Напутствие бессмертным. ТЕОРИИ ДУХОВ И ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЯ

Материал из Энциклопедия Агни Йоги.

<< предыдущий параграф - оглавление - следующий параграф >>

ТЕОРИИ ДУХОВ И ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЯ

В первое десятилетие существования Теософско­го Общества сложнейший вопрос о перерождении, или перевоплощении, был самой злободневной те­мой, периодически вызывавшей к себе повышенный интерес. И главная сложность состояла в том, что prima facie свидетельства указывали на явное проти­воречие между тем, что сказано на сей счет в «Ра­зоблаченной Изиде» (т. I, гл. X), и последующими учениями, вышедшими из-под пера того же автора, вдохновляемого все тем же Учителем^[1].

В «Разоблаченной Изиде», как принято считать, перевоплощение отрицается. Возвращаться на землю иногда разрешается только так называемым «развра­щенным духам». «Исключения из этого и без того редко применяющегося и достаточно сомнительного правила согласно "Разоблаченной Изиде"... делают­ся только в трех случаях: при выкидыше, ранней смерти или сумасшествии, также влекущими за со­бою перерождение на земле». («Ч.К.М.» в журнале «Light», 8 июля 1882 г.)

Ответ на обвинение последовал незамедлительно, в чем может убедиться каждый, кто соблаговолит просмотреть «Theosophist» за август 1882 года. И все-таки ответ либо не удовлетворил некоторых читате­лей, либо остался незамеченным ими. Если не принимать в расчет довольно странное утверждение, что перевоплощение, то есть цепь периодических пере­рождений каждой индивидуальной монады от одной пралайи до другой^[1], отрицается несмотря на то, что вся доктрина является неотъемлемой частью индуиз­ма и буддизма и воспроизводит их основные догма­ты, то суть обвинения фактически сводится к сле­дующему: автор «Разоблаченной Изиды», по ее же собственным словам, изучающая индусскую филосо­фию и преклоняющаяся перед нею, а также испо­ведовавшая буддизм задолго до того, как «Разобла­ченная Изида» была написана, отвергает перевопло­щение и, стало быть, отрицает вместе с ним саму карму! Ибо последняя является краеугольным кам­нем эзотерической философии и восточных религий, главным и фактически единственным столпом, на котором зиждется вся философия перерождений; и коль скоро эта философия отрицается, то и вся док­трина кармы становится всего лишь пустым звуком. И потому оппоненты, не переставая рассуждать об очевидном противоречии между обвинением и изве­стными фактами, продолжают настаивать на том, что давняя и убежденная буддистка отвергает перевоп­лощение и вместе с ним карму. Тогда, не желая вступать в перепалку с тем, кто был некогда другом, и вдаваться в хорошо известные обеим сторонам подробности, что было бы пустой тратой времени, ав­тор ограничил свой ответ несколькими скупыми фра­зами. Но теперь настало время подробно рассмотреть учение о перевоплощении, поскольку за него уже взялись некоторые критики и, неправильно истол­ковав ряд фрагментов из «Разоблаченной Изиды», пришли ко все тем же прискорбным выводам.

Для того чтобы положить конец бесполезным спорам, необходимо изложить упомянутое учение более детально.

Уже после написания «Разоблаченной Изиды» было опубликовано столько подробных изложений различных фрагментов эзотерической доктрины, что содержащийся в «Разоблаченной Изиде», этой энциклопедии оккультной науки, где большинство вопросов рассмотрены лишь в самых общих чертах, материал вполне можно было бы назвать несуще­ственным и устаревшим; но как раз поэтому я хочу сразу же заявить, что настаиваю на правильности всего того, что было написано на данную тему в моих прежних сочинениях. Думаю, что уместным было бы начать с публикации в «Theosophist» за ав­густ 1882 г., хотя цитируемые фрагменты могут показаться и наверняка покажутся читателю «несовершенными, сумбурными, запутанными и неуклю­жими, равно как и многие другие пассажи из этого сочинения, ставшего первым литературным опытом иностранки, которая до сих пор не может похвастать своими познаниями в английском языке». Но все со­держащиеся в них косвенные упоминания учения о перевоплощении абсолютно верны.

Приводя ниже раскритикованные выдержки из «Разоблаченной Изиды», заключающие в себе «фраг­менты загадочного учения о перевоплощении, от­личного от метампсихоза», постараюсь разъяснить значение каждой из них. Фразы, нуждающиеся, на мой взгляд, в пояснении, выделены курсивом.

Реинкарнация, то есть появление той же личности или, вернее, ее астральной монады дважды на той же планете, не есть правило природы; это – исключение, подобное тератологическому феномену рождения ребен­ка с двумя головами. Ему предшествует нарушение законов гармонии природы, и происходит оно только тогда, когда последняя, стремясь восстановить нарушенное равновесие, насильно бросает обратно в земную жизнь астральную монаду, которая была вышвырнута из круга необходимос­ти преступлением или несчастным случаем.

