Е.П.Блаватская Разоблаченная Изида т.1. ГЛАВА V ЭФИР  ИЛИ  “АСТРАЛЬНЫЙ  СВЕТ”

Материал из Энциклопедия Агни Йоги.

Перейти к: навигация, поиск

ГЛАВА V

ЭФИР  ИЛИ  “АСТРАЛЬНЫЙ  СВЕТ”

 

 

 “Ich bin der geist der stets verneint”.

(Я дух, который все еще в опале.)

 — Мефистофель, “Фауст”.

“Дух истины, которого мир не может принять, потому что не видит его и не знает его”.

 — Евангелие от Иоанна, XIV, 17.

“Мы спим иль бодрствуем...

Существ бесплотных сонмы

Невидимые бродят по земле”

 — Мильтон.

“Одно только рассудочное просвещение не дает познания духовного. Как солнечный свет подавляет свет лампы, так дух подавляет зрение одного только рассудка”.

 — У. Ховит.

 

Бесконечная путаница имен создана для того, чтобы выразить одно и то же.

Хаос древних; зороастрийский священный огонь Антас-байрам парсов; огонь Гермеса; огонь св. Эльма древних германцев; молния Кибелы; горящий факел Аполлона; пламя на алтаре Пана; неугасимое пламя в храме на Акрополе и такое же пламя в храме Весты; огненное пламя на шлеме Плутона; блистающие искры на головных уборах Диоскуров, на голове Горгоны, на шлеме Паллады и на жезле Меркурия; πύρ ΰσβεστος; на египетском Пта или Ра; на греческом Зевс Катайбат (нисходящий) [138, lib. I, cap. XIV.]; огненные языки дня Св. Троицы; неопалимая купина Моисея; огненный столб в “Исходе” и “горящий светильник” Авраама; Вечный Огонь “Бездонной бездны”; пары Дельфийского оракула; звездный свет розенкрейцеров; Акаша индусских адептов; астральный свет Элифаса Леви; аура нервов и флюид магнетизеров; од Рейхенбаха, огненный шар или метеорная “кошка” Бабинэ, психод и эктеническая сила Тюри; “психическая сила” сержанта Кокса и мистера Крукса; атмосферный магнетизм некоторых натуралистов; гальванизм и, наконец, электричество, — все это лишь различные наименования для многих различных проявлений или воздействий той же самой таинственной, все проникающей Причины — греческого Археос, или Αρχαϊος.

Сэр Бульвер-Литтон в своей “Грядущей расе” описывает ее как вриль,[1] используемый подземным населением, и предоставляет своим читателям считать это выдумкой.

“Это слово можно было бы перевести как “электричество”, но вриль соединяет в себе разные понятия о различных видах энергии: магнетизма, гальванизма и т. д. Подземные жители полагают, что они с открытием вриля нашли “философский камень” энергии, объединяющий собою все силы природы, тот “философский камень”, который давно уже составляет предмет исканий наших ученых. Знаменитый ученый и исследователь Фарадей говорит, хотя и с оглядкой, по этому поводу: “Я, надеюсь, как и многие другие приверженцы естествознания, почти уверен, что все формы проявления сил природы имеют одно общее начало, т. е. они находятся между собой в таком соотношении и в такой взаимной связи, что могут превращаться одна в другую и общее действие их может выразиться одним эквивалентом”. “При помощи вриля они могут изменять температуру, т. е. влиять на перемену погоды. Применяя его несколько иным способом, при помощи особых приборов, они влияют на мозг человека, на животную и растительную жизнь, и результаты не уступают грезам самой причудливой фантазии. Это-то соединение разнообразных проявлений энергии называется у них врилем”.

Каким бы абсурдным и ненаучным ни показалось наше сравнение выдуманного великим романистом вриля и первичной энергии равновеликого эксперименталиста с каббалистическим астральным светом, оно, тем не менее, является правильным определением этой энергии. Все время делаются открытия, подтверждающие это заявление, так смело высказанное. С тех пор, как мы начали писать эту часть нашего труда, во многих газетах появились извещения о предполагаемом открытии новой энергии мистером Эдисоном, электриком из Ньюарка, Нью-Джерси, каковая энергия, кажется, мало имеет общего с электричеством или гальванизмом, за исключением свойства проводимости. Если она будет продемонстрирована, то долго будет носить какое-нибудь присвоенное ей имя, но тем не менее это будет только одним ребенком из многочисленной семьи детей, зачатых с начала времен нашей каббалистической матерью — Астральной Девой. В самом деле, открыватель говорит, что “она настолько же своеобразна и имеет такие же установленные законы, как тепло, магнетизм, или электричество”. Журнал, поместивший первый отчет об этом открытии, добавляет, что “мистер Эдисон думает, что она существует в связи с теплом, и что она может быть генерирована самостоятельными и пока еще неоткрытыми способами”.

Другим из наиболее поразительных недавних изобретений является возможность уничтожать расстояние между человеческими голосами посредством телефона — инструмента, изобретенного профессором А. Грэмом Беллом. Это изобретение, подсказанное маленьким “любительским телеграфом”, состоящим из оловянных чашек, посредством которого можно было беседовать на расстоянии двухсот футов, было разработано в телефон, который станет предметом удивления этого века. Уже состоялся длительный разговор по телефону между Бостоном и Кембриджпортом, причем “каждое слово было ясно слышно и полностью понято — даже модуляции голоса были ясно различимы” — согласно официальному сообщению. Голос при этом захватывается, так сказать, и удерживается магнитом, и звуковые волны переносятся электричеством, действующим в унисон и сотрудничающим с магнитом. Успех в целом зависит от совершенства управления электрическими токами и от силы магнита, с которым первый должен сотрудничать.

