01.02.1940 Е.И.Рерих – Р.Я.Рудзитису

Материал из Энциклопедия Агни Йоги.

Информация о письме
От кого: Е.И.Рерих Кому : Р.Я.Рудзитису Дата : 01.02.1940 Издание: МЦР, 2007

Е.И.Рерих – Р.Я.Рудзитису

1 февраля 1940 г.

Совершенно доверительно

Дорогой Рихард Яковлевич, получили письма от К.О. и Екатерины Яковлевны от 2 и 3 января. Оба письма нас несказанно огорчили, ибо рисуют положение полного взаимного непонимания и недоверия среди ближайших сотрудников. Этого не должно быть, ибо такое разъединение недопустимо во время Армагеддона и того опасного момента, который переживается страною. Знаете ли Вы их содержание? Письмо Карла Оттоновича особенно удручило. Неужели же Гаральд и Иван Георгиевич могли требовать нового правления? Привожу его слова: «Ультимативно они (Гаральд и Иван) требуют, чтобы мы отошли и Вы отстранили и Рихарда Яковлевича, и меня, и Драудзинь, и других, и они назначат новое правление и заставят уйти всех не примкнувших к их самоопределению...» Но это как-то не вяжется с тем, что пишут обвиняемые ими лица. Я знаю, что они исполнены устремления сделать все как можно лучше, и весьма возможно, что они, как говорится, могут иногда немного перестараться и недостаточно посчитаться с состоянием сознания некоторых членов. Но за это слишком винить нельзя. Кто из нас в своем устремлении не перехватывал иногда через край. Я первая повинна в этом, в моем желании дать радость, поощрить и выказать доверие людям я слишком переценивала их силы.

Екатерина Яковлевна правильно замечает в своем письме, что книги Н.К. и книги Учения открыто продаются, и, если кто интересуется Н.К., должен прежде всего обратиться к ним. Основы и задания Общества тоже ясно формулированы, и потому в тех странах, где провозглашена свобода совести или вероисповедания, все эти положения никаких недоразумений вызывать не могут. Точно так же и в Швеции эта свобода была принята и можно бы спросить – что же случилось? Неужели же все снова возвращается во тьму средневековья? Сознание, продвинувшееся в эволюции, может не признавать некоторые церковные догмы в их грубо примитивном аспекте, но сущность религии как устремление нашего существа ко всему Прекрасному, ко всему эволюционному есть чувство врожденное в нас, как и чувство притяжения или любви. И только степень сознания нашего определяет и ступень нашей эволюции. Правильно понятая эволюция и есть устремление к красоте во всех ее проявлениях. На правильном пути эволюции не будет отрицаний основ Бытия, и даже те догмы, которые некоторые сознания уже переросли, все же под неуклюжей формулой в основе своей имеют одну из многочисленных граней Истины. Итак, истинное просвещение будет не отрицать, но собирать как можно больше граней и оттенков беспредельной Истины для гармонического сочетания их в величественный Синтез. Эволюционное сознание не может ограничивать Божественный Принцип человеческим сознанием и атрибутами, но Божественное Начало, пребывающее во всем сущем, назовем ли мы его Богом, Духом, жизнью, сознанием, всеначальной энергией или сублимированной материей, признавалось и признается и в наше смятенное время всеми лучшими и просвещенными умами. Как говорится – «Малое знание уводит нас от Бога, но большое знание приводит к Нему». Неужели же все возвещенные свободы остались лишь на бумаге? А человеческое сознание по-прежнему не выбралось из мрака средневековья? Можно было бы трудным друзьям дать прочесть параграф из «Надземного», который как нельзя лучше определяет «свободу» некоторого мышления. Привожу его Вам, может, пригодится. «Вы знаете, как настойчиво нужно освободить человеческое мышление. Не нужно утешаться, что мысль по природе своей свободна. Но процесс мышления связан со многими предрассудками. Не сжигают сейчас колдунов, но многие научные области считаются почти колдовством. Каждый может назвать многих людей, полагающих себя культурными, которые не могут признать целые научные достижения. Могут быть издаваемы книги, могут открываться новые университетские кафедры, могут производиться опыты, засвидетельствованные достоверно, но почтенные деятели будут пребывать в ветхих предрассудках. Они не стыдятся называть себя циниками и ярыми скептиками, когда проще назваться глупцами. Не беда, если какой-то ярый глупец будет отрицать действительность, но многие из них занимают правительственные места и препятствуют просвещению. Невозможно перечислить, какими узами связано народное мышление! Не удивляйтесь, но психический уровень его мало отличается от средневековья. Тогда невежды покушались на Леонардо да Винчи, но и теперь можно наблюдать то же явление. Учитель, который будет говорить о дисциплине мышления, убедится, как невозможно еще сказать о простейших истинах. Правители и высшие наставники сумеют закрыть рот смельчаку, помыслившему о свободе мышления. Мыслитель говорил: "На каждом из нас звенят тяжкие цепи"»^[1]. Воображаю, какое негодование вызвали бы эти строки среди отрицателей. Но в смягченном виде можно было бы им пересказать.

