долго отрицались, то только по причине их непосредственной связи с оккультными науками, с магией. Но все же их признали, хотя и неохотно. Доктор Риопель из Соединенных Штатов, говоря о гипнозе и признавая этот вопрос «настолько интересным, что у метафизиков есть твердая почва под ногами для продолжения исследований», тем не менее, заканчивает свою статью следующим крайне парадоксальным заявлением:

«Дисциплина, на которую впервые пролил свет Галль, намереваясь доказать, что орган речи имеет определенное положение в мозгу; затем позднее Марк Дакс и Буйо, а еще позднее Брока и многие другие выдающиеся ученые в настоящее время предлагают свои услуги в деле раскрытия тайн спиритуализма и его мнимой связи с психологией под названием «гипноз» («Френологический журнал»).

«Мнимая связь» кажется удачным и очень уместным выражением. Слишком поздно пытаться исключить трансцендентальную психологию из сферы науки или отделять от нее спиритуалистические феномены, какими бы ошибочными ни могли казаться их ортодоксальные объяснения. Широко распространенное в обществе предубеждение против признания спиритуалистических феноменов, месмеризма и гомеопатии становится настолько абсурдным, что нет смысла уделять ему сейчас серьезное внимание, ибо оно уже граничит с нездоровым упрямством. А причина его проста: длительно поддерживаемое отношение к определенной точке зрения становится, в конце концов, привычным, быстро переходит в убеждение в ее непогрешимости и очень скоро превращается в догму и защищается: не дадим профанам прикасаться к ней!

Какие могут быть разумные основания, например, для дискутирования возможного влияния волевых импульсов одного организма без посредства слов или жестов на действия другого организма?

Не являются ли феномены нашей воли (спрашивает известный русский автор) и ее постоянное действие на наш собственный организм такой же великой загадкой для науки? И все же кто когда-либо помышлял об осуждении или усомнился в подлинности того факта, что воздействие воли производит определенные изменения в функционировании нашего физического организма или что дистанционное влияние природы определенных веществ на другие является научно признанным фактом? Железо в процессе намагничивания начинает действовать на расстоянии; провода, через которые один раз пропустили электрический ток, начинают взаимодействовать на расстоянии; все тела, нагретые до состояния свечения, испускают видимые и невидимые лучи на огромные расстояния и т.д. Почему бы тогда воле – импульсу энергии – не обладать такими же свойствами, как у теплоты и железа? Следовательно, можно научно доказать, что изменения в состоянии нашего организма производят таковые изменения и в другом организме.

Можно привести еще более удачные аргументы.

Хорошо известно, что сила может аккумулироваться в теле и создавать запас так называемой потенциальной энергии: то есть теплота и свет, выделенные во время сгорания древесины, угля и т.д., представляют собой всего лишь излучение энергии, принесенной на землю солнечными лучами и поглощенной, накопленной растениями в процессе роста и развития. Газ любого вида является резервуаром энергии, которая проявляется при сжатии в форме тепла, особенно во время его разжижения.

Так называемый «белый фосфор»^[1] (получивший практическое применение в часах со светящимся в темноте циферблатом) обладает свойством абсорбировать излучаемый им свет позднее, в темноте. Гипнотизеры уверяют нас, – и мы не видим веских причин не соглашаться с ними, – что таким же образом их волевые импульсы могут быть зафиксированы на любом материальном объекте, который поглотит и сохранит их до того времени, пока эта же воля не заставит его выделить их обратно.

Но существуют менее сложные и чисто научные феномены, не требующие опытов с человеческим организмом; эти эксперименты, легко проверяемые, не только очень убедительно доказывают существование таинственной силы, о которой заявляют месмеристы и которую адепты применяют практически для получения всех оккультных явлений, но и грозят разрушить навсегда и полностью, до последнего камня, «китайскую стену» тупого отрицания, воздвигнутую физической наукой против нашествия так называемых оккультных феноменов.

Мы имеем в виду опыты месье Крукса и Гуитфорда с лучистой материей и очень хитроумный прибор, изобретенный первым из них и названный электрическим радиометром. Каждый, кто слышал о них хоть немного, может убедиться, насколько практически они подтверждают наши заявления. Господин Крукс в своих наблюдениях над активностью молекул с использованием радиометра (молекулы приводились в движение с помощью излучений, производящих тепловые эффекты) сделал следующее открытие.