“Изобретение”, — рассказывает газета, — “может быть грубо описано, как нечто подобное трубе, мундштук которой затянут тонкой мембраной, которая, когда в нее ударяется голос, выпучивается пропорционально звуковой волне. К другой стороне мембраны прикреплен кусок металла, который, когда мембрана выпучивается, соприкасается с магнитом, а этот с помощью электрического тока управляется оператором. Благодаря какому-то принципу, который еще полностью не понят, электрический ток переносит звуковые волны, которые только что были переданы в трубку, и слушатель на другом конце линии с такой же трубкой-близнецом у уха ясно слышит каждое слово и легко различает модуляции голоса говорящего”.

Итак, в присутствии таких удивительных открытий нашего века и дальнейших магических возможностей, латентных и еще неоткрытых в беспредельном царстве природы, и далее, в виду большой вероятности, что Эдисонова энергия и телефон профессора Грэма Белла могут не разрешить, если не окончательно расстроить все наши идеи о неосязаемых флюидах, — не будет разумно для таких лиц, которые поддадутся соблазну подробно обсудить излагаемое нами, — подождать и посмотреть, будет ли сказанное нами подтверждено или отвергнуто дальнейшими открытиями.

Только, в связи с этими открытиями, может быть, неплохо будет напомнить нашим читателям о многих намеках, находимых в древних исторических повествованиях, касающихся некоторых секретов во владении египетского жречества, которое могло мгновенно сообщаться между собой в течение празднования мистерий из одного храма в другой, несмотря на то, что один храм находился в Фивах, а другой — в другом конце страны. Легенды, разумеется, приписывают все это “невидимым племенам воздуха”, которые носят послания смертных. Автор “До-адамового человека” приводит пример, который подкреплен только его собственным авторитетом и, так как неизвестно, берет ли он его у Макринуса или у другого писателя, то он требует осторожного к себе отношения. Он нашел верное доказательство во время пребывания в Египте, что “одна из Клеопатр (?) посылала извещения по проволоке во все города из Гелиополиса до Элефантины на Верхнем Ниле” [139, с. 48].

Не так давно профессор Тиндаль ввел нас в новый мир, населенный воздушными формами вызывающей восхищение красоты.

“Открытие заключается в том, — говорит он, — “что испарения летучих жидкостей подвергаются воздействию сконцентрированного солнечного света или сконцентрированного электрического света”.

Испарения некоторых нитритов, йодидов и кислот подвергаются воздействию света в экспериментальной трубе, лежащей горизонтально и так устроенной, что ось этой трубы и ось параллельных лучей, исходящих из лампы, совпадают. Испарения образуют облака роскошных оттенков и формируются в виде ваз, бутылок и конусов гнездами по шести и более; также в виде раковин, тюльпанов, роз, подсолнечников, листьев и свернутых свитков.

“В одном случае”, — рассказывает он нам, — “часть облака быстро превратилась в змеиную голову; в ней образовался рот, откуда высунулось что-то похожее на язык”. — Наконец, увенчивая чудеса, — “однажды образовалась рыба с глазами, жабрами и усиками. Парность животных форм была соблюдена всюду, и не было диска, круга или пятна, существующего на одной стороне, которое бы не повторилось на другой стороне”.

Эти феномены, возможно, могут быть частью объяснены механическим воздействием луча света, что мистер Крукс недавно продемонстрировал. Например, можно предполагать, что лучи света образовали горизонтальные оси, вокруг которых встревоженные молекулы собираются в формах шаров и веретен. Но как объяснить появление рыб, змеиной головы, ваз и различных цветов, раковин? Это, кажется, выдвигает перед наукой такую же дилемму, как метеорный кот Бабинэ. Мы не слыхали, что Тиндаль отважился объяснить свой феномен так же нелепо, как объяснил француз свой.

Те, кто раньше не уделяли внимания этому предмету, могут быть удивлены, узнав, как много в прежние дни было известно о том тонком, все насыщающем принципе, который недавно был окрещен, как ВСЕЛЕНСКИЙ ЭФИР.

Прежде чем продолжать, мы хотим еще раз сформулировать два категорических положения, на которые мы до этого намекали. Эти положения для теургов древности являлись наглядно доказанными законами.

I. Так называемые чудеса, начиная с Моисея и кончая Калиостро, были, как де Гаспарин очень правильно заявил в своем труде о феноменах: “в полном согласии с естественными законами”, следовательно — не чудеса. Электричество и магнетизм, несомненно, применялись в производстве некоторых из них, но теперь так же, как и тогда, они находятся в реквизите каждого сенситива, которого заставляет бессознательно пользоваться этими силами особое строение его или ее организма, который служит проводником для некоторых тонких флюидов, пока что очень мало известных науке. Эта сила является плодовитым родителем бесчисленных атрибутов и свойств, многие или, скорее, большинство из которых пока еще неизвестны современным физикам.

