Н.К.Рерих. Листы дневника т.3. Памятка (14.08.1946)

Материал из Энциклопедия Агни Йоги.

Памятка
(14.08.1946)

«С добрым утром, товарищи!» — звучит привет диктора, начиная утреннее московское радио. Эти дни передача ясна, и можно слышать подробно речи Молотова, Вышинского... За горами приобщаемся к жизни Союза и признательны на­шей маленькой машинке на сухих батарейках, несущей да­лекие, дорогие нам вести. Газеты, журналы, письма, — все это требует долгое время, а жизнь сейчас так быстра. По­ток быстротечный! Еще до войны мы чуяли, что следует быть всем культурным деятелям вместе, — писали Потемки­ну, Калинину, Молотову, Майскому — что дошло? Что не дошло? На больших расстояниях всяко бывает. В письмах к нам зовы: «Приезжайте!» Отвечаем: «Клич кликните». Зна­чит, мы-то готовы, а здесь даже представителя нет. Есть торгпред, есть ТАСС, а вот консула и нет еще. По собы­тиям судя — будет.

Кто знал нашу жизнь, тот не может сказать, что мы не имели связи с Родиной. Живая связь всегда была. А всякие злокозненные россказни доходили до того, что Судейкин уве­рял, что он видел на Мойке у наших ворот железнодорожный фургон, куда укладывали наше собрание старинных мастеров для вывоза за границу. Какая ложь! Ни наше собрание, ни мои картины мы никуда не вывозили. Наоборот, привозили на Родину: из Сердоболя — четырнадцать картин, в 1926-м в Москву — восемь картин и еще целые десятки, ибо никогда отрыва не было. Возьмите хотя бы рижский сборник «Мысль» 1938 года. Во всех годах — сотрудничество. В 1943-м — «Слава», в 1944-м — «Славяне». АРКА, ВОКС и теперь во всех изданиях — «Россика». А индология Юрия. А хлопоты Святос­лава о выставке советских фильм[ов]. Начать перечислять и не кончить. И сейчас ждем ответ Комитета по делам ис­кусств на нашу телеграмму Сысоеву. Также шептали, что я отказался от поста министра искусств, ибо спешил с отъез­дом. Опять чепуха! Отказаться-то я отказался, но потому что не верил во Временное Правительство, о чем я и говорил Горькому.

В Сердоболь мы выехали в Декабре 1916 года — врачи предписали чистый воздух после пневмоний. С тех пор мы наезжали в Питер нередко, а руководство учреждением я по­ручил Химоне. В 1926 году мы провели лето в Москве и на Алтае.

Целая цепь внешних событий изменяла наши планы. Вот мы были уже совсем готовы ехать из Сердоболя в Питер, но пресеклась железная дорога. Затем явилось предложение до­быть в Швеции мои картины, бывшие там со времени выстав­ки в Мальме в 1914 году.

Бьорк звал для этого в Стокгольм. Там получилось от Дягилева приглашение приехать в Лондон для новой версии «Половецких плясок», для «Садко», «Салтана». Все было в ходу, когда Бичам впал в банкротство, но тогда же приехал Харше от Карнэги Института с предложением выставки в со­рока музеях Америки. Только что кончилось трехлетнее тур­не, как возникла пятилетняя экспедиция — Индия, Китай, Монголия, Тибет. Тогда же в 1926 году — Москва. Затем Ин­дия, Научный Институт, выставки во славу Руси.

Никто не скажет, чтобы мы за все годы теряли связь с Родиной. Все мы трудились во славу новообновленной Руси. Никто не скажет, что эти наши труды были неудачны. Твор­ческая, культурная работа останется запечатленной в Азии. Как сестры, дружны Индия и Русь — столько в них душевной близости. Сердце народов — нерушимый союз. Среди творче­ства все мы всегда готовы были приобщиться к работе на Родине. Тому много вех раскинуто во всех этих годах. Прав­да, трудны были сношения. Почтовый оборот требовал годо­вой срок — не шутка! Думалось, что эта протягновенность лишь следствие войны, но и сейчас не лучше. Все годы дума­лось, а теперь особенно, что всем творческим, культурным, научным работникам надо собраться вместе и приобщиться содружно в великой стройке всесоюзной народной Державы. Надо, надо и откладывать не следует. Многих из нас уже нет, а те, кто сохранил энергию и опыт, пусть соберутся дружно.

Радостно  слышать о  градостроительстве  Щусева,  о блестящем юбилее Грабаря, о творчестве Герасимова, Юона, Лансере, Кончаловского и многих, столь же одаренных. Шо­лохов издается в пятнадцати миллионах! Прокофьев, Шос­такович, Ковалевский^[1] — целое войско даровитейших ком­позиторов! А театр! А фильмы, прошумевшие по всему ми­ру. Все эти достижения — не миф, созданный прессою, но подлинные непререкаемые культурные продвижения. И на­роды Союза во всех областях выдвигают одаренных деяте­лей — вот и единение в разнообразии. Много где мечтали о таком единении, но оно не выходило, а тут вышло на диво всем мирам. Так же восхищает разносторонняя деятельность Академии Наук. Вмещение всех отраслей познания и твор­чества — так и должно быть, но до сих пор не бывало. Всегда мешали какие-то нелепые преграды, насильственные разделения. Но вот истинная любовь к Родине стерла все больные наросты. Деятели воспряли, и вместо затяжных препирательств закипела дружная работа по всем областям. Издали все виднее. Слагается новое сокровище русийское. Народы чуют это достижение. Получается своеобразное «ра­зумейте языци». А трудности — лишь новые возможности. Кое-кто еще «из-за кустов леса не видит». Есть человеки, кто умеют видеть лишь ретроспективно, но и они хотя бы «с ог­лядкой» убедятся в могучем росте русийского сокровища.

 

 

14 августа 1946 г.

Публикуется впервые

 

Примечания

<< предыдущий параграф - оглавление - следующий параграф >>