Так, в случаях абортов, в случаях детских смертей до определенного возраста и в случаях прирожденного и неизлечимого идиотизма начальный замысел природы – создать совершенного человека был нарушен. Поэтому в то время как грубая материя каждого из перечислен­ных существ обречена на рассеивание при смерти, на рассеивание по обширному царству сущего, бессмертный дух и астральная монада личности (назначение астраль­ной монады – оживлять тело; а назначение бессмертного духа – осенять божественным светом телесную органи­зацию) должны стараться второй раз осуществить цель создания творческой личности (т. I, с. 335).

Здесь идет речь об астральной монаде (или теле) умершего человека, скажем, Джона или Томаса. В учениях эзотерической философии индуизма это на­зывается бхутом; в греческой философии – тенью, или умбра; и во всех заслуживающих внимания фи­лософиях, как и в двух вышеназванных, говорится, что эта астральная тень исчезает после своего более или менее продолжительного пребывания в камалоке, которую католики называют Лимбом, а греки – Гадесом^[1]. Разумеется, это – «нарушение законов гар­монии в природе», когда астральная монада, или тень человека – Джона или Томаса, вместо того чтобы ес­тественным образом прекратить свое физическое су­ществование в положенный срок: а) безжалостно выб­расывается из телесной оболочки преждевременной смертью вследствие трагического случая или каких-то иных причин или б) так и не исполнив своего предназначения, снова оказывается (то есть то же самое астральное тело, связанное с той же самой бес­смертной монадой) на земле, чтобы завершить нача­тое. Однако происходит это в полном соответствии с законами кармы: человек «должен предпринять вто­рую попытку исполнить то, что предназначено ему творческим разумом» или законом.

Если разум настолько развился, что может стать дей­ственным и распознающим, то никакого [немедленного]^[1] перевоплощения на этой земле не будет, так как три ча­сти триединого человека соединились вместе и он спосо­бен совершать свой путь. Но когда новое существо не продвинулось дальше состояния монады или в таком случае, как у идиота, когда триединство не состоялось [на земле и, следовательно, не может быть достигнуто после смерти], бессмертной искре, которая осеняет его, пришлось снова входить в земной план, так как ей поме­шали в первой попытке. Иначе смертная, или астраль­ная, и бессмертная, или божественная, души не могут в унисон продвигаться вперед к высшей сфере [дэвакхану]^[1].

Дух следует по линии, параллельной линии материи; и духовная эволюция совершается рука об руку с физи­ческой эволюцией. (Т. I, с. 335–336).

Оккультная доктрина учит, что:

1. Монада не может немедленно переродиться на земле после физической смерти, вопреки тому, что говорят на сей счет спиритуалисты, исповедующие доктрину перевоплощения; кроме того, нет и не может быть никакого второго рождения для «лично­стного», или ложного, Эго – perisprit, иначе как в вышеназванных исключительных случаях. Но в то же время: а) перерождается (или периодически во­площается) бессмертное Эго (Эго, проходящее через весь цикл перерождений, и не-Эго в состоянии нир­ваны, или мокши, где оно становится безличным и абсолютным); ибо это Эго есть корень каждого но­вого воплощения, нить, на которую нанизываются одна за другой ложные личности, или иллюзорные тела, именуемые людьми, – Эго-монада периодиче­ски входит в них, подчиняясь циклу перерождений; к тому же, б) эти перевоплощения случаются не ра­нее чем через 1 500, 2 000 или даже 3 000 лет жиз­ни в дэвакхане.

2.      Манас – вместилище дживы, той искры, что движется вместе с монадой в цикле рождений и перерождений от начала и до конца манвантары, и есть то самое реальное Эго. И далее: а) джива следует за божественной монадой, дарующей ему духовную жизнь и бессмертие, в дэвакхан, и потому не может ни переродиться до определенного ему срока, ни объявиться на земле – зримо или незримо – в про­межуточный период; б) пока духовный аромат Манаса, то есть все самые возвышенные устремления, а также духовные качества и атрибуты, составляю­щие высшее Я человека, не достигнет своей монады и не соединится с нею, последняя остается как бы несуществующей; коль скоро она является in esse безличной и per se безличностной и приобретает свою духовную окраску или оттенок эгоизма только под воздействием Манаса в период его воплощения и за­тем во время развоплощенного существования пос­леднего после физической смерти, когда он отделен от всех своих низших принципов.

Эти оставшиеся четыре принципа или, скорее, 2¹/₂, поскольку в их число входят приземленная часть Манаса, его носитель камарупа и лингашарира – мгновенно распадающееся тело, а также сопутству­ющая им прана, или жизненный принцип, – так вот, эти принципы относятся к ложной личности и потому не могут войти в дэвакхан. Последний является состоянием блаженства, вознаграждением за все перенесенные в жизни незаслуженные страдания^[1]; и потому все, что толкало человека к греху (а имен­но его земная, одержимая страстями природа), дол­жно остаться за пределами дэвакхана.