II. Феномены натуральной магии, наблюдаемые в Сиаме, Индии, Египте и в других Восточных странах, не имеют никакого отношения к ловкости рук, первые — абсолютно физический эффект в результате приведения в действие сокровенных сил природы; последняя же только обманчивый результат ловких манипуляций, дополненных сообщничеством.[1]

Тауматурги всех периодов, школ и стран творили свои чудеса, потому что они были в совершенстве знакомы с невесомыми (в своих проявлениях), но в других отношениях вполне ощутимыми волнами астрального света. Они управляли токами, направляя их своею силою воли. Чудеса были и физические, и психологические; первые охватывали воздействия на материальные предметы, последние же — ментальные феномены Месмера и его последователей. Этот класс феноменов в наше время блестяще представлен двумя выдающимися лицами — Дю Потэ и Регазони, чьи удивительные силы хорошо засвидетельствованы во Франции и в других странах. Месмеризм является наиболее важной отраслью магии, и его феномены суть результаты вселенской энергии, которая служит основой всякой магии и которая во все века производила так называемые чудеса.

Древние называли ее Хаос; Платон и пифагорейцы именовали ее мировой душой. Согласно индийским учениям, божество в виде эфира насыщает все сущее. Это невидимый, но как мы уже раньше говорили, весьма осязаемый флюид. Среди других имен этот универсальный Протей (или “туманностный Всемогущий”, как в насмешку его называет де Мирвиль) назывался теургами “живым огнем”,[1] “духом света” и Магнес. Последнее название указывает на его магнетические свойства и магическую натуру. Ибо, как правильно выразился один из его врагов — μάγος и μάγνης две ветви, вырастающие из того же ствола и приносящие те же самые результаты.

Магнетизм есть слово, происхождение которого следует искать в невероятно далеком прошлом. Многие думают, что камень, названный магнитом, получил свое имя от Магнезии, города или района в Фессалии, где эти камни встречаются в изобилии. Мы, однако, думаем, что правильно мнение герметистов. Слово магх, магус произведено со санскритского махаджи, великий или мудрый (помазанник божественной мудрости).

“Эвмолп является мифическим основателем Эвмолпидэи (жречества); жрецы проследили происхождение своей мудрости до божественного разума” [140, с. III].

Из различных космогонии видно, что археальная Вселенская Душа почиталась всеми народами, как “разум” Творца-Демиурга, как София гностиков или Святой Дух в качестве женского начала. Так как маги выводят свое наименование от нее, то и магнезианский камень и магнит был так назван в их честь, ибо они первые открыли его чудесные свойства. Их храмы усеяли страну по всем направлениям, и среди них было несколько храмов, посвященных Геркулесу,[1] — отсюда, впоследствии, когда стало известно, что жрецы пользуются камнем для исцелений и магического применения, он получил название магнезианского или геркулесового камня. Сократ, рассказывая о нем, замечает:

“Еврипид зовет его магнесийским камнем, но простые люди — гераклейским” [35, 533d].

Именно, стране и камню дали наименование магов, а не магам наименование страны и камня. Плиний нам сообщает, что у римлян венчальные кольца намагничивались жрецами перед церемонией. Старинные языческие историки тщательно хранили молчание по поводу некоторых тайн “мудрых” (магов), и Павсаний был предупрежден в сновидении, как он говорит, чтобы он не раскрывал священных обрядов храмов Деметры и Персефоны в Афинах [145, I, XIV].

Современная наука после бесплодных попыток отрицать животный магнетизм оказалась вынужденной признать его, как факт. Это теперь признанное свойство человеческой и животной организации; что же касается его психологического, оккультного влияния, то против него Академии в нашем веке борются свирепее, чем когда-либо. Это тем более заслуживает сожаления и даже удивления потому, что представители “точной науки” сами не в состоянии ни объяснить, ни предложить что-либо похожее на разумную гипотезу по неотрицаемо таинственным свойствам простого магнита. Мы начинаем ежедневно получать доказательства, что силы магнита лежат в основе теургических тайн и поэтому ими, возможно, можно объяснить оккультные способности, которыми обладали древние и теперь обладают современные тауматурги, а также наиболее выдающиеся их достижения. Таковы были дары, переданные Иисусом некоторым ученикам. В мгновения совершаемых им исцелений назареянин чувствовал, что какая-то сила исходит из него. Сократ в своем диалоге с Феагом,[1] рассказывая ему о своем, помогающем ему боге (демоне), и его силе либо способствовал ему (Сократу) в передаче мудрости своим ученикам, либо в предотвращении, чтобы ею не воспользовались другие, — приводит в подтверждение своих слов следующий пример:

“Я скажу вам, Сократ”, — сказал Аристид, — “нечто невероятное, но, клянусь богами, истинное. Я становился более способным, когда имел связь с вами, даже если находился только в одном доме с вами, хотя и не в той же комнате. Но еще более это ощущалось, когда я находился в той же комнате ... а еще больше, когда я смотрел на вас... Намного же способнее я становился, когда сидел вблизи вас и прикасался к вам”.

Это есть современный магнетизм и месмеризм Дю Потэ и других учителей, которые, после того как подвергли какого-либо человека своему флюидическому влиянию, — могут передавать ему все свои мысли даже на далеких расстояниях, притом они могут с неотразимой силой заставить этого человека выполнять их мысленные приказы. Но насколько лучше эту психическую энергию изучили древние философы! Мы можем почерпнуть некоторую информацию об этом из самых древних источников. Пифагор преподавал своим ученикам, что Бог есть вселенский ум, которым все проникнуто, и что этот ум в силу его вселенской тождественности может передаваться от одного объекта к другому и может быть заставлен творить предметы одною только силою воли человека. У древних греков Куриос считался богом-Разума (Nous).

“Корос (Куриос) означает чистый ни с чем не смешанный ум-мудрость”, — говорит Платон [37].

