17.02.1941 Е.И.Рерих – З.Г.Фосдик и Д.Фосдику
Материал из Энциклопедия Агни Йоги.
| Информация о письме |
|---|
|
Е.И.Рерих – З.Г.Фосдик и Д.Фосдику
17 февраля 1941 г.
Родные наши, по обыкновению предыдущее письмо Зиночки пришло раньше, нежели последующее, которое было написано перед отъездом в Чикаго. Наверно, в пути находится сообщение о впечатлениях этой выставки. Ведь удалось повидать столько интересных и для настоящего, и для будущего людей. Так давно уже прервались всякие сношения с Чикаго, и за эти годы подросло целое новое поколение деятелей. Невольно опять вспоминаем, как нужны связи с молодыми и начинающими, чтобы получилось крепкое сотрудничество для будущего. Интересно, вернул ли Плаут недостающие бумаги. Было бы недопустимо, если он забрал деньги и растерял нужный материал, в других странах за это судят. Странно, что, судя по Вашим письмам, Давидиан относится так безразлично к поступкам Плаута. Вообще, многое остается странным, и в том числе непонятно, почему соображения Гулейжана, по-видимому, слабо воспринимаются Жаксоном. На днях мы перебирали меморандумы, в свое время посылавшиеся Плауту. Их было целых семь, и сколько в них было ценных и любопытных соображений. Даже странно подумать, чтобы все эти резонные соображения не могли быть полезно использованы. Вообще не понятно, что адвокаты оказались настолько ограниченны, что не умели воспользоваться самыми интересными и живыми фактами. Также остается непонятным, почему письма Альмы остались без употребления. На днях нами получено очень милое письмо от биософа Франсис Мерчэнда по поводу прочтения им «Аума». Передайте ему и всем его друзьям наш привет и поясните, почему мы сейчас сами не пишем. То же самое скажите и Брэгдону, и Шраку, и Стоу, и всем, чтобы они не удивлялись нашему молчанию. Была и карточка от Гребенщикова. Местная почта тоже, подражая заграничной, пришла в расстройство. Так, письмо от Лагора вместо обычных двух дней приходит к нам через две, а иногда и три недели. Можете себе представить, как это отражается на всем. Вы, может быть, уже получили наше письмо, разъясняющее, что Ваша деловая телеграмма, посланная Вами 9 января, была нам доставлена 29 января. Вы сами знаете последствия этого. Храните эти квитанции телеграмм и заказных писем.
Вы пишете о сердечных отношениях с Катрин и Инге, это нас крайне радует. Из телеграмм мы понимаем, что операция прошла успешно и Катрин уже дома, но письма от нее или от Инге еще не было, а так хотелось бы знать все подробности. Дошли ли до Вас два экземпляра английской монографии, посланные Маном? Как жаль, что Вы не имели больше экземпляров из Риги. У нас остается лишь один экземпляр. Вполне понятно, что без газетной рекламы такая книга могла идти лишь постепенно, и потому некоторый запас свободных экземпляров был чрезвычайно нужен. Сюда их больше достать нельзя. Также и из прежних изданий Музея и Пресса тоже необходимо Вам иметь на всякий случай свободные экземпляры. Удивительно, что дело Франсис с печатником, по-видимому, надолго повисло в пространстве. Странно, почему одно дело может быть бессрочно откладываемо, а другие почему-то спешат. Думается, что во всем какие-то особые воздействия, но неужели адвокаты работают на две стороны и не находят поводов для отсрочек? Вообще, так многое остается таинственно непонятно. Но, может быть, эти тайные воздействия и темные махинации скоро обнаружатся во всем своем безобразии. Интересно бы Вам знать, что именно происходит в той школе и в том музее[1]. Вы пишете, что даже каталог школы не издан – из этого можно понять, что школа вообще перестала действовать или обратилась во что иное. Мы почему-то перестали получать воскресный «Таймс», хотя Святослав говорил, что подписка была на два года, ибо в свое время Катрин и Дедлей внесли плату двойную и она была зачтена [за] два года. Там иногда бывали сведения о выставках в том музее, а может быть, сейчас и выставки эти превратились во что-то иное. Прилагаем наш Привет к памятному Дню, пусть согреет Ваши милые сердца, и мы будем светло думать о Вас всех.
Родные мои, всем сердцем верю, что этот День будет радостным, ибо [очень его] жду. Прошу мою Зиночку явить самую большую бережность к книге «Надземное» и никому не давать ее читать на дом. Конечно, многое из имеющегося у Вас материала будет разделено на две книги. Храните все документы, все наши письма, они очень и очень понадобятся. Н.К. работает как никогда, и здоровье его немного лучше, я же сижу на молочной диете из-за перебоев в сердце. Несмотря на тяжкие события, большая радость и торжественность живет во мне. Святослав сейчас на юге Индии с выставкой, очень собирается к отъезду. Не понимаю, что происходит с копирайтом на последнюю книгу. Если необходимо знать имя переводчика, то, родные, Вы сами должны решить, как лучше сделать это. Ведь трудились над этим переводом трое, потому, если хотите, можно иметь все три имени или одно, как по обстоятельствам лучше. Переводить можете первую часть «Мира Огненного», как я уже писала, она сейчас больше ко времени. И Святослав может Вам помочь в сохранении правильности смысла. Как радостна будет работа с такими сотрудниками, как Дедлей и Зиночка, Катрин и Инге. Привет сердца и Джину, пусть не огорчается, все придет, трудные времена переживем. Как здоровье Софьи Михайловны? Привет душевный и ей. Она может быть спокойна за мою Зиночку[1]. Скоро будем вспоминать трудное время и радоваться, ибо оно многому нас научило и обернулось на пользу великую. Обнимаем всех вас, живите дружно, все будет лучше, чем можно было ожидать. Преданность оградит от всего.
[С любовью],
Е.Р.
Примечания