Таким образом, не подлежащие перевоплощению принципы (ложная личность) остаются в камалоке, сперва в виде материального остатка, а затем – как отражение в зеркале астрального света. Наделенные способностью создавать иллюзию вплоть до момента своего полного исчезновения, наступающего в ре­зультате постепенного «растворения», с чем еще они могут отождествляться, как не с эйдолоном древних греков или теми же тенями греческих и латинских поэтов и классиков?

Какая же награда или наказание могут быть в сфере развоплощенных человеческих существ для утробного плода или человеческого эмбриона, когда у него даже не было времени, чтобы хоть раз вздохнуть на земле, а еще менее он имел возможность применить свои духовные способности? Или для безответственного ребенка, бес­чувственная монада которого остается спящей внутри астральной и физической оболочек и не может поэтому предохранить его от того, чтобы он сам не обжегся до смерти или сжег кого-то другого? Или для родившегося идиотом, у которого по сравнению с нормальными людьми количество мозговых извилин достигает только двадцати или тридцати процентов и который поэтому не несет ответственности ни за свои наклонности, ни за деяния, ни за несовершенство своего шаткого полураз­витого ума? («Разоблаченная Изида», т. I).

Таковы «исключения», о которых говорится в «Разоблаченной Изиде»; но с тех пор учение о перевоплощении ни на йоту не изменилось. Более того, речь здесь может идти отнюдь не о «противоречи­ях», но только о незавершенности изложения, кото­рая как раз и послужила причиной неправильного истолкования, скорректированного последующими учениями. Опять же, в тексте «Разоблаченной Изиды» действительно было допущено несколько серь­езных ошибок, которые не были своевременно ис­правлены и попали в последующие издания после стереотипирования гранок.

Одна из таких ошибок, к примеру, оказалась на 329-й странице первого тома и повлекла за собой другую – на странице 330.

Противоречие между началом и окончанием фра­зы явно указывает на то, что в текст закралась ошиб­ка. Она (фраза) адресована спиритистам, исповедую­щим перевоплощение, которые трактуют более чем туманный текст Апулея как подтверждение своей соб­ственной теории «духов» и перевоплощения. Однако пусть читатель судит сам^[1], чью точку зрения на самом деле подтверждают слова Апулея – их или нашу. Нас обвиняют в отрицании перевоплощения; но вот что говорит нам все та же «Разоблаченная Изида»!

Эта философия учит, что природа никогда не остав­ляет свою работу незавершенной; если ей помешают при первых попытках, она начинает сначала. Когда она за­чинает человеческий зародыш, в ее намерения входит, чтобы этот человек совершенствовался физически, ум­ственно и духовно. Его тело должно вырасти, достичь зрелости, износиться и умереть, его ум должен раскры­ваться, созревать и быть гармонично уравновешенным; его божественный дух должен светить и легко сливать­ся с внутренним человеком. И никакое человеческое су­щество не завершит своего великого цикла, или «круга необходимости», до тех пор, пока все это не будет вы­полнено.

Так же, как на конных состязаниях в беге, когда ме­нее резвые кони отстают уже в первой четверти круга и мимо них проносится конь-победитель, стремящийся к цели, – точно так же в человеческих бегах к бессмер­тию некоторые души опережают других и достигают це­ли, в то время как мириады остальных состязающихся трудятся под грузом материи недалеко от того места, где начали свое восхождение. Некоторые несчастные совсем выпадают и бывают устранены из бегов; некоторым приходится возвращаться и начинать сначала. («Разоблачен­ная Изида», т. I).

Здесь, как видите, все изложено с предельной яс­ностью. Природа, потерпев поражение, предпринима­ет следующую попытку. Никто не может покинуть этот мир (нашу землю), не став совершенным «фи­зически, морально и духовно». Но достичь подобного совершенства можно только при наличии серии пе­рерождений, поскольку одной человеческой жизни ни за что не хватит для того, чтобы стать совершен­ным абсолютно во всех областях и благополучно за­вершить «круг необходимости». И все-таки непосред­ственно за этой фразой в тексте идет следующая вставка:

Это есть то, чего индусы боятся больше всего, – трансмиграция и реинкарнация; только на других и низ­ших планетах – никогда на этой!!!

Именно это последнее предложение и стало той роковой ошибкой, относительно которой, впрочем, автор со всей искренностью свидетельствует – «не­виновна», ибо в ней скорее повинны те читатели, которые, будучи абсолютно незнакомы с индусской философией, оказались в полном недоумении, про­читав на следующей странице это злополучное сло­во «планета», напечатанное вместо цикла. Автор «Ра­зоблаченной Изиды» практически не заглядывала в эту книгу после ее публикации, поскольку на нее тут же свалилось множество другой важной работы; ибо в противном случае необходимые извинения после­довали бы незамедлительно и в списке опечаток было бы указано, что данную фразу следовало сфор­мулировать несколько иначе: «Индусы боятся транс­миграции в иные, более примитивные формы жизни на этой планете».