Электрические лучи, полученные посредством индукционной искры, – электричество идет от отрицательного полюса и направляется в пространство, содержащее крайне разреженный газ – будучи сфокусированными на платиновую пластинку, расплавляют ее! Электрическая энергия передается, таким образом, в вещество через то, что смело можно назвать вакуумом, и производит в нем сильное повышение температуры, теплоту, способную плавить металлы. Что же является посредником, передающим энергию, ибо в пространстве нет ничего, кроме небольшого количества газа в максимально разреженном состоянии? И сколько, или вернее, сколь мало, как мы убеждаемся, требуется этого вещества, чтобы превратить его в посредника и заставить сопротивляться давлению такого огромного количества силы, или энергии?

Но здесь мы видим совершенно противоположное тому, что предполагали обнаружить. В данном случае, передача силы становится возможной только тогда, когда количество вещества уменьшено до минимума. Из курса механики мы знаем, что количество энергии определяется весом массы вещества в движении и скоростью движения; и с уменьшением массы скорость движения должна быть значительно увеличена, если мы хотим получить тот же эффект.

С этой точки зрения, имея такое бесконечно малое количество разреженного газа, мы вынуждены, – чтобы объяснить колоссальность эффекта, – использовать скорость движения, которая выходит за пределы нашего понимания. В миниатюрном приборе господина Крукса мы оказываемся перед лицом бесконечности, такой же непостижимой для нас, как и та, что существует в глубинах Вселенной. Здесь мы имеем бесконечность скорости, там – бесконечность пространства. Не являются ли эти два трансцендентальных понятия Духом? Нет; они оба материя; только на противоположных полюсах одной и той же Вечности.

ГОМЕОПАТИЯ И МЕСМЕРИЗМ

Уже давно гомеопаты говорят, что для сильного воздействия на физический организм необходимы очень малые дозы вещества. Более того, они утверждают, что уменьшение дозы дает пропорциональное увеличение эффекта. Последователей этого нового направления посчитали шарлатанами, заблуждающимися простаками и мошенниками.

Тем не менее, данные полученные господином Круксом в ходе экспериментов с лучистой материей и электрическим радиометром и ставшие теперь признанными фактами в современной физической науке, могут послужить прочной основой и для утверждения гомеопатии. Оставив в стороне такой сложный механизм, как человеческий организм, можно провести эксперимент с любым неорганическим веществом. Более того, мы полагаем, что ни один честный мыслящий человек не будет отрицать a priori эффект гомеопатических лекарств. Излюбленный аргумент отрицателей – «я не понимаю, следовательно, это невозможно» – стал уже банальным.

Как будто бесконечные возможности природы можно исчерпать убогими стандартами нашего пигмейского понимания [восклицает автор статьи о неироанализе Яегера и гомеопатии]. Давайте оставим в покое [добавляет он] наши тщеславные претензии понять каждое явление и будем помнить, что если проверка факта путем наблюдения и эксперимента является первым требованием для его правильного понимания, то следующим и самым важным требованием будет внимательное изучение с помощью тех же самых экспериментов и наблюдений различных условий, породивших этот факт. И только при строгом соблюдении такого подхода мы можем надеяться – и то не всегда – что придем к его правильной оценке и пониманию.

Теперь сопоставим некоторые наиболее удачные аргументы, выдвинутые этим и другими беспристрастными авторами в защиту гомеопатии и месмеризма.

