11-15.02.1938 Е.И.Рерих К.Кэмпбелл, З.Г. и М. Лихтманам
Материал из Энциклопедия Агни Йоги.
| Информация о письме |
|---|
|
Е.И.Рерих – К.Кэмпбелл, З.Г. и М. Лихтманам
11-15 февраля 1938 г.
Дорогие и родные наши, можем себе представить, в каком крайнем напряжении проходят дни Ваши. Трудно очень и нам, ибо видим и понимаем многое. Но все же, несмотря на всю тягость, знаем, что наше дело не погибнет и даст свои благие следствия. Не беда, если в Америке сейчас число активных сотрудников меньше меньшего, сочувствующих больше, чем мы думаем, и кто знает, когда и какое произнесенное одним из них слово принесет и помощь действенную. Вот почему мы неустанно указываем на широкую осведомленность. Ведь ярые[1] неутомимо пользуются таким оружием. Недавно мы узнали, что даже в редакции русских газет в Париже были посланы из Америки инсинуации, но газеты пока что не воспользовались ими. Воображаю, сколько предательства будет явлено во всех судоговорениях!
Надеюсь, что Зиночка повидала Небольсиных. Юрий и Святослав знают обоих братьев по Харварду и всегда были прекрасного мнения о них. Я встречала их мать, и у меня осталось весьма положительное впечатление от этого знакомства.
Конечно, к прискорбию, все дело приняло весьма безобразный шейп[1], наш адвокат столько раз уже потерпел неудачу, что трудно сейчас найти адвоката, который бы заинтересовался таким делом без очень солидного гонорара. То, что было возможно вначале, сейчас уже много труднее.
Что касается до группы, которая якобы интересовалась письмами Глиина[1], то, конечно, возможно, что они уже использовали их для себя. Лично я не вижу, чтобы можно было начинать дело на основании этих писем. Но мне казалось, что опытный адвокат в процессе дела мог бы как-то пришпилить и этого типа. Ведь столько возможностей, сколько сознаний. И потому, что для одного кажется невозможным и недоступным, то для другого оно проще простого.
Теперь очень ждем результата свиданья Дедлея с Тарбель, может быть, она могла бы посоветовать, к кому обратиться. Впрочем, возможно, что это не так-то легко. Перед революцией в России трудно было найти человека в полном смысле этого слова, так и в Америке, которая тоже стоит сейчас на перепутье, такая задача, видимо, не менее затруднительна. Перечитывая процесс Дрейфуса в трудах Анатоля Франса, видим, что в те времена все же можно было встретить идейных людей, которые предпочитали противостать сильным мира сего и претерпеть гонение, нежели пойти на уступки совести и уронить свое достоинство человека. А сейчас даже просто честный человек является редчайшим исключением. Как в самые мрачные времена, лучшие люди клеймятся титулом шарлатанов и опаснейших людей. Костры инквизиции преобразились в иные орудия, и палачи переменили свое одеяние, но сущность осталась все та же. Потому нашему веку не пристало похваляться своей цивилизацией, ибо мы оказались лишь цивилизованными дикарями. Культура не успела облагородить сложенную наспех цивилизацию. Кстати, и само слово «Культура» оказалось неприемлемым для большинства. Они почуяли, насколько высокое значение этого слова находится в дисгармонии с их внутренними накоплениями.
Да, избран путь труднейший. Сейчас, когда начинают разворачиваться великие события, можно видеть, сколько бедствий могло быть предотвращено, если бы предостерегающие и предлагающие голоса были вовремя услышаны. Но карма страны пересилила и затуманила проявление свободной воли.
Сегодня уже 11 февраля, а 14-го буду давать свою депозишн[1] перед местным магистратом, но ожидаемой нами телеграммы от Плаута все еще нет. Между прочим, на первом допросе белокурая[1] показала, что на тетрадях, хранящихся у них, стоит пометка – «копия». Еще [раз] прошу Зиночку указать Плауту, чтобы он осмотрел все тетради за все года и убедился бы, что слово «копия» не стоит на всех тетрадях. Дело в том, что до отсылки в Америку таких тетрадей у меня накапливалось иногда несколько штук, и так как некоторые из них почти одинаковы видимостью, то, когда я выписывала из них нужные мне выдержки, я иногда делала на них пометку «копия», чтобы легче найти, из какой именно тетради в то время была сделана та или иная выдержка. Потому пометка эта может и не стоять на всех тетрадях, а лишь на нескольких. Разве только что они не подделали, но и это можно установить. Белокурая, как теперь видим, и на это была мастерица. Не сама ли я застала ее подделывающей письмо Леви перед тем, чтобы его показать мне.