Куриос есть Меркурий, божественная мудрость, и “Меркурий есть Сол” (Солнце) [147, VI, XII], от которого Тот-Гермес получил свою божественную мудрость, которую он, в свою очередь, принес миру в своих книгах. Геркулес также является Солнцем — небесной кладовой вселенского магнетизма[1] или, скорее, Геркулес есть магнетический свет, который, проделав свой путь через “открытое око неба”, вступает в области нашей планеты и, таким образом, становится нашим “Творцом”. Геркулес, отважный титан, проходит двенадцать тяжелых трудов. Его называют “Отцом Всего” и “самородившимся” (“autophues”).[1] Геркулес-Солнце убит Дьяволом, Тифоном ([88, 525], [141, 94]), также убит и Озирис, который является отцом и братом Гора, и в тоже время тождественен с ним, и мы не должны забывать, что магнит называли “костью Гора”, а железо “костью Тифона”. Его называют “Геркулес Invictus” только тогда, когда он спускается в Гадес (подземный сад) и, срывая “Золотые яблоки” с “дерева жизни”, убивает дракона.[1] Грубая титаническая сила, “молния” каждого солнечного бога, противопоставляет свою силу слепой материи божественному магнетическому духу, который старается гармонизировать все в природе.

Все солнечные боги, со своим символом, — видимым солнцем, — творцы только физической природы. Духовное есть творение Высочайшего Бога, Бога Сокрытого, Центрального, Духовного СОЛНЦА и его Демиурга — божественного разума Платона и божественной мудрости Гермеса Трисмегиста[1] — мудрости, исходящей из Улома и Кроноса.

“После раздачи чистого Огня в самофракийских мистериях новая жизнь начиналась” [150].

Это было то “новое рождение”, на которое намекал Иисус в своей ночной беседе с Никодимом. “Будучи посвященными в благословеннейшие изо всех мистерий, сами будучи чистыми, мы становимся праведными и святыми мудростью”.[1]Дунул, и говорит им: примите Духа Святаго” [Иоанн, XX, 22]. И этого простого акта силы воли было достаточно, чтобы наделить даром пророчества в его наиболее благородном и совершеннейшем виде, если оба, т. е. посвящающий и посвящаемый были достойны этого. Высмеивать этот дар, даже в его нынешнем виде, как

“гнилой побег и задержавшиеся остатки невежественного века суеверия и поспешно осудить его как настоящего трезвого исследования, было бы настолько не по-философски, насколько это неправильно”, — замечает досточтимый Дж. Б. Гросс. — “Отодвинуть завесу, которая скрывает от нашего взора будущее — в мире пытались во все века. И поэтому склонность проникнуть в тайну времен считается, как одна из способностей человеческого ума, появившаяся у нас по велению Божьему... — Так Цвингли, швейцарский реформатор, свидетельствовал о широте своей веры в провидение Верховного Существа, выразившись, что Святой Дух не был полностью исключен для лучшей части языческого мира. Признавая правильность этого, мы не в силах придумать, почему язычники, таким образом облагодетельствованные, не могли обладать даром истинного пророчества” [121, 104].

Что такое эта мистическая первичная субстанция? В “Книге Бытия”, в начале первой главы она названа “лицо вод”, про которые сказано, что они были оплодотворены “Духом Божиим”. Иов упоминает в главе XXVI, 5, что “из-под вод возникают мертвецы и обитатели вод”. В оригинальном тексте вместо “мертвецы” написано “мертвые рефаимы” (великаны — первобытные люди), из которых когда-нибудь “Эволюция” проследит возникновение нашей нынешней человеческой расы. В египетской мифологии Кнеф, — вечный непроявленный Бог, — символизируется эмблемой змия вечности, свернувшегося вокруг урны с водой, над которой возвышается его голова, и вода оплодотворяется его дыханием. В этом случае змей есть агафодемон, дух добра; в своем противоположном аспекте он есть какодемон — дух зла. В скандинавских “Эддах” медвяная роса, пища богов и творчество трудолюбивых пчел Иггдрасиля, выпадает в ночные часы, когда атмосфера насыщена влагой; в северных мифологиях влага символизирует пассивное начало творения и олицетворяет сотворение вселенной из воды; медвяная роса — это астральный свет в одной из его комбинаций, который обладает как творческими, так и разрушительными свойствами. В халдейской легенде Бероса Оаннес, или Дагон, человек-рыба, наставляя людей, учит, что младенческий мир был создан из воды, и что все существа происходят из этой prima-materia, первичной материи. Моисей учил, что только земля и вода могут породить живую душу, и мы читаем в священном писании, что травы не могли расти до тех пор, пока Вечный не послал дождя на землю. В мексиканском “Пополь-Вух” человек создан из грязи или глины (terre glaise), взятой из глубин воды. Брахма сотворил Лому, великого Муни (или первого человека), сидящего на лотосе, только после того, как вызвал к жизни духов, которые тем самым получили первенство в отношении времени существования перед смертными; и он создал его из воды, воздуха и земли. Алхимики утверждают, что изначальная, до-адамическая земля, когда ее доводят до своей первичной субстанции, на своей второй стадии преображения подобна чистой воде, на первой же стадии она есть собственно алкахест.[1] Про эту изначальную субстанцию говорят, что она содержит в себе сущность, эссенцию всего нужного для создания человека; в ней находятся не только элементы его физической сущности, но даже само “дыхание Жизни” в латентном состоянии, готовое к тому, чтобы его разбудили. Это дыхание жизни она получает от “оплодотворение духом бога лица вод” — хаоса; в сущности, эта субстанция есть сам хаос. Это то, из чего Парацельс брался изготавливать своего “гомункулуса”; и вот почему Фалес, великий натурфилософ, утверждал, что вода служила началом всего в природе. Иов говорит: “Рефаимы трепещут под водами, и живущие в них”, [Иов, XXVI, 5] и рефаимы здесь — великаны или мощные первобытные люди, от которых когда-нибудь будет доказано происхождение нашей настоящей расы.