Да, пора бы сбросить тяжкие цепи и обратиться к зовущему и ведущему в беспредельность светлому знанию, не ведающему никаких запретов. Там, где запреты, там удушение и смерть разложения. Божественное начало в человеке, его интуиция может действовать в нашей еще грубой телесной оболочке лишь под стимулом высших вибраций, которые рождаются только от устремления к Прекрасному. Человек, сознание которого привязано к земле, истинно, в землю и уходит. Он не знает законов тончайших энергий и не озаботился о накоплении их в своей собственной лаборатории; он не знает, что лишь эти тончайшие энергии дают ему возможность жить беспредельно. Итак, человек отрицающий есть прежде всего САМОУБИЙЦА. Мы можем понимать страшный вред узкой и невежественной церковности, которая сама обратилась в Запретительное Учреждение; не запрещаются ли ею многие области научных исследований? Не накладывала ли она свое вето на многочисленные научные открытия, несшие человечеству великое благо? Но основа, на которой церковь была построена, будучи очищена от всяких позднейших невежественных и корыстолюбивых добавлений, останется незыблемой как основа высшей этики – именно признание Вездесущего Божественного Начала и Любовь к ближнему. Итак, новое расширенное понимание Божественного Начала откроет все пути и приведет к вмещению многогранной Истины. Тому, кто хочет вступить на эволюционный путь, придется отставить все отрицания и усмешки. Непристойно оказаться ретроградом и невеждой. Учение Живой Этики особенно настаивает на осторожном подходе к сознаниям узким и зараженным предрассудками, последних может быть особенно много в так называемом материалистическом миросозерцании. Заповедано говорить по сознанию – «слово должно быть не гробовым гвоздем, но лучом врача»^[1]. Вот почему нужно проявить всю терпимость и осторожность, подходя к людям, воспитанным в тяжких условиях всякого отрицания. Мы полагаем, что лицо, столь порицаемое Карлом Оттоновичем, удачнее всего может найти подход к таким людям, и потому просили его не отталкивать, но постараться смягчить разницу в миросозерцании и установить более дружественные отношения, именно, объединить что возможно.

Так и «угроза Гаральда разгромить Музей», по словам Карла Оттоновича, должно быть, была вызвана тем, что Карл Оттонович перевесил картины в Музее, причем некоторые пожертвованные картины были им забракованы. Но ведь эти картины, принятые уполномоченным лицом от Правления Музея, не могут быть теперь забракованы и не вывешены. Этика должна быть соблюдена. Правление Музея несет ответственность за выбор своего уполномоченного. Кроме того, всякий художественный музей должен прежде всего преследовать задачу художественного исполнения, и вот мне думается, что среди забракованных вещей могут оказаться произведения лучше некоторых одобренных Карлом Оттоновичем.