Самый главный и важный фактор в раскрытии и постижении любой тайны природы – это аналогия. Сопоставление новых явлений с уже открытыми и изученными является первым шагом на пути к их объяснению. А все аналогии, которые мы находим в окружающем нас мире, служат подтверждением, отнюдь не отрицанием возможности извлечения огромной пользы из бесконечно малых лекарственных доз. Действительно, в большинстве случаев наблюдения показывают, что чем больше вещество доводится до своей простейшей формы, тем больше его способность аккумулировать энергию, то есть именно при таком условии оно становится наиболее активным. Образование воды из льда, пара из воды сопровождается поглощением теплоты; пар представляет собой, так сказать, резервуар энергии; и последняя, будучи израсходованной во время превращения пара обратно в воду, оказывается способной совершать механическую работу типа перемещения тяжестей и т.д. Химик скажет нам, что в большинстве случаев для передачи энергии веществу надо затратить силу: так, например, чтобы перейти от пара к его составным элементам, водороду и кислороду, требуется намного больший расход энергии, чем при превращении воды во влажный пар – водород и кислород действуют как огромные энергетические емкости. Этот запас проявляется в ходе превращения пара в воду, во время сочетания водорода с кислородом, либо в виде теплового эффекта, либо в форме взрыва, то есть движения массы. Если мы обратимся к химически однородным, или так называемым простым веществам, то снова обнаружим, что наибольшей активностью обладают самые легкие элементы. Так, если в большинстве наблюдаемых случаев чем проще и разреженнее вещество, тем выше его энергетический потенциал, – тогда, спрашивается, почему мы должны отрицать то же явление там, где масса вещества ускользает от нашего непосредственного наблюдения и точного измерения? Следует помнить, что великое и малое – относительные понятия и что бесконечность в одинаковой степени присуща им обоим и одинаково недоступна нашему восприятию как в больших, так и в малых масштабах.

А теперь, оставив в стороне подобные аргументы, доступные только научной проверке, обратимся к более простым свидетельствам, которые обычно отвергаются именно по причине их простоты и доступности. Каждый знает, как мало надо ароматического вещества, чтобы все присутствующие могли уловить его запах. Так, например, запах от кусочка мускуса распространяется на большое расстояние, и находящиеся в атмосфере частицы этого пахучего вещества будут наименее уловимы для учета. Во всяком случае, у нас нет возможности проверить такое уменьшение основного вещества – если бы оно имело место. Также всем известно, что некоторые запахи могут очень сильно воздействовать на определенные чувствительные организмы и вызывать конвульсии, обмороки и даже состояния тяжелой комы. И если возможность влияния бесконечно малых величин определенных ароматических веществ на обонятельный нерв не нуждается в обсуждении на нынешнем этапе развития науки, тогда на каком основании отрицается возможность подобного влияния и на всю нервную систему? В одном случае впечатление, полученное нервами, сопровождается полным осознанием этого факта; в другом – оно ускользает из-под контроля чувств; все же наличие такого воздействия может быть одинаковым в обоих случаях, и даже не будучи воспринято непосредственно сознанием, оно может заявить о себе через определенные функциональные изменения в человеческом организме – что наши аллопаты часто делают, полагаясь на удачу или слепую веру. Каждый может чувствовать и осознавать биение сердца, в то время как перистальтику кишечника не чувствует никто; но кто по этой причине будет отрицать важность и объективность наличия и той и другой функции в жизни организма? Следовательно, действие гомеопатических доз представляется совершенно приемлемым и возможным; и лечение болезней оккультными средствами – месмерическими пассами и микроскопическими дозами минеральных и растительных веществ – должно быть принято как установленный и хорошо проверенный факт для всех, кроме консервативных и неисправимых отрицателей.

Непредвзятому наблюдателю становится ясно, что обе стороны заслуживают упрека. Гомеопаты – за их полное неприятие аллопатических методов, а их оппоненты – за игнорирование фактов и непростительное отрицание a priori всего, что им заблагорассудится считать шарлатанством и обманом, не имея на то доказательств. Очевидно, что в недалеком будущем эти два метода найдут удачное совместное применение в медицинской практике.

В каждом организме происходят физические и химические процессы, последние же управляются нервной системой, за которой следует признать первенство в иерархии значимости. Только после принятия внутрь организма какого-то вещества в более или менее значительном количестве будет виден его непосредственный, грубый, механический или химический эффект; и тогда оно срабатывает быстро и непосредственно, принимая участие в том или ином процессе, действуя так же, как в лабораторной пробирке или как нож в руке хирурга. В большинстве случаев его эффект на нервную систему сказывается опосредованно. Малейшая неосторожность в дозировании аллопатических лекарств наряду с упорядочением одной функции нарушает работу другой. Но существует иной способ воздействия на ход жизненных процессов; косвенный, но, тем не менее, очень мощный. Этот способ заключается в быстром необычном влиянии на то, что играет главенствующую роль в управлении этими процессами, а именно – на наши нервы.