В такой форме фраза полностью согласовывается с предшествующим текстом и достаточно прозрачно указывает на тот факт, что если эзотерические религиозные воззрения позволяют индусу верить и бо­яться возможности непосредственного перевоплоще­ния человека в животное или даже растение – и vice versa, то эзотерическая философия учит его тому, что природа никогда не поворачивает вспять в своем эволюционном продвижении и если человек нако­нец-то стал человеком, пройдя через все нижестоя­щие формы, то есть через минеральное, раститель­ное и животное царство, он уже не сможет теперь стать животным иначе как в моральном (то есть метафорическом) смысле. Человеческое воплощение есть циклическая необходимость и закон; и никакой индус, конечно же, не боится его, как бы он ни се­товал при этом на его неотвратимость. И закономер­ность этого периодического возвращения человека показана на той же самой странице, и даже более – в том самом абзаце, поскольку заканчивается он сле­дующими словами:

Но есть способ избежать этого; и Будда учил этому способу в своих доктринах о бедности, обуздании чувств, полном безразличии к целям этой долины слез, свободе от страстей и частом общении с Атмой – созерцании духа. Причиной перевоплощения является незнание наших чувств и идея, что в этом мире есть что-то реальное, что-то за исключением абстрактного существования^[1]. От ор­ганов чувств происходит та «иллюзия», которую мы на­зываем контактом; от контакта возникает желание; от желания – чувства (которые тоже суть обман нашего тела); от чувств – привязанность к существующим те­лам; от этой привязанности – рождение; а от рождения – болезни, увядание, смерть.

Пожалуй, этого уже вполне достаточно, чтобы объявить вопрос решенным, коль скоро во всем ока­залась виноватой самым прискорбным образом пропущенная ошибка; но, если кому-то этого покажет­ся мало, мы можем привести дополнительные дока­зательства, ибо далее [в тексте] следует:

Итак, подобно вращению колеса, существует регуляр­ная последовательность смертей и рождений, моральной причиной которых является привязанность к существую­щим материальным объектам, тогда как орудием причи­ны является карма (сила, управляющая вселенной, по­буждающая ее к деятельности), заслуга и антизаслуга. «Поэтому велико желание всех существ, которые хотели бы освободиться от горестей последовательных рождений и смертей, добиться уничтожения в себе этой мораль­ной причины, этой привязанности к материальным ве­щам или злых желаний». Те, в ком злые желания окончательно уничтожены, именуются архатами. Осво­бождение от злых желаний обеспечивает обладание чу­додейственной силой. После своей смерти архат больше не перевоплощается; он неизменно достигает нирваны.

Кстати, слово «нирвана» ложно истолковано христи­анскими учеными и скептическими комментаторами. Нирвана есть мир причин, в котором все обманчивые следствия и обманы наших чувств исчезают. Нирвана – высочайшая из досягаемых сфер. Питри (доадамовы ду­хи) считаются буддийской философией воплощенными, хотя в степени, далеко превосходящей земного человека. Разве они не умирают, в свою очередь? Разве их аст­ральные тела не страдают, и не радуются, и не чувству­ют того же бремени иллюзорных чувств, какое испыты­вали в физическом теле? («Разоблаченная Изида», т. I).

И тут будет как нельзя более уместно снова вспомнить Будду и его доктрину о «заслугах и антизаслугах», или карме:

Но эта предыдущая жизнь, в которую верили буддис­ты, не была жизнью на этой планете, ибо более, чем кто-либо другой, буддийский философ высоко ценил ве­ликую доктрину циклов.

Исправьте «жизнью на этой планете» на «жизнью в том же самом цикле», и вы получите действитель­но правильное прочтение: ибо какая могла бы быть связь между уважением к «великой доктрине цик­лов» и философией Будды, если бы сей великий мудрец верил только в одну короткую жизнь на этой Земле, и только в одном цикле? Но вернемся к подлинной теории перевоплощения, изложенной в эзотерическом учении, и к ее неуклюжему воспро­изведению в «Разоблаченной Изиде».

Что на самом деле подразумевалось в этой кни­ге, так это то, что принцип, который не перевоплощается (за исключением нескольких перечисленных случаев), есть ложная личность, иллюзорная челове­ческая сущность, получившая определенную форму и индивидуализированная определенным именем для одной короткой человеческой жизни; но то, что может перерождаться и nolens volens вынуждено делать это, повинуясь неумолимому и беспристраст­ному закону кармы, есть наше истинное Эго. Именно эта путаница между истинным, бессмертным Эго че­ловека и его ложными и эфемерными личностями, которые Эго периодически меняет в ходе своей манвантарной эволюции, лежит в основе всего возник­шего непонимания. Что же представляет собою пер­вое и что – второе? Первая группа включает в себя:

1.       Бессмертный Дух – бесполый, бесформенный (арупа) – эманация Единого вселенского дыхания.