Также мы никому не можем навязывать сношений с людьми, им почему-либо неприятными, и друзья одних членов Общества могут и не быть знакомы с другими. Но ведь Общество и Музей, как учреждения общественные, могут принимать в своих стенах, на открытых собраниях людей разной национальности и разного вероисповедания и т.д. Не братству ли всех народов без различия вероисповеданий учит и Теософия? Нужно учитывать и события, происшедшие в Вашей стране, и благодарить Силы Света за помощь посланную. Черпать мужество надо в полном доверии к Высшей Целесообразности или Справедливости. Этот космический закон безошибочен в своем отборе элементов, пригодных для нового строительства. Благо тем, кто может знать и чуять интуицией, куда направлена эволюция, но пусть не смутятся очевидностью. Пусть малое близкое не скроет далей. Много перемен произойдет, и потому просим всех внимательно углубиться в книги Учения и стараться подняться над планом личности и всем с ним связанным. Чем выше поднимемся, тем шире увидим и большую помощь сможем принять и подать. Удивились мы и упоминанию Карла Оттоновича о настаивании друзей «с соответственными угрозами» на смене «эгрегора»?!! Об этом мы ничего не слыхали ни от Клементия Станиславовича, ни от Федора Антоновича, ни от порицаемых лиц. Думается, что здесь опять-таки глубокое недоразумение или большое преувеличение. Больно было прочесть и намеки Карла Оттоновича на биографию и качество сознания Федора Антоновича. Биографию последнего я знаю, и она нисколько не умаляет его. Многие большие люди начинали свой блестящий земной путь именно такими же ступенями. Даже из недавних деятелей можно вспомнить Форда и Рокфеллера, и даже такой крупный деятель, как Линкольн, президент Северо-Американских Штатов, занимался в юности перевозом свиней, зато потом ему пришлось пасти и двуногих... Могу сказать от себя, что считаю Федора Антоновича делающим большое и доброе дело, он сеет по-своему благие семена. Но самое главное – это то, что, когда я понятия не имела о нем, Великий Владыка указал мне на него, сказав: «Пусть он тебе напишет». Так моя корреспонденция с Федором Антоновичем началась с благословения Великого Владыки. Не знаю я и об ответственных поручениях, которые имеет в виду Карл Оттонович и от которых следует избавить Федора Антоновича за непригодностью его. Никаких поручений мы ему не давали, но поощряю его неизменно в его выступлениях среди молодежи и в тех Обществах, куда его приглашают читать лекции. Считаю его очень достойным человеком. Если же кто усмотрел недостатки, то можно спросить – а кто же без греха? Также не слышали мы о «капризах» друзей, и, конечно, никакие капризы недопустимы. О трудностях с ними нам писали. Мы этому не удивляемся, но можно было бы им указать, что дружелюбие, выказанное им в трудные для них дни, достаточно свидетельствует о нашем отношении. Помочь мы всегда готовы, сознание наше достаточно широко, чтобы вместить многое, преследуя задачу общего блага, но удовлетворение «капризов» или каких-то требований – невместно. Кроме того, не забудем, что придут еще новые друзья с большим пониманием основ Этики. Первые могут оказаться лишь застрельщиками. Потому будем учиться в новых трудных обстоятельствах хранить равновесие и благожелательство без утрировки. Будем хранить и указание о дружелюбии к новым и трудным друзьям и поспешать там, где возможно. Но, конечно, всегда лучше не доделать, нежели переделать. Но беда в том, что трудно бывает усмотреть границу.