Таким методом и является гомеопатия. Аллопаты сами часто вынуждены прибегать к средствам, основанным на гомеопатическом принципе, и в таких случаях признаются, что действовали чисто эмпирически. Гибкость подхода можно проиллюстрировать следующим примером: при частых приступах лихорадки хинин прописывают отнюдь не в гомеопатических дозах, ибо достаточное количество этого вещества должно быть принято для отравления крови до такой степени, чтобы убить микроорганизмы, возбуждающие симптомы малярийной лихорадки. Но во всех случаях, когда хинин принимается как тонизирующее средство, его укрепляющий эффект следует отнести скорее к гомеопатическому, нежели к аллопатическому влиянию. Тогда врачи пропишут дозу, являющуюся по сути гомеопатической, хотя и не будут готовы открыто это признать. Каким бы неполным и неточным в деталях ни оказался при строгой проверке приведенный пример, мы все же верим, что он доказывает, что упорное отрицание эффектов гомеопатического лечения вызвано не столько бескомпромиссностью, базирующейся на научных данных, сколько небрежным изучением этих данных методом аналогии.

Недавние и интересные эксперименты известного зоолога и физиолога из Штутгарта, уже упомянутого профессора Г.Яегера, дают блестящее и неопровержимое подтверждение методов гомеопатии. По мнению автора, полученные им результаты, доступные строгой математической проверке, «сразу же причисляют гомеопатию к разряду медицинской отрасли, основанной на точных физиологических данных и ни в чем не уступающей аллопатии». Профессор Яегер называет свой метод нейроанализом. В следующем номере журнала мы поговорим об этом методе, описанном в брошюре Яегера с эпиграфом «цифры доказывают», и лучших отзывах ученых мужей.

III

Приведем краткое изложение различных точек зрения на нейроанализ д-ра Яегера применительно к гомеопатии.

Нейроанализ осуществляется с помощью прибора, известного физикам под названием хроноскоп, который регистрирует самые кратчайшие интервалы времени^[1]: стрелка делает от 5 до 10 круговых вращений в секунду. Пяти оборотов достаточно для проведения нейроаналитического эксперимента. Стрелка мгновенно приводится в движение при подаче гальванического тока и также мгновенно останавливается при его прекращении. Так велика чувствительность этого прибора, что хроноскоп с разрешающей способностью 10 оборотов в секунду может подсчитать и зарегистрировать время, за которое движущаяся револьверная пуля проходит расстояние 1 фуг. Этот инструмент устроен следующим образом: во время своего прохождения пуля (шарик), воздействуя на провод, прерывает ток, а переместившись вперед на 1 фут, размыкает другой провод и, таким образом, полностью прекращает течение тока. За этот неправдоподобно короткий промежуток времени стрелка приводится в движение и проходит определенную часть своего круга.

Нейроанализ используется для измерения параметра, имеющего в астрономии свой термин, который д-р Яегер назвал «нервным временем».

Если, следя за моментом появления какого-либо сигнала, наблюдающий должен зафиксировать этот момент каким-то условным знаком – скажем, сгибанием пальца руки – тогда между появлением упомянутого сигнала и сгибанием пальца пройдет определенный промежуток времени, за который раздражение нервной ткани глаза достигнет зрительного нерва головного мозга, а оттуда по двигательным нервам поступит в мышцы пальца. Именно этот временной промежуток называется нервным временем. Чтобы вычислить его с помощью хроноскопа, надо внимательно следить за положением стрелки и, не выпуская ее из виду, выключить медленным взмахом руки гальванический ток и таким образом привести стрелку в движение. Как только замечено это движение, экспериментатор быстро останавливает его, возобновляя подачу тока, и вновь отмечает положение стрелки. Разница между двумя положениями даст точное «нервное время» в долях секунды. Длительность «нервного времени» зависит, во-первых, от состояния нервной и мышечной проводимости в данное время – это условие совершенно не зависит от нашей воли. И, во-вторых, от степени интенсивности внимания и силы волевого импульса у экспериментатора; чем энергичнее воля и желание, чем больше внимание, тем короче будет «нервное время». Чтобы упростить второе условие, необходимо сделать упражнение для развития навыка, известного в психологии как закон скоординированных движений, или почти одновременного действия. Тогда одного-единственного волевого импульса будет достаточно для совершения двух движений: прерывания и возобновления гальванического тока. Из обоих этих действий, которые вначале совершаются осознанно, второе после тренировки и приобретения навыка становится непроизвольным, так сказать, инстинктивным и будет следовать за первым самостоятельно. После приобретения рефлекса «нервное время», определенное по хроноскопу, становится почти не зависящим от воли и показывает, главным образом, скорость распространения возбуждения по нервам и мышцам.