2.       Его носитель – божественная Душа, именуе­мая «бессмертным Эго», «Божественной монадой» и т.д. и т.п., которая благодаря расширению Манаса, в коем горит вечно сияющая джива, добавляет к себе в конце каждого воплощения самые возвышенные приобретения бывшей личности, самый нежный аро­мат сорванного цветка, срок жизни которого уже ис­тек.

Что же представляет собою ложная личность? Это и есть та самая мешанина из желаний, чаяний, при­вязанностей и антипатий, то есть действий, которую каждый человек проявляет на этой земле в течение одного воплощения или на протяжении существова­ния одной личности^[1]. И конечно же не все то, что рассматривается нами, обманутыми материей и ма­териально мыслящими людьми, как реальный м-р Такой-то или подлинная миссис Кто-то-Еще, обре­тает бессмертие и включается в цикл перерождений.

Весь этот эгоистический набор, составляющий иллюзорное и мимолетное Я, исчезает после смерти. Точно так же актер сбрасывает со своего тела театральный костюм после того, как отыграет роль и отправится домой, чтобы спокойно лечь спать. Тогда он снова становится самим собой – все тем же Джоном Смитом или Грэем, каким и был от рождения. Он больше не Отелло и не Гамлет, в которого он воплощался на несколько часов. И ничто из его прежнего «набора» не уйдет вместе с ним в следующее воплощение, за исключением разве что семени будущей кармы, которую Манас присовокупил к бессмертной группе и которой предстоит вместе с развоплощенной высшей сущно­стью проследовать в дэвакхан. Что же касается четырех низших принципов, то их дальнейшая судьба описана у многих классических авторов, к которым мы намерены наконец обратиться за аргу­ментами в поддержку собственной позиции. Учение о перисприте, «ложной личности», или астральных останках умершего, постепенно растворяющихся и с течением времени исчезающих полностью, осо­бенно ненавистно спиритуалистам, упорствующим в своем отождествлении преходящего и бессмертного Эго.

К несчастью для них и к счастью для нас, это учение было сформулировано отнюдь не современными оккультистами. Они только отстаивают его. И доказывают то, что ни одна «личность» не может «перевоплощаться на той же самой планете» (нашей земле – на сей раз без ошибки), если не считать трех перечисленных выше исключительных случаев. А то, что будет сказано ниже, и те доказательства, кото­рые мы намерены процитировать, добавят к этому еще и четвертый случай – сознательные и осмыслен­ные действия Адепта; а также удостоверят тот факт, что упомянутое астральное тело не принадлежит ни физическому телу, ни душе, и в еще меньшей степе­ни – бессмертному духу человека.

Прежде чем выдвигать на основании неоспоримых проявлений какие-либо теории относительно их природы и характера и утверждать, исходя из prima facie свидетельств, что нас посещают время от вре­мени не кто иные, как духи усопших смертных, не­плохо было бы сначала поинтересоваться, а что же говорили по этому поводу древние. Ведь призраки и видения, материальные и полуматериальные «духи» берут свое начало не от Алана Кардека и даже не из Рочестера. И если существа, коим нравится выдавать себя за души и призраки усопших, сделали это для себя постоянным промыслом и весьма преуспели в нем, то только потому, что предусмотрительная фи­лософия прежних времен уступила ныне место само­надеянности и бездоказательным предположениям а priori. Первый вопрос, на который следует ответить: «Обладают ли духи какой-либо материей, в которую они могли бы облачаться?» Ответ: «То, что сейчас во Франции называют словом перисприт, а в Англии и Америке – «материализованной формой», в пре­жние времена именовалось nepu-псюхе и пери-ноус, поскольку древним грекам это явление было хоро­шо знакомо. Но есть ли у них хоть какое-нибудь тело: газообразное, текучее, эфирное, материальное или хотя бы полуматериальное? Нет; мы утвержда­ем это, ссылаясь на авторитет оккультных учений всего мира. Ибо у индусов атма, или дух, есть ару-па (бестелесный), и точно так же считали греки.