Также Карл Оттонович пишет, что «по некоторым соображениям вообще впредь следовало бы Вам воздержаться посылать копии чужих писем Гаральду Феликсовичу и Ивану Георгиевичу, а Рихарду Яковлевичу можно и даже необходимо. Много было бы иначе и лучше, если бы Вы нашли возможным все важные поручения давать только через Рихарда Яковлевича, а не им двоим лично. От столь высокого доверия и независимости они возгордились и проснулось властолюбие...» Отвечу ему. Не знаю, какие именно копии чужих писем имеет в виду Карл Оттонович, но могу сказать, если такие копии и были посланы Н.К., то все они могли читаться всем друзьям. Между прочим, Н.К. не помнит, чтобы он посылал какие-то особые копии. Что же касается до некоторых копий писем, посланных мною, то все они посылались именно Рихарду Яковлевичу. Точно так же все поручения давались именно Рихарду Яковлевичу или через Рихарда Яковлевича, и обо всем, касающемся Общества и всяких новых и старых друзей, Рихард Яковлевич был своевременно осведомляем нами. Но нельзя же все решительно взваливать на одного человека, да еще такого обремененного делами, как Рихард Яковлевич. Вполне естественно, что члены Правления должны распределять обязанности и поручения между собою и соответственно со своими способностями и возможностями и при этом стараться во всем согласовать свои действия с остальными членами Правления. Так Г.Ф. и И.Г., особенно же И.Г., были избраны для установления дружелюбных отношений с трудными людьми. И сейчас наше доверие не отнято от него, ибо не имеем на это Указаний. Будем лишь просить его и Гаральда проявлять дружелюбие без утрировки.

Дорогой и родной Рихард Яковлевич, может быть, Вы найдете, что я слишком строго сужу о Карле Оттоновиче, но сам он дал мне на это право, ибо он говорит в своем письме, что «ни Г.Ф., ни Федор Антонович не прошли в группах духовную подготовку так основательно, как основатели Общества при Феликсе Денисовиче». Потому если он прошел эту подготовку так основательно, то тем более следовало ему воздержаться от такой недоброй критики сотрудников. Критика критике рознь. В свое время я много защищала именно Карла Оттоновича, и потому мне грустно убедиться, что недовольства им имеют некоторое основание. Но пишу Вам совершенно доверительно. Будьте с ним осторожны, он может стать фанатиком, а Вы знаете, к чему может привести фанатизм. Не озлобляйте его, но, если он выразил бы желание временно отойти от Правления и даже Общества, не удерживайте его.

Сердце Ваше должно чуять, как велико наше доверие к Вам. Знаем, как нелегко Вам. Знаю, как молод и стремителен Г.Ф., как полон он желания действовать и как нужно ему задерживающее его влияние в некоторых случаях, но влияние это должно быть очень сердечное, благожелательное. Сердце у него прекрасное, и, как Указано, – «в нем нет злобивости», а ведь это редчайшее качество, и сколько продвинувшихся сознаний не могут окончательно отделаться от этого страшного аспида. Перед незлобивым человеком все пути открыты. Гаральд горит желанием выполнить как можно лучше все ему порученное, и естественно, что может иногда перестараться. Буду писать ему и перешлю Вам мое письмо к нему. Должна добавить, что в письмах Гаральда и Ивана никогда не было осуждений сотрудникам, потому пусть Карл Оттонович не беспокоится. От Ивана Георгиевича давно уже не было писем. От Г.Ф. имею открытку, что все объединились на желании устранить все плохое и каждый должен отказаться от личного ради общей пользы... Иван Георгиевич не раз писал о Клементии Станиславовиче и находил чудесные слова о своем друге; своею оценкой друга и своим духовным состоянием во время тяжкой болезни его девочки он завоевал мою глубокую симпатию. Люди познаются в тяжкие для них дни.

Итак, родной Рихард Яковлевич, мудро и бережно ведите Ваш корабль среди многочисленных рифов. Также и чистка от дурных элементов иногда бывает полезна. Всяких добровольных и прочих информаторов всегда и везде много, и это приходится принять во внимание. Шлю Вам и семье Вашей мой самый сердечный привет. Храните бодрость и самое великое доверие к Руке Ведущей.