Что же тогда изначальный Хаос, как не эфир? Современный эфир; но не такой, каким его признают наши ученые, но такой, каким его знали древние философы задолго до дней Моисея; это эфир со всеми его таинственными и оккультными свойствами, содержащими в себе зачатки вселенского творчества, это Эфир — Небесная Дева, духовная мать всех существующих форм и существ, из чрева которой, как только она оплодотворена божественным духом, получают существование Материя и Жизнь, Сила и Действие. Электричество, магнетизм, тепло, свет и химические действия так мало поняты даже теперь, когда новые факты все время расширяют рамки наших познаний. Кто знает, где кончается сила этого гиганта-Протея — эфира? Или — откуда он? Каково его таинственное происхождение? Кто тот, мы хотим спросить, кто отрицает дух, который действует в нем и развивает из него все видимые формы?

Задача нетрудная продемонстрировать, что космогонические легенды по всему миру обоснованы на познаниях древних по тем наукам, которые в наши дни объединились в поддержку эволюционного учения, и что дальнейшие исследования могут принести доказательства, что они были намного лучше осведомлены о фактах самой эволюции, охватывающих как ее физические, так и духовные аспекты, чем мы теперь. У философов древности эволюция представляла универсальную теорему, всеохватывающую доктрину целого и установленный принцип; тогда как наши современные эволюционисты в состоянии преподносить нам только спекулятивные теории; с частично, если не полностью отрицательными теоремами. И напрасно представители нашей современной мудрости закрывают обсуждение и претендуют на разрешение вопроса только потому, что затемненная фразеология Моисеевых повествований не согласуется с определенными толкованиями “точной науки”.

Один факт, по меньшей мере, доказан: нет такого космогонического фрагмента, какой бы нации он ни принадлежал, который посредством этой всемирной аллегории о воде и витающем над нею духе не доказал, что люди того времени ничуть не больше наших современных физиков верили, что вселенная возникла ни из чего; ибо легенды всех народов начинаются с того периода, когда курящиеся испарения и киммерийская тьма висели над флюидической массой, готовой начать путь деятельности при первом трепете дуновения Того, Кто Сокровенен. Народы ощущали Его, Сокрытого, если и не видели. Их духовная интуиция не была так затемнена тонкой софистикой грядущих веков, как затемнена наша. И если они меньше говорили о силурийском периоде, медленно переходящем в период млекопитающих; и если кайнозойская эпоха была у них отмечена только различными аллегориями о первобытном человеке — Адаме нашей расы, то это только негативное доказательство того, что их “мудрецы” и вожди, в конце концов, не знали об этих один за другим следующих периодах так, как мы теперь знаем. В дни Демокрита и Аристотеля цикл времени уже начал склоняться к упадку. И если эти два философа так хорошо могли обсудить атомическую теорию и проследить атом до его материальной или физической сути, то их предки могли продвинуться гораздо дальше и проследить его зарождение намного дальше за той чертой, где мистер Тиндаль и другие останавливаются, не смея перейти линию “Непостижимого”. Утерянные искусства служат достаточным доказательством, что если даже их достижения в физиографии теперь подвергаются сомнению вследствие неудовлетворительных записей их физиков и натуралистов, то, с другой стороны, их практические познания по фитохимии и минералогии превышали наши познания. Далее — они могли быть прекрасно осведомлены по физической истории нашей планеты, но могли не опубликовать своего знания перед невежественными массами в те дни, когда существовали религиозные мистерии.

Поэтому в дальнейшем мы намерены приводить вам дальнейшие аргументы только из книг Моисея. Древние евреи получили все свои познания (религиозные так же, как и светские) от тех народов, с которыми они смешивались с самых ранних периодов. Даже древнейшая из всех наук, их каббалистическая “тайная доктрина” может быть прослежена во всех подробностях до ее первичного источника, Верхней Индии или Туркестана еще задолго до того, как произошло четкое разделение между арийскими и семитскими нациями. Царь Соломон, так прославленный потомством за свое магическое искусство, по словам историка Иосифа [151, VIII, 2, 5], приобрел свое тайнознание из Индии через Хирама, царя Офира и, может быть, Шеба (Савского). Его кольцо, общеизвестное под названием “печати Соломона”, знаменитое своею властью над разного рода гениями и демонами во всех популярных легендах, тоже индийского происхождения. Описывая претенциозное и противное искусству “поклонников дьявола” в Траванкоре, досточтимый Сэмюэль Мэтиер из Лондонского общества миссионеров заявляет, что он является владельцем очень старой рукописи, в которой собраны множество заклинаний и чар на языке малайялим с указанием их применения для различных надобностей. Конечно, он добавляет, что “многие из них страшны, по своей злонамеренности и неприличию”, и приводит в своем труде точные копии нескольких амулетов с магическими фигурами и знаками на них. Среди них мы находим один со следующей надписью:

“Чтобы избавиться от дрожи, возникающей от демонического одержания, напишите эту фигуру на растении, имеющем молочный сок, и забейте в него гвоздь, чтобы он прошел насквозь; и дрожь прекратится” [155, с. 210].