До настоящего времени брали во внимание, в основном, только среднюю величину «нервного времени», но д-р Яегер заметил, что она подвержена значительным колебаниям, быстро сменяющим друг друга. Например, сделав сто последовательных хроноскопических измерений «нервного времени» с короткими интервалами, скажем, в 10 или 20 секунд, мы получим ряд цифр, существенно отличающихся друг от друга: причем изменения в величине этих показателей, то есть отклонения в длительности нервного времени, будут очень характерными. Их можно изобразить графически с помощью кривой линии, которую д-р Яегер назвал «детальной кривой», поскольку она показывает результаты всех измерений в их последовательности. Кроме того, он строит другой график, отражающий средние значения каждого последовательного десятка результатов (всего десять таких величин), которые он назвал «показателями десятков».

Таким образом, нейроаналитическая кривая показывает в цифрах общую картину состояния нашего нервного аппарата в плане проводимости возбуждения и характерных отклонений этой проводимости. Такая методика изучения состояния нервной системы легко позволяет судить о том, каким путем и в какой мере она подвержена воздействию определенных внешних и внутренних причин, и поскольку их влияние остается неизменным при одинаковых условиях, тогда, vice versa, при характерном состоянии нервной проводимости могут быть сделаны очень точные выводы относительно природы этих влияний на нервы во время упомянутых хроноскопических замеров.

Эксперименты Яегера и его учеников показывают, что нейроскопические кривые, которые он назвал «психограммами», изменяются, с одной стороны, при каждом внешнем влиянии на организм и, с другой стороны, – под воздействием внутренних факторов, таких, например, как чувство удовлетворения, гаев, страх, голод или жажда и т.д. Более того, были построены специфические характеристические кривые по каждому такому влиянию, или воздействию. С другой стороны, у одного и того же участника эксперимента при одинаковых прочих условиях при введении определенного вещества в организм каждый раз возникает идентичная психограмма. Самой интересной и важной особенностью нейроанализа является то, что способ введения различных веществ в человеческий организм не имеет никакого значения: любое летучее вещество при приеме внутрь дает такой же результат, что и при обычном вдыхании, независимо от того, имеет ли оно запах или нет.

Для получения сопоставимых данных крайне необходимо обратить особое внимание на то, что ест и пьет испытуемый, на его умственное и физическое состояние, а также на чистоту воздуха в помещении, где проходит эксперимент. «Кривые» сразу же покажут, находится ли пациет в таком же нейроаналитическом состоянии, что и во время предыдущих опытов. Ни один другой инструмент в мире не регистрирует так точно необыкновенную чувствительность человеческого организма. Так, например, как установлено д-ром Яегером, достаточно одной капли винного спирта, пролитого на полированный стол, чтобы запах лака, распространяющийся по комнате, заметно изменил показания психограммы и помешал ходу эксперимента.

Существует несколько видов психограмм; регистрирующие обонятельные процессы он назвал осмограммами, от греческого слова осмос, разновидности молекулярного насоса. Осмограммы представляют большую ценность с точки зрения большой точности и определенности результатов. «Даже металлы, – говорит Яегер, – проявляют себя как летучие вещества, как показывают самые внушительные осмограммы». Кроме того, если невозможно волевым усилием прекратить действие вещества, попавшего в желудок, то действие вдыхаемого вещества можно легко остановить. Количество вещества, необходимое для получения осмограммы, просто ничтожно – если даже не принимать во внимание многократные гомеопатические разбавления – и не имеет реального значения. Так, например, если надо вдыхать алкоголь, то для получения результата неважно, была ли поверхность испарения равна 1 кв. дюйму^[1] или огромной тарелке.

В следующем номере журнала мы расскажем об огромном значении открытий Яегера, сделанных с помощью нового применения хроноскопа, для освещения гомеопатии в целом и особенно^[1] для выяснения эффективности бесконечно малых доз при многократном разбавлении.