Даже в римско-католической церкви ангелы Света (равно как и ангелы Тьмы) абсолютно бестелесны: «meri spiritus, omnes corporis expertes»; а по выраже­нию «Тайной Доктрины», они – изначальны. Эмана­ции недифференцированного Принципа – Дхиан Коганы единой (первой) категории, или чистая ду­ховная субстанция, состоят из однородного (одноэлементного) Духа; вторая категория представляет собой вторую эманацию души элементов; третья уже име­ет «тело разума», которому эти существа, однако, не подчинены, но, напротив, сами могут создавать себе тело, послушное их воле и обретающее ту форму и субстанцию, которую они сами пожелают ему при­дать. Начиная с этой (третьей) категории, они (духи, ангелы, Дэвы или Дхиан Коганы) уже имеют тела, первая группа рупа которых состоит из одного эле­мента: эфира; вторая – из двух: эфира и огня; тре­тья – из трех: эфира, огня и воды; четвертая – из четырех: эфира, воздуха, огня и воды.

Далее идет стадия человека, у которого, помимо этих четырех элементов, есть еще пятый, доминиру­ющий в нем: земля, заставляющая его страдать. Об ангелах Святой Августин и Петр Ломбардский гово­рят, что их тела приспособлены для того, чтобы дей­ствовать, а не для того, чтобы страдать. Именно зем­ля и вода – humor et humus – предопределяют склонность человека к страданию и пассивности, ad patientiam, тогда как эфир и огонь побуждают его действовать. Таким образом, духи, или человеческие монады, принадлежащие к первой категории, или не­дифференцированной субстанции, – бестелесны; од­нако третий их принцип (или пятый человеческий – Манас) может в соединении со своим носителем со­здавать камарупу и майявирупу – тело желания, или «иллюзорное тело». После смерти лучшие, благород­нейшие и чистейшие качества Манаса, или человече­ской души, восходят вместе с божественной монадой в дэвакхан, откуда им уже нельзя выйти или вер­нуться вплоть до следующего воплощения; так что же в таком случае является нам под двойной личиною духовного Эго или души умершего человека? Да все тот же элемент камарупы, которому помогают в этом элементалы. Ибо нас учат, что теми духовными существами, которые способны принимать по своей воле некую форму и являться людям (то есть стано­виться объективными и даже осязаемыми), могут быть только ангелы (Дхиан Коганы) и нирманакая^[1] Адептов, чьи духи облечены в тонкую материю. Появляющиеся иногда астральные тела – останки и ос­татки развоплотившихся смертных существ – являются вовсе не теми людьми, за которых они себя выдают, но только их подобиями. Эта вера господ­ствовала во все времена – от Гомера до Сведенборга, с третьей расы и до наших дней.

Убежденные спиритуалисты часто и во множестве цитируют слова Павла как подтверждение своей веры в то, что духи действительно могут проявляться и проявляются. «Есть тело душевное, есть тело и ду­ховное», и т.д. и т.п. (I Кор., XV, 44); но достаточ­но внимательно прочесть стихи, предшествующие этому и следующие за ним, чтобы убедиться в том, что святой Павел имел здесь в виду нечто совершен­но иное, нежели то, о чем ведут речь спиритуалис­ты. Разумеется, духовное тело существует, но оно ни в коей мере не тождественно астральной форме, зак­люченной в «естественном» человеке. Ибо «духовная» составляющая человека заключает в себе только нашу индивидуальность, теряющую свои оболочки и пре­ображающуюся после смерти. Сам апостол объясня­ет это в стихах 51-53: «Sed поп omnes immutabimur». «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся... Ибо тленному сему надлежит облечься в не­тление, и смертному сему – облечься в бессмертие».

Но это доказательство имеет авторитет только для христиан. Посмотрим же, что говорили на сей счет древние египтяне и неоплатоники, и те и другие – «маги» par excellence, они подразделяли человека на три группы принципов, подобных нашим: чистый бессмертный дух; «призрачная душа» {светящийся призрак) и грубое материальное тело. За исключением последнего, рассматривавшегося как земная оболоч­ка, этих принципов было шесть: 1) кха, «жизненное тело»; 2) кхаба, «астральная форма», или тень; 3) ка, «животная душа»; 4) акх, «земной разум»; 5) са, «бо­жественная душа» (буддхи) и 6) сах, или мумия, на­чинавшая действовать после смерти. Высшим несотворенным духом считался Озирис, имя которого было в каком-то смысле видовым, поскольку каждый че­ловек после преображения становился озирисоподобным, то есть влившимся в Солнце-Озирис, или бла­женное божественное состояние. Остававшиеся в ас­тральном свете нашей атмосферы ка с низшими эле­ментами акха (или камарупы) и дополняющими их остатками Манаса вместе составляли то, что индусы называют ужасными и злобными бхутами, а мы – элементариями.

Это можно заключить из перевода так называе­мого «Магического папируса Гарриса» («Papyrus magique Harris», переведенного Шабасом), где они называются ку, или ка, а также поясняется, что в иероглифической записи ка иногда именовались «ожившими мертвецами» и «восставшими тенями»^[1].