Эта фигура представляет соломонову печать или двойной треугольник каббалистов. Получили ли индусы ее от еврейских каббалистов, или же последние получили ее из Индии, наследовав ее от своего великого царя — каббалиста Соломона?[1] Но мы оставим этот пустяковый диспут и будем продолжать рассматривать более интересный вопрос об астральном свете и о его неизвестных свойствах.

Допуская затем, что этот мифический посредник есть эфир, мы продолжим рассматривать, что и сколько в нем известного науке.

В отношении различных воздействии различных солнечных лучей Роберт Хант, член Королевского Общества, говорит в своем “Исследовании света и его химических соотношений”, что:

“Те лучи, которые дают больше всего света — желтые и оранжевые лучи — не производят изменений цвета в хлориде серебра”; тогда как “те лучи, которые меньше всего дают света — синие и фиолетовые — производят наибольшие изменения в чрезвычайно короткое время... Желтые стекла мало препятствуют свету; синие стекла могут быть настолько темными, что пропустят только малое количество света”.

И все же мы видим, что под синим лучом и растительная, и животная жизнь проявляет чрезмерное развитие, тогда как под желтым лучом она соответственно задерживается. Как можно это иначе объяснить, как не гипотезой, что и животная, и растительная жизнь есть только по-разному видоизмененные электромагнетические феномены с пока что еще неизвестными основными принципами?

Мистер Хант находит, что теория волнового движения не дает объяснения его опытам. Сэр Дэвид Брюстер в своем “Трактате по оптике”, доказывая, что “цвета растительной жизни возникают... вследствие особого притяжения, которое частицы тела оказывают на различно окрашенные лучи света”, и что “именно светом солнца вырабатывается различная окрашенность соков растений и изменения в цвете тел и т. д. ...” говорит, что нелегко допустить, “что такие последствия могут быть произведены одною только вибрацией эфирной среды”. И он вынужден, говорит он, “при рассмотрении этой категории фактов рассуждать так, будто свет есть материал” (?). Профессор Джосиа П. Кук из Гарвардского университета говорит, что он “не может согласиться... с теми, которые рассматривают волновую теорию света как незыблемый научный принцип” [156, с. 22]. Доктрина Гершеля, что интенсивность света вследствие распространения волны в пространстве “обратно пропорциональна квадрату расстояния от светящегося тела”, если она правильна, — если и не убивает, то наносит сильный удар по волновой теории. Правота Гершеля была дополнительно подтверждена опытами с помощью фотометра; и хотя теперь волновая теория под сомнением, она все еще жива.

Так как генерал Плезантон из Филадельфии взялся бороться против этой антипифагорейской доктрины и посвятил ей целый том, что мы ничего лучшего не можем делать, как отослать интересующегося читателя к его недавнему произведению о “Синем Луче” и т. д. Мы оставляем теорию Томаса Янга, который, по словам Тиндаля, “поставил волновую теорию света на недвижный фундамент”, пусть она сама защищается, если может, против филадельфийского экспериментатора.

Элифас Леви, современный маг, описывает астральный свет в следующем выражении:

“Мы сказали, что для того, чтобы приобрести магические силы, две вещи необходимы: освобождение воли от всякого рабства; применение ее на деле”.

“В наших символах суверенная воля представлена женщиной, которая сокрушает голову змия, и сияющим ангелом, который попирает дракона и удерживает его под своей ступней и копьем; великий магический агент, двойственный ток света, живой и астральный огонь земли изображался в древних теогониях в виде змея с головой быка, барана или собаки. Он есть двойной змей кадуцея; он есть змей книги “Бытия”, но он также есть медный змей Моисея, свернувшийся вокруг тау, так сказать, зарождающий лингам; он также есть козел шабаша ведьм и Бафомет храмовников; он есть Хилэ гностиков; он есть двухвостый змий, образующий ноги солнечного петуха Абракса; наконец, это Дьявол де Мирвиля. Но в самом деле, это слепая сила, которую души должны победить, чтобы освободиться от уз земли; ибо, если их воля не освободит “их от этого рокового притяжения, они будут затянуты в течение силою, которая их произвела, и возвращены центральному и вечному огню”.

Последнее каббалистическое образное выражение, несмотря на свою странную фразеологию, является, в точности, одним из тех выражений, какими пользовался Иисус; и в его уме оно не могло иметь другого значения, как только то, которое придавалось ему гностиками и каббалистами. Позднее христианские богословы истолковали его по-другому — у них око стало учением об Аде. Хотя буквально оно означает только то, что сказано — астральный свет, породитель и разрушитель всех форм.

“Все магические действия”, — продолжает Леви, — “состоят в освобождении себя от спиралей обвившегося Древнего Змия и затем в накладывании своей ноги на его голову, после чего его можно вести по воле оператора. “Я дам тебе”, — говорит Змей в евангельском мифе, — “все царства земли, если преклонишься передо мною и будешь поклоняться”. Посвященному следует ответить ему: “Я не преклонюсь перед тобой, а ты должен ползать у моих ног; ты мне ничего не дашь, но я использую тебя и возьму все, что захочу. Ибо я твой господин и хозяин!” Вот каково настоящее значение неясного ответа Иисуса искусителю... Таким образом, Дьявол не есть существо. Это заблудшая сила, как показывает ее название. Одический или магнетический ток, образованный цепочкой (кругом) людей, чья воля направлена на зло, должна создать того злого духа, которого Евангелие называет легионом, и который загнал в море стадо свиней — еще одна евангелическая аллегория, показывающая, как низкие натуры могут быть погнаны сломя голову слепыми силами, приведенными в действие заблуждением и грехом” [157].

В своем объемистом труде по мистическим проявлениям человеческой природы германский натуралист и философ Максимилиан Перти посвятил целую главу “Современным формам магии”.

“Проявления магической жизни”, — говорит он в своем предисловии, — “частично покоятся на совсем другом порядке существования, нежели та природа, в которой мы знаем время, пространство и причинность. С этими проявлениями мы можем экспериментировать очень мало; их нельзя вызвать по нашему велению; мы можем только наблюдать и тщательно следить за ними, когда они происходят в нашем присутствии; мы только можем группировать их по аналогии на определенные подразделения и выводить оттуда общие принципы и законы”.

Таким образом, для профессора Перти, который, очевидно, принадлежал к школе Шопенгауэра, возможность и естественность феноменов, имевших место в присутствии факира Кавиндасами и описанных ориенталистом Луи Жаколио, была полностью на этом принципе продемонстрирована. Факир был человеком, который путем полного подчинения материи своей телесной системы достиг такой степени очищения, при которой дух становится почти свободным от своего заключения[1] и может творить чудеса. Его воля, более того — его простое желание становится творящею силою, и он может приказывать элементам и силам природы. Его тело более не является препятствием ему, следовательно, он может беседовать как “дух с духом, дыхание с дыханием”. Под его протянутыми ладонями неизвестное ему семя (ибо Жаколио выбрал его наудачу из мешка и сам посадил, предварительно отметив его, в цветочный горшок) немедленно начинает расти и проталкивается через слой земли. Вырастая в менее, чем двухчасовое время, в вышину и размеры, которые в нормальных условиях потребовали бы несколько дней или недель, оно растет в глазах экспериментаторов и издевательски опрокидывает все признанные формулы ботаники. Чудо ли это? Ни в коем случае; но оно может быть чудом, если мы примем определение Уэбстера, что “чудом является каждое событие, противоречащее установленному порядку вещей — отклонение от известных законов природы”. Но могут ли наши натуралисты поддерживать претензию, что то, что они установили путем наблюдений — непогрешимо? Или — что все законы природы им известны? В вышеприведенном примере “чудо” только немногим выше хорошо известных опытов генерала Плезантона в Филадельфии. В то время как рост и плодоношение его винограда были стимулизированы до невероятной активности искусственным фиолетовым светом, магнитный флюид, эманирующий из рук факира, понудил к еще более интенсивным и быстрым изменениям в жизненных функциях индийского растения. Он привлек и сконцентрировал акашу или жизненный принцип на данном зародыше.[1] Его магнетизм, повинуясь его воле, направлял акашу в виде сосредоточенного тока через растение к его рукам, и в то время, пока он поддерживал непрерывное течение тока в течение требующегося времени, жизненный принцип растения строил клеточку за клеточкой, слой за слоем со сверхъестественной скоростью, пока работа не была завершена. Жизненный принцип есть только слепая сила, подчиняющаяся правящему воздействию. В обычном, естественном состоянии протоплазма растения концентрирует и направляет ток жизненного принципа с определенной установившейся скоростью. Этой скоростью правят преобладающие атмосферические условия; его рост может быть быстрым или медленным в стебле или головке, пропорционально количеству света, тепла и влаги времени года. Но факир, придя на помощь природе со своей могучей волей и духом, очищенным от соприкосновения с материей,[1] конденсирует, так сказать, эссенцию жизни растения в ее зародыше и принуждает совершать процесс созревания прежде времени. Слепая сила, будучи всецело подчинена воле факира, рабски повинуется. Если факиру вздумается представить себе это растение в своем воображении в виде чудовища, — оно вырастет таким чудовищем так же, как оно выросло бы в свою естественную форму; ибо конкретный образ, раб субъективной модели, обрисованной в воображении факира, вынужден в мельчайших подробностях быть копией оригинала (в воображении факира) точно так же, как кисть художника копирует образ, созданный в воображении художника. Воля факира формирует невидимую, но все же для растения совершенно объективную матрицу, в которой растительная материя располагается в зафиксированной форме. Воля творит; ибо воля в движении есть сила, а сила производит материю.

Если некоторые лица будут возражать против нашего объяснения на том основании, что факир никак не мог создать модели в своем воображении, потому что Жаколио держал его в неведении по поводу того, какое семя он выбрал для эксперимента, то на это мы ответим, что дух человека подобен духу своего Творца — он всезнающ в своей сущности. Пока факир находился в своем естественном состоянии, он не знал и не мог знать, дынное ли это семя или какое-либо другое; но как только он погрузился в транс, т. е. стал мертвым ко всему окружающему, — дух, для которого не существует ни расстояний, ни материальных препятствий, ни границ времени — не испытал никакого затруднения, чтобы увидеть семя дыни, будь оно глубоко закопано в земле цветочного горшка или отражено в безошибочной картинной галерее мозга Жаколио. Наши видения, предзнаменования и другие психологические феномены, какие только существуют в природе, подтверждают этот вышеприведенный факт.

