04.07.1933 (Письма Е.И.Рерих в Америку т.4)
Материал из Энциклопедия Агни Йоги.
| Информация о письме |
|---|
|
4.VII.33.
Урусвати
Родная моя Радночка, много сердечных устремлений шлю сейчас, чтобы дух моей сестрички осознал всю серьезность положения. Сказано: "Негоже препираться перед Ликом Владыки. Пора понять, в чем можно помочь Мне и спасти себя! Решительное время наступило! Пусть имеют в виду три главные задачи!" (Приезд. Конвенция. Реорганизация). Вот, во имя успешности проведения этих трех задач и самоспасения, умоляю проявить сердечное понимание и, собрав все силы духа, напрячься в объединенном сотрудничестве к выполнению Указа. Недопустимо, чтобы соревнование, зависть, самые низкие чувства помешали бы нам проявить в полной мере свое сотрудничество в обоюдном спасении. И какая может быть между вами зависть или соревнование, когда все вы так различны между собою, так прекрасно одарены и когда роль одного так непохожа на роль другого? И кто же может сказать, чья деятельность больше или меньше? Все они одинаково важны и велики. Они больше или меньше лишь по мере вложенного в них устремления и духа сотрудничества. Обособившийся, по закону космическому, осуждает, прежде всего, себя же самого на меньшее достижение.
Потому, родная моя, прошу явить полную солидарность с сотрудниками, как бы иногда это и ни было трудно. Ведь сердце мое знает многое, и Владыка освещает многие темные уголки. Потому будем прощать неудачные выражения и поступки и устыдим неправого своей постоянной готовностью к принятию согласного решения. Будем всегда помнить, что Владыка знает, где правда. Сейчас все зависит от согласованных действий, каждое разъединение может повлечь огромные бедственные осложнения для дел. Все зависит от приезда Ам[оса]*. Но нужно создать дружными усилиями необходимую для этого атмосферу и найти соответствующие средства. Как я уже писала О[яне], если приезд этот не состоится, то все развитие дел и все благосостояние страны нарушится и придется иным путем проводить свою задачу. План нерушим, но проведение его может
[пойти] иным путем. Тактика Адверза предусматривает решительно все. Но зачем лишать Америку успеха, зачем долгие годы тянуть лямку нужды и страха за завтрашний день, когда перед нами может развернуться такой неслыханный успех!! И для этого требуется такое нетрудное условие лишь соблюдение уважения друг к другу и дружные, согласованные действия.
Итак, родная моя сестричка, ради будущего, ради будущей светлой совместной работы, явимся слугою сотрудников своих. Мы призваны на Великое Служение, и само слово это указывает не на местничество и соревнование, но на действенное служение всем.
Не отдалим от себя час великого радостного совместного ежедневного свидания и труда в великом Пресветлом Граде Зв[енигороде]*.
Потому, родная моя Радночка, сердце мое стремится сказать, как ценит оно каждое проявление великодушия и каждую помощь словом и делом общей задаче. Ведь служим Владыке, служим Величайшему! Но это еще не вошло в сознание, так же как не вошла истина, что все придет только через Владыку! Как Сказано: "Придет все только через Меня", но не все это достаточно знают. Нужно в сердце хранить это сознание. Если бы это все достаточно знали, то не было бы многих столкновений! Разве не грустно слышать такие слова после двенадцати лет ученичества!
Оставим все счеты, несоизмеримы они перед грозными предупреждениями о наступившем решительном времени. Соберем все силы, ибо именно теперь в решительный срок делается смотр всем воинам и [лучшие] отбираются на будущее.
Итак, помня о всевидящем Оке и Всезнающем Сердце, радостно, мужественно устремимся к выполнению трех задач, тем спасем и себя.
Шлю все мое сердечное горение и мольбу о помощи Великому Сердцу. С любовью,
Е.Р.
Шлю мою любовь Авираху, пусть чаще просматривает Указы и напоминает о них кому следует. Мой сердечный привет Софье Михайловне.
Самой Радночке
Радночке в ответ на ее письмо от 18 окт[ября]. Конечно, я уже ответила на него в моем предыдущем письме, но могу повторить, как мне это ни тяжко. Считаю совершенно неосновательными сетования Радночки на нежелание Порумы и Логв[ана] встречаться с сотрудниками еще на протяжении недели у себя на квартире, помимо заседаний, имеющих место два раза в неделю! Рассматривать это нежелание как выражение невеликодушия неправильно, и меня крайне удивило такое определение при знании существующего положения вещей. Нужно иметь достаточно внимания к своим близким, чтобы не занимать их драгоценного времени и сил там, где это возможно избежать. Как Сказано в Учении:
"Красть чужое время есть худший вид кражи". И я всем существом подписываюсь под этим Указом. Кроме того, нужно уважать и себя. Пусть нас ищут, но сами мы не будем навязываться.
Теперь относительно "той тоски и отчаяния", которые испытала Зин[а], когда она прочла, что я "поручила Ав[ираху] передать камешки Дор[ис] и Клайд".
Эти чувства и слова в полном противоречии с тем, что Зиночка писала мне в своем конфиденциальном письме, а именно: "Должна ли я также применять тактику Порумы по отношению к моим друзьям, то есть сказать Ав[ираху], чтобы он не переписывался с г-жою Гарт[нер] и Кербер и т.д.?" Зиночка, нужно явить честность, о которой указывается в Учении,
именно честность к своим чувствам. Если Зин[а] не применяет осуждаемую ею тактику Пор[умы], то откуда же все эти чувства и недовольство Ав[ирахом] за его переписку с Дор[ис] и Кл[айд], о которых она сама же пишет? Кроме того, у меня почему-то сложилось убеждение, что Керб[ер] и Гарт[нер] подошли через Ав[ираха]. Также я духом прочла его сердечное желание быть этим передатчиком. И раз они пришли через него, то правильно, чтобы он передал им эти памятки, кроме того, явление это поделено между Ав[ирахом] и Зин[ой]; не сама ли Зина пишет, что она написала им о присылке этих камешков? Так один известил, другой передал. Но самое главное - это, что камешки эти от меня, а не от Вл[адыки], потому не следует принимать близко к сердцу передачу обычной памятки. Меня это более чем удивило, но обстоятельство это явилось испытанием для самой Зиночки. Теперь она может проверить искренность тех чувств, о которых она писала мне в своем предыдущем письме.
Родная моя, самое трудное познать самого себя, все мы хороши, когда это касается других, но, как только затронута наша самость, мы выявляем истину о себе. Вот почему мне иногда тяжко писать сотрудникам как бы нравоучения, вполне сознавая, как сама я могу оказаться повинной в том же, потому часто запрашиваю себя, если бы я сама поставлена была в те же условия, как поступила бы я? Но должна сказать, что во всей моей жизни мне не приходилось сталкиваться с подобной дилеммой, я шла лишь к тем, кто сами ко мне тянулись, всем существом понимая, что насильно мил не будешь, и, кроме того, я слишком горда, чтобы кому-то навязываться. Итак, относительно недоумения Зин[ы], что Порума оказалась права, заявив, чтобы не трогали ее друзей; могу сказать, что это лишь последствие посеянного разъединения. Если бы было понято и проведено в жизнь полное сотрудничество, то, конечно, никаких заявлений не пришлось бы делать. Каждый понимал бы сердцем ту границу отношений, которую он не должен преступать. Но при сложившихся условиях приходится провести эту границу более резко. И я никогда не одобрю вмешательства Пор[умы] в отношения Зины к Зейд[ель] и всех др[угих] так же, как и зазывательства их, если сами они того не ищут. Конечно, то же отношение должно быть явлено и другим сотрудникам по отношению к друзьям П[орумы] и Л[огвана], Истинно, все решения в сердце; другого мерила и судьи нет.
Относительно Х[орша] мною уже все было написано и переданы все Указания точнее точного. Потому Логв[ан] на вопрос Радны являл молчание, ибо что мог он прибавить к уже сказанному так определенно. Но если Зин[е] нужно повторение, то скажу, если Х[орш] будет настаивать на свидании с нею, не вижу, почему ей не повидать его, не вдаваясь в особые разговоры и не вызывая его на дальнейшие посещения. Все может быть сделано так тактично, так бережно и красиво.
Затем меня крайне огорчила следующая фраза в письме Радн[ы]: "Но как могу что-либо писать, как Вы ни требуете Вам сообщать все самое неприятное, если те, которые производят несправедливости, заслуживают Вашу высшую похвалу во всем". Радночка, если такое убеждение живет в сердце, разве можно продолжать просить совета и руководства? Кроме того, я хочу сказать, что похвала идет не только от меня, но от Самого Высокого. Я лишь передаю то, что Указано. Кому же виднее, как не Вл[адыке], Кто считается лишь с внутренним побуждением? Теперь хочу сказать Рад ночке, что я очень признательна ей за всю ее экстренную работу по статьям и поручениям Н.К. Но мне грустно за сложившееся убеждение, которое, конечно, творит свое разъединяющее действие. Каждое послание мое прочитывается Самим Вл[адыкой] и с Его одобрения отсылается по назначению. Опасаюсь высказаться сейчас по Школе, спрошу Вл[адыку] и дам ответ. Больше чем когдалибо буду воздерживаться от личных указаний, лишь от меня исходящих. Прошу верить, что точно передаю Слова Вл[адыки] Шлю мое искреннее желание, чтобы прекратились разъединяющие мысли и слова. "Слово - что птица, а раз вылетело, не поймать!". Сердцем,
Е.Р.
