30.01.1940 (Письма Н.К.Рерих в Америку)
Материал из Энциклопедия Агни Йоги.
Информация о письме |
---|
|
30.I.40
Родные наши,
За это время пришло письмо Зины от 29-го декабря и страннейшая и длиннейшая телеграмма от Гринбаума, Вольфа и Эрнста. Из этой телеграммы мы ничего не могли понять. Спрашивается – откуда же появилась эта Белокурая, которая раньше не появлялась самостоятельно? Спрашивается, каким таким кредитором она может быть – вообще в этой телеграмме чуется новый грязный поход гангстеров. Телеграмма сюда шла более трех суток, а 1-го февраля Вы уезжаете в Лос-Анджел[ес], потому мы решили послать Вам спешную телеграмму, а длиннейшее содержание полученной телеграммы мы перетелеграфировали Джаксону, и обе эти телеграммы стоили нам свыше ста рупий. Может быть, таинственное содержание телеграммы вовсе не касается Джаксона, но так как в телеграмме стоит мое имя, то он сейчас является единственным прикасающимся лицом к нью-йорк[ским] делам. Может быть, за последние дни у Вас произошли события, о которых мы ничего не знаем, и странное привхождение ведьмы для Вас уже объяснимо. Неужели же ее интимный друг и покровитель Хорш подарил ей какие-то дела? Или же злоумышлено нечто совсем новое? Будем ждать Ваших пояснений. Думается, что происходит новая грязная попытка [нападок] на картины. Наверное, гангстерам хотелось бы воспользоваться военным временем и под шумок злостно расправиться с картинами. Брэгдон в своем последнем письме опять говорит о его встречах с людьми, которые стремятся увидеть мои картины и ужасаются, слыша о зверском поступке гангстеров. Многие забыли или вообще не отдают себе отчета, что в темницу брошена тысяча картин, составляющих собственность нации. Ведь даже те, которые любят искать легальные зацепки, признают, что наше общее постановление – декларация во всяком случае имеет моральное значение. Если полноправное постановление Совета Trustees не имеет значения, то, значит, и все постановления Совета не имели и не имеют значения. Тогда спрашивается, к чему происходит комедия официальной инкорпорации и на всех бумагах подчеркивается, что Учреждение инкорпорировано? Неужели в Америке все это лишь бутафория и по желанию “инспирированного” судьи может интерпретироваться во всех направлениях?
За эти годы мы явились свидетелями чудовищных несправедливостей. Даже Стокс, избегающий всегда сильных выражений, не мог не написать, что в этом деле проявлена величайшая несправедливость. Слыханное ли дело, чтобы суд принимал во внимание и базировал свое решение на домашней копии сфабрикованного “документа”, никогда не существовавшего и потому на суде не предъявленного? Сфабрикованные поддельные бумаги принимаются во внимание, а подлинное письмо самого Хорша игнорируется. Помните, что Хорш вначале на суде пытался сказать, что его подпись поддельная, и лишь потом не решился утверждать эту свою новую ложь, но при помощи советчиков своих стал утверждать, что содержание его письма относится к чему-то другому. По странности суда никто не допросил Хорша, к чему же такому другому его письмо относилось. Какая потрясающая картина недобросовестности и вопиющего пристрастия! К сожалению, с Гималаев остается лишь поражаться, что и в теперешний век воочию можно видеть несправедливость, с которой сложены многие древние сказания. За этими темнейшими знаками скрывается и художественный аспект происходящего. Правда, в истории можно видеть примеры, как в войнах уничтожались библиотеки, музеи и всякие культурные памятники. Но не приходилось нам читать, чтобы тысяча картин одного мастера бросалась бы в темницу, а народ безмолвствовал. Тысяча картин есть труд многих лет. Пословица говорит, что унция мозгов весит больше, чем тонна мускульной грубой силы. А сколько же унций творчества нужно потратить на тысячу художественных образов! Ведь это целые годы труда невосполнимого! Брэгдон пишет, что люди ужасаются, но, добавим, ужасаются они шепотом, а улыбаются гангстерам при встречах явно. По человечеству, нельзя же допустить, чтобы один гангстер с двумя своими супругами мог обокрасть ближайших сотрудников, обокрасть нацию и глумиться над общественным мнением. Когда в недалеком будущем вся эта гнусная эпопея будет вновь пересматриваться, то в каком же свете предстанут таинственно инспирированные судьи? И как будет торжествовать судья О’Малей, который пошел против своих коллег и подал свой одинокий голос за правду! Как характерно для нашего века, что за правду из пяти судей был лишь один. Тяжек путь эволюции. Вероятно, в пути находится Ваше письмо с подробностями, о которых Вам говорила Рок. Наверное, Флор[ентина] не забыла Зину. Февраль будет тяжек, соберем доблесть и мужество. Уносят здоровье вести. Да будет Вам светло.
Сердцем и духом с Вами,
Рерих.