А теперь мы заодно ответим на другое возражение, которое можно ожидать. Скажут, что если можно верить повествованиям путешественников, то индийские фокусники делают то же самое. Несомненно это так; и кроме того, эти странствующие фокусники совсем не чисты по своему образу жизни, и никто их не считает святыми — ни иностранцы, ни их собственный народ. В общем, местные уроженцы их боятся и презирают, ибо они — колдуны, люди, применяющие черную магию. В то время как святому человеку Кавиндасами требуется помощь только его собственной божественной души, тесно соединенной с его астральным духом, и помощь нескольких дружественных питри — чистых, эфирных существ, которые собираются вокруг своего избранного брата во плоти, — колдун может призвать на помощь только тот класс духов, которых мы знаем как элементалов. Подобное притягивает подобное; и жажда денег, нечистые цели и эгоистические взгляды не могут привлечь никаких других духов, кроме тех, которых еврейские каббалисты знают как клиппотов обитателей Азии, четвертого мира, а восточные маги — как эфритов, или элементарных заблудших духов, или дэвов.

Вот как английская газета описывает поразительный трюк роста растений, совершенный индийским фокусником:

“Фокусник поставил на поп пустой цветочный горшок и попросил, чтоб его товарищам разрешили принести немного взрыхленной садовой земли с небольшой площадки внизу. Получив разрешение, один человек пошел и через две минуты вернулся, неся небольшое количество свеженабранной земли, завязанной в уголок его шерстяной шали; землю он высыпал в цветочный горшок, слегка придавив сверху. Вынув из своей корзины сухую косточку мангового плода, он передал ее окружающим зрителям, чтобы они могли убедиться, что она действительно то, чем кажется. Затем фокусник выгреб немного земли из середины цветочного горшка и поместил косточку в образовавшееся углубление. Затем он вернул вынутую землю на место и полил сверху небольшим количеством воды; и затем он укрыл горшок от взоров, набросив на него простыню, поддерживаемую небольшим треножником. И теперь среди громкого хора голосов присутствующих и тра-та-та маленького барабана косточка прорастала; вскоре часть простыни отдернули в сторону и стал виден нежный росток с характерными двумя длинными листьями черновато-коричневого цвета. Простыню опять задвинули, и заклинания возобновились. Однако, немного прошло времени, как простыню отдернули второй раз, и тогда стало видно, что первые два листа сменились несколькими зелеными листьями, и растение уже выросло в высоту дюймов на десять. При третьем отдергивании листва оказалась гораздо гуще, и росток достиг уже 13-14 дюймов высоты. В четвертый раз у миниатюрного деревца высотою около 18 дюймов было уже 10-12 манго плодов величиною с грецкий орех. Наконец, по истечении 3-4 минут простыню окончательно убрали, и фрукты, обладающие полным размером, хотя и не полной зрелостью были сорваны и вручены зрителям, которые, опробовав, нашли их почти зрелыми и кисло-сладкими на вкус”.

Мы можем добавить к этому, что мы были свидетелями этому самому опыту в Индии и Тибете и неоднократно сами доставали нужный для этого цветной горшок, для чего раз пришлось опорожнять старую оловянную коробку из-под экстракта Либига. Мы собственными руками заполнили его землей и сами посадили в нем малый корешок, данный нам фокусником; и мы до самого конца не спускали глаз с этого горшка, который был поставлен в нашей же комнате. И результат неизменно был тот же самый, как выше описано. Неужели читатель воображает, что какой-либо престиджитатор мог бы это проделать при тех же самых условиях?

Ученый Ориоли, член-корреспондент Института Франции, приводит ряд примеров, показывающих, какие волшебные результаты могут быть достигнуты силою воли, действующей на незримого Протея месмеристов.

“Я видел”, — говорит он, — “некоторых лиц, которые простым произношением каких-то слов останавливали несущихся во весь опор диких быков и лошадей и приостанавливали налету рассекающую воздух стрелу”.

Томас Бартолини подтверждает то же самое.

Дю Потэ говорит:

“Когда я нарисую на полу мелом или углем эту фигуру... пламя, свет осядет на нее. Вскоре он притянет к себе человека, который станет к нему приближаться; он задержит и зачарует его... и бесполезно пытаться человеку перейти эту линию. Некая магическая сила заставит его стоять спокойно. По истечении нескольких мгновений он поддастся, испустив рыдание... Причина этому не во мне, это всецело каббалистический знак; напрасно стали бы вы применять силу” [159, с. 147].

В течение проведения серии замечательных опытов, проведенных знаменитым Регазони в присутствии некоего хорошо известного врача в Париже 18 мая 1856 г., они собрались вместе вечером, и Регазони пальцем провел воображаемую каббалистическую линию на полу, над которой он проделал несколько быстрых пассов. Договорились, что подопытные лица, избранные комитетом исследователей и незнакомые Регазони, будут приводиться с завязанными глазами в эту комнату; их заставят шагать по направлению к этой линии, ничего им не сообщая, что их ожидает. Подопытные лица двигались вперед, ничего не подозревая, пока не дошли до невидимого барьера, как это описано,

“их ноги, словно их кто-то схватил и приковал к полу, не могли оторваться от пола, ударяясь об пол. Внезапно наступившее оцепенение их конечностей напоминало трупное окоченение, и их пятки, точно приросшие, неизменно оказывались на роковой линии!” [104, с. 268]

В течение другого опыта договорились, что по сигналу, взглядом одного из присутствующих врачей Регазони должен магнетической молнией силы воли заставить упасть на пол, точно громом пораженную подопытную девушку с завязанными глазами. Ее поставили на некотором расстоянии от магнетизера; сигнал был дан, и мгновенно девушка упала наземь, не выговорив ни слова, не сделав никакого