Также еще раз утверждаю, что тетради-манускрипты, находящиеся на хранении у черной[1], являются оригиналами. Если белокурая имеет какие-то выписки из них, то она имела достаточно времени, чтобы описать и исказить все, что ей нужно. Но никто не имел права ни читать, ни списывать из них что-либо.
И особенно настаиваю на том, что каждая книга-тетрадь заключает в себе значительное количество еще неопубликованного материала.
Также, родные, умоляю обратить самое серьезное внимание на собрание и расширение Комитета Музея. Ведь этот Комитет является сейчас единственным законным защитником Музея. Ведь именно этот Комитет не был распущен. Не могут истинные друзья иметь что-либо против деятельности этого Комитета. Подумайте, родные, о том, что ни один Щит не был поднят. Общество Защиты не получило поддержки и не вылилось в общественную организацию, как это предполагалось. Общество Друзей не собралось и не закрепилось. Общество Прессы повисло в воздухе, а книга, которая была указана для самого скорого напечатания, лежит без движения. Мысль о письмах к определенным лицам была отвергнута и т.д.
Пишу это не для упрека, но просто чтобы указать, как трудно иногда бывает нам и вам. Ведь мы можем действовать лишь через сотрудников самых близких, в уверенности, вернее, зная, что будут произведены соответствующие действия и в указанный срок. Вы знаете, родные, какая страшная сила действует через ярых, потому-то и требуется с нашей стороны полная солидарность и самое тщательное исполнение советов. Вы знаете, что все мы все время находимся в постоянной битве, и потому так важно соблюдать возможно полное единение среди ближайших. Щит объединения – самый прочный.
Именно, «каждый человек беспрестанно находится в трех битвах. Человек может воображать себя в полном покое, но на самом деле он будет принимать участие в трех битвах одновременно. Первая будет между свободной волей и кармой. Ничто не может освободить человека от участия в столкновениях этих начал. Вторая битва бушует вокруг человека между развоплощенными сущностями добра и зла. Так человек становится добычею одних или других. Невозможно представить себе ярость темных, пытающихся овладеть человеком! Третья битва шумит в бесконечности в пространстве между тонкими энергиями и волнами хаоса. Невозможно человеческому воображению охватить такие битвы в Беспредельности. Ум человеческий понимает земные столкновения, но не может он, глядя в голубое небо, представить, что там бушуют мощные силы и вихри. Только овладев чувствами земными, может человек помыслить о невидимых мирах. Нужно привыкать к таким мыслям. Только они сделают человека сознательным участником сил беспредельных. Помыслите о своем постоянном предстоянии перед ликом Беспредельности. Самые высшие слова не выражают Всевышнее, и лишь краткие мгновения сердце может затрепетать восторгом познания. Умейте запомнить такие мгновения, ибо они будут ключом к будущему. Невозможно принять наполнение всех бесчисленных миров, но к тому направляется сознание человеческое. Потому сумейте найти доверие к Силам Света»[1].
Потому еще и еще раз буду просить всех нам близких понять грозность переживаемого времени и объединиться в помыслах и действиях. Не подпадем под нашептывания темных сущностей, не позволим им завладеть нашими помыслами и нашей волей. Неимоверно трудна будет борьба с ними, а в Тонком Мире она еще труднее, если допустим их приближение. Итак, единение есть самый прочный щит и от темных нападений, и от всяких бедствий.
Не сказано ли: «Уберегитесь от дурных мыслей. Они обратятся на вас и осядут на плечи ваши, как омерзительная проказа. Но добрые мысли вознесутся ввысь и вас вознесут. Нужно знать, насколько человек носит в себе и свет целебный, и мрак смертный»[1]. Потому, родные, ради своего ближайшего блага не допускайте мыслей разъединяющих. Слова эти были сказаны тысячелетия назад, но великая истина, заключенная в них, не осознана и поныне. Если было бы иначе, мир не оказался бы на краю гибели!