Когда о человеке говорили, что в него «вошло ка», это означало, что он одержим «духом». Были известны два вида ка – оправданные, исчезавшие после непродолжительной второй жизни (нам онх), и осужденные блуждать, не зная покоя, во тьме после того, как умрут во второй раз (мут, эм, нам). Этих последних называли ху метре («дваж­ды умершие»), что, впрочем, не мешало им жить «чужой» жизнью на манер вампиров. О том, какой страх они вызывали, говорится в наших Приложе­ниях о «Египетской магии» и «Китайских духах»^[1] («Тайная Доктрина»). Египетские жрецы изгоняли их так же, как римско-католический кюре изгоня­ет злого духа; точно так же обстоит дело и с ки­тайскими гуй, идентичными ка и элементариям, и с античными ларами или лярвами (слово, образован­ное от предыдущего грамматиком Фестом, поясняв­шим, что это – «тени умерших, которые не дают покоя в доме, где поселятся, ни хозяевам, ни слу­гам»). Эти создания, будучи вызванными во вре­мя магических, и в особенности некромантических, обрядов, не считались и до сих пор не считаются в Китае ни духами, ни душами, ни какой бы то ни было еще частью умершего человека, именем которого они себя называют, но только отражени­ем последнего – его подобием.

«Человеческая душа», говорит Апулей, есть «бес­смертный Бог» [Буддхи], у которого тем не менее есть свое начало. Когда смерть освобождает ее [душу] от бренного земного организма, она становит­ся лемуром. Многие лемуры настроены к людям вполне благожелательно; в этом случае они становят­ся семейными богами, или демонами, то есть до­машними божествами. Римляне называли их ларами. Но их проклинали и называли лярвами в тех случа­ях, когда судьбою они были обречены скитаться, сея вокруг себя зло и несчастья (Inane terriculamentum bonis hominibus, ceterum noxium malis). Когда же ис­тинная природа развоплощенных душ была неясна, их называли просто маны (Apuleius, Du Dieu de Socrate, p. 142-143). Послушайте, что говорят на сей счет Ямвлих, Прокл, Порфирий, Пселл, равно как и десятки других авторов.

Халдейские маги верили и учили, что небесная, или божественная, душа должна вкусить блаженства вечного света, в то время как животная, или чув­ственная, душа, если она была добродетельна, быс­тро растворится и исчезнет, а если была грешна – будет блуждать в сфере Земли. В последнем случае «она [душа] временами может принимать призрачные формы различных людей или даже животных». То же самое греки говорили об эйдолоне, а раввины – о нефеш (см.: Histoire et Traite des Sciences Occultes, Count de Resie, Vol. II, p. 598). Все иллюминаты Средневековья в один голос говорят о нашей аст­ральной душе – отражении умершего, или его при­зраке. Во время «смерти рождения» (рождения в фи­зическом мире) чистый дух остается связанным с промежуточным и светящимся телом; но как толь­ко его низшая форма (физическое тело) умирает, дух устремляется вверх, к небесам, а покинутая им све­тящаяся оболочка опускается в нижние миры, или камалоку.

Гомер описывает тело Патрокла – подлинный образ земного тела, убитого Гектором, восстающее в своей духовной форме; а Лукреций говорит о ста­ром Эннии, который видел самого Гомера, проливающего горькие слезы в окружении теней и челове­ческих призраков на берегах Ахерузии, «где не живут ни тела наши, ни души, но только наши образы».

Etsi praeterea tamen esse Acherusia templa

Ennius aeternis exponit versibus edens,

quo neque permaneant animae neque corpora nostra,

sed quaedam simulacra modis pallentia miris;

unde sibi exortam semper florentis Homeri

commemorat speciem lacrimas effundere salsas

coepisse et rerum naturam expandere dictis^[1].

(De Rerum Natura, Book 1,  120-126)

Вергилий называет их imago («образы»); а в «Одиссее» (книга XI) автор говорит о них как о формах и образах и в то же время как о точных ко­пиях тела, поскольку Телемах, не желая поначалу признавать Улисса, пытается выставить его прочь со словами: «Нет, ты не мой отец; ты – демон, что пытается прельстить меня!» (Одиссея, кн. XVI, 194–195.) «У римлян нет недостатка в выразительных на­званиях для различных видов этих демонов: они именуют их, соответственно, ларами, лемурами, гени­ями и манами». Цицерон, переводя платоновского «Тимея», передает слово «daimones» термином «лары»; а Фест-грамматик поясняет, что низшие, или млад­шие, боги суть не что иное, как души людей, и указывает, как и Гомер, на различие между двумя типами богов, между anima bruta и anima dlvina (животной и божественной душами). Плутарх говорит, что лары селятся в (заброшенных) домах, где стано­вятся полновластными хозяевами, и называет их же­стокими, придирчивыми, назойливыми и т.д. и т.п. Фест считает, что среди ларов встречаются как хоро­шие, так и плохие. Иногда он называет их praestites, потому что они могут охранять домашние вещи и даже приносить их (direct apports), а иногда – hostileos^[1]. «Как бы то ни было, – говорит своим при­чудливым старофранцузским языком ле Луаер, – они ничуть не лучше наших демонов, которые если даже и помогают иногда людям и даже делают им подарки, то только для того, чтобы тем вернее на­вредить им впоследствии. Лемуры – это те же демоны, как и лярвы, ибо являются по ночам в обли­чье какого-нибудь человека или животного, но чаще всего – в образе, который они заимствуют у како­го-нибудь умершего». (Livres des Spectres, I, гл. II, p. 15-16).^[1]

Воздав эту небольшую дань своим христианским предрассудкам, когда человеку «благочестивому» вез­де видится Сатана, ле Луаер говорит далее как на­стоящий и весьма эрудированный оккультист:

Нет сомнений в том, что именно гении, и никто дру­гой, покровительствуют каждому новорожденному чело­веку и что гениями их назвали, как говорит Цензорин, потому, что они опекают всю нашу расу; они, таким об­разом, отвечают не только за каждого смертного в от­дельности, но и за целые племена и поколения, будучи также гениями народов^[1].

Идея ангелов-хранителей отдельных людей, рас, местностей, городов и наций была заимствована рим­ско-католической церковью у дохристианских ок­культистов и язычников. Симмах^[1] (Epistol., lib. X) пишет:

Как всем людям при рождении дается душа, так и ге­нии распределены между народами. У каждого города был свой гений-охранитель, которому люди приносили жертвы.

Известно немало посвятительных надписей, гла­сящих: Genio civitatis – «Гению города».

Правда, древние профаны точно так же, как и современные, слабо разбирались, является ли им эйдолон родственника или же гений здешних мест. Эней, отмечая годовщину смерти своего отца Анхиза, увидел змею, ползущую по его гробнице, и не мог понять, был ли это гений его отца или же гений этого места (Virgil, Aeneid, V, 84-96). Маны^[1] были разделены на добрых и злых; тех, которые были злыми, Вергилий называет numina larva – их ублажали жертвами, чтобы они не создавали неприятностей, не насылали плохих снов на тех, кто их презирает, и т.п.

Тибулл говорит [об этом] в следующей строке:

ne tibi neglecti mittant mala somnia manes^[1]. (Elegiae, II, VI, 37).

Язычники полагали, что низшие души превращались после смерти в демонических эфирных духов. (Le Loyer, Livres des Spectres, etc., Angers, 1586. 4to., p. 22).

Если разложить греческий термин eteroprosopos на составляющие его лексические компоненты, получа­ется целая фраза – «другой в моем обличье».

Именно этим земным принципам – эйдолону, лярве, бхуту (называйте их, как хотите) – «Разоблаченная Изида» отказывает в перевоплощении^[1]. Доктрины теософии являются не чем иным, как от­голосками учений древности. Человек представляет собою единство лишь в начале и в конце своего существования.

Все духи, все души, боги и демоны суть эмана­ции души вселенной, которая остается их коренным принципом, говорит Порфирий («De Sacrifice»), Нет ни одного сколько-нибудь скандально известного философа, который не верил бы: 1) в перевоплоще­ние (метампсихоз), 2) во множественность составля­ющих человека принципов или хотя бы в то, что человек имеет две души, отдельные друг от друга и имеющие разную природу (одна – смертная аст­ральная душа, а другая – нетленная и вечная) и 3) в то, что первую не следует рассматривать как соб­ственно человека, ею обладающего, – «ни как его дух, ни как тело, но в лучшем случае просто его отражение».

Этому учили брахманы, буддисты, евреи, греки, египтяне и халдеи, равно как и послепотопные наследники допотопной мудрости – Пифагор и Сократ, Климент Александрийский, Синезий и Ориген, древнейшие греческие поэты, а также гностики, о которых Гиббон отзывается как о наиболее утонченных, образованных и просветленных людях всех эпох (См.: The History of the Decline and Fall of the Roman Empire, chap. XV).

Но толпа остается неизменной в любом столетии: суеверной, самоуверенной, готовой материализовать любую, даже самую духовную и возвышенную иде­алистическую концепцию, низвести ее до своего соб­ственного уровня. И самое главное – толпа неиз­менно ненавидит философию.

Но все это отнюдь не противоречит тому факту, что человек нашей пятой Расы, эзотерически изоб­ражаемый как семеричное существо, всегда экзотерически рассматривался как существо мирское или околомирское, земное и физическое. Или, как на­глядно описал его Овидий:

Bis duo sunt hominis; manes, саго, spiritus, umbra

Quotatuor ista loca bis duo suscipiunt.

Terra tegit carnem, tumulum circumvolat umbra,

Orcus habet manes, spiritus astra petit.^[1]

 

Примечания

<< предыдущий параграф - оглавление - следующий параграф >>