10.12.1939 (Письма Н.К.Рерих в Америку)
Материал из Энциклопедия Агни Йоги.
| Информация о письме |
|---|
|
10.XII.39
Родные наши,
Пришли письма Зины от 18-го ноября и Дедлея от 21-го. Письмо Зины очень радостное, особенно же весь эпизод с портретом. Можно себе представить ярость трио, вдруг получивших такое многозначительное для них напоминание. Радостно, что и первое Ваше собрание в новом помещении прошло так хорошо. Расскажите нам, кто именно был из друзей и преподавателей? Будем верить, что в новом центральном помещении обнаружатся и новые хорошие возможности. Пожалуйста, укрепляйте отношения со всеми друзьями, с художественными критиками, с музеями и с прочими общественными учреждениями. Нельзя забросить ни одного, ведь никогда не знаете, откуда может прийти что-либо полезное. Выясните отношение Музея Современного Искусства. Очень жалею, что не могу послать им мой взнос на 1940-й год, ибо сейчас все денежные переводы совершенно затруднены. Даже в такую союзную страну, как Франция, и то всякие переводы пришли в крайне затрудненное состояние. Еще недавно мы получили обратно один журнал, посланный в начале августа в Латвию с наклейкой из Англии, что “сношения с Германией прекращены”. Таким образом, всякие посылки стали невозможны, и кто знает, какие письма сюда или отсюда могут и вообще теряться. Письмо Дедлея совсем нерадостное, и отношение адвокатов поражает. Вернее, подтверждает еще раз все нам и Вам известное об этом сословии. В денежном отношении остается лишь одна возможность около картин, находящихся в Арсуне. Только что им послано извещение, что из 56 картин, там находящихся, 22 останутся в Арсуне, а остальные 34 предназначаются для Академии в Нью-Йорке. Соответственное письмо написано Е.И. в Арсуну, так как все эти картины являются собственностью Елены Ивановны. Среди 34 упомянутых картин находится и две больших – “Звезда героя” и “Оттуда”. Остальные представляют экспедиционные этюды и потому являются особо интересными. Цены за большие картины были по пяти тысяч, а за остальные по 350. Но, конечно, по нынешним временам могут быть сделаны значительные уступки. Может быть, у Вас найдется человек, который за известную комиссию может их продавать для уплаты адвокатам? Может быть, и Бринтон заинтересуется такою продажею? Пожалуйста, от моего имени подарите английскую монографию – об этом я упоминаю в моем письме к нему. Может быть, Конлан попросит у Вас для подготовляемой им монографии [мои] статьи “Спиноза” и “Гёте” — конечно, только для временного прочтения. Посылаю ему манускрипты, предназначавшиеся для несостоявшегося зимнего выпуска “Flamma”. Он прочтет их и перешлет Вам. Постепенно все имущество “Flamma” будет переслано в Америку. Но сейчас, как Вы уже знаете, пересылать что-либо печатное отсюда невозможно. В лучшем случае посылка в потрепанном виде вернется, а то и вообще пропадет. Ясно представляем себе, почему Хорш всячески вводит правительство в заблуждение касательно налогов с экспедиционных сумм. Преступник хочет доказать, что картины эти не относятся к экспедиции, а составляют его личную собственность. Если правительство берет с них налог, то этим косвенным путем доказывает, что эти суммы были не экспедиционные, а была лишь частная покупка. Конечно, против этой несправедливости имеется очень веское доказательство. Все эти картины входят в состав декларации, под которой подписался и Хорш, о посвящении Музея нации. Картины эти все перечислены в каталоге Музея, а декларация говорит о картинах, значащихся именно в этом каталоге. Каждый мало-мальски находчивый адвокат, конечно, воспользовался бы таким документом с подписью Хорша, но можем ли мы надеяться, что адвокаты воспользуются хотя бы таким в их пользу доказательством? Во время ведения дела Плаутом все время можно было поражаться тому, что он занимался какими-то незначительными деталями, а самое важное и веское упоминалось лишь мимоходом. Во время войны обычно все дела откладываются и происходят всякие моратории. Если бы мы находились в нейтральной стране, то, может быть, эти обстоятельства и не принимались бы во внимание в полном объеме, но ведь мы находимся в стране воюющей, все условия которой экстраординарны. Неужели же адвокаты даже и это не принимают во внимание и не выдвигают соответственно? Ведь теперь, когда идет также и дело, поднятое тремя друзьями, то и все остальные дела не должны явиться затруднением для этого нового дела. Опасаемся, как бы и Плаут не навредил и не распродал бы документы, находящиеся у него. Наверное, многие документы ему давались лишь на просмотр, но могли быть и такие, которые оставались у него в оригинале. А ведь от такого человека, как Плаут, оказывается, всего ожидать можно. Как жаль, что в свое время некоторые друзья не хотели порвать с ним и передать дело в другие руки, тем более, что и сам Плаут будто бы отказывался. Все это чрезвычайно волнует, и тревожит, и сказывается на здоровье. Пусть новое помещение принесет и новых друзей; так хорошо, что Вы теперь оказались в центре культурной жизни Нью-Йорка. Будьте мужественны, ибо все делается к лучшему, и последнее слово в делах еще далеко не сказано.
Да будет Вам светло, духом и сердцем с Вами,
Рерих.