Сегодня, 12 февраля, пришла еще одна Ваша знаменательная телеграмма об окончании судебного разбирательства дела, связанного с доносом Леви. Поняли, что ничего хорошего не произошло, вернее, обнаружились новые гнусности. Также думаем, что в связи с новыми предательствами у Плаута явились новые данные и он просит отложить депор.[1], чтобы успеть сообщить нам свои позднейшие соображения. Конечно, постараемся отложить, хотя не знаем, насколько нам это удастся, во всяком случае, не дожидаясь мнения Плаута, мы изменили некоторые выражения к лучшему.
Воображаю, что говорилось при разбирательстве дела, к каким новым предательствам было прибегнуто. Когда допущено овладение такими мощными темными силами, то нет предела падению в бездну.
Все это время сердце тосковало, чуяло неслыханное предательство, и знак опасности, черный крест, неотступно стоял перед глазами. Но в ночь с девятого на десятое февраля мне был показан знак опасности и рядом с ним знак предательства. Первый раз видела такое грозное сочетание черных знаков! Итак, чашу яда придется испить до конца. Но уже на следующую ночь мне было вновь дано испытать восторг проблеска знания и будущего.
Глубокая тоска-грусть пронзает сердце при мысли, сколько драгоценной энергии затрачивается великими духами на хотя бы частичное спасение человечества и как это мировое сокровище расхищается невежественными и темными приспешниками тьмы!
Родные, на последних ступенях сердце должно узнать страдания и должно суметь достойно принять их: таков неумолимый закон. Но после такой голгофы следует вознесение духа, потому мы знаем, что переживаемое нами время закончится победой для всех претерпевших до конца. Итак, пусть в сердце звучит радостное «Победим». Пусть враг сейчас ликует, но пробьет час космической справедливости.
События поспешают. Также в ночь на 9 февраля во сне было велено прочесть в Апокалипсисе первый стих в главе 21: «И увидел я новое небо и новую землю...» Да, родные, новые небеса и новая земля грядут на смену старым, и, конечно, в такие времена происходит особо ярое выявление ликов.
Родные, держитесь бодро, держитесь в единении и помните ежечасно о доверии к силам Света как о Вашем единственном якоре.
Каждое сомнение, каждое промедление и неисполнение совета обрывают канаты якоря, именно канаты, ибо нить сердца должна сейчас стать канатом.
Родные мои, обнимаю Вас сердцем, полным любви и ласки, также шлю привет сердца милой Инге и трогательным друзьям – семье Фосдик. Сейчас мне очень нелегко, боли в сердце усилились и трудно писать на машинке.
Что Флорентина? Что Стоу? Очень тревожусь за их настроение.
15 февраля. Вчера пришли письма от Зиночки и Амриды от 23 и 26 января. Читая их, мы, конечно, [поняли], что обещания «друзей» оказались мыльными пузырями. Но все же чудовищно, чтоб можно дать такие обещания, как «отныне ваши трайальсы[1] окончены» и «юр форчун райзес ту-дэй»[1], а затем, после свидания с нашим адвокатом, люди якобы высоких принципов, стоящие за справедливость – отказывают в последнюю минуту в [обещанной] помощи. Это действительно трагедия, как пишет Н.К. Конечно, у нас являются свои соображения, но не высказываем их сейчас, пока Франсис и Плаут не пояснят причину такого вольта-фаса[1] со стороны индустриалиста и его адвоката. Впрочем, Франсис перестала нам писать, и мы узнаем это лишь от Зиночки или же Амриды. Относительно кэза[1] о налогах Н.К. пишет свои соображения, но, видимо, Плаут плохо воспринимает самые простые положения. Что же делать! Вероятно, с ним возможна только тактика адверза.
О моем депозишн Н.К. тоже пишет, потому не буду повторяться.
Очень и очень прошу Вас, родные, беречь здоровье, об этом Владыка просит всех. Тинктура кастореум или бобровая струя прекрасно действует на нервную систему. Потому думаю, что и Амриде, и Инге, и Морису она будет очень полезна. Вещество это близко мускусу. Очень огорчило нас письмо Амриды к Святославу, в котором она пишет, как ей трудно сейчас со здоровьем. Родная моя, нельзя ли отложить дело, чтобы иметь возможность немного успокоить нервы и укрепить общее самочувствие? Господи! Как хотелось бы Вам помочь, родные наши! Знаю, что победим, но совершенно новыми путями. Если единение, которое являлось основным условием для победы, не было соблюдено, значит, нужно творить новые пути. <...>[1]
Обнимаю Вас, родные, и шлю всю любовь и веру в Вашу преданность Владыке. О предложении Дедлея относительно книг Учения напишу в следующем письме.
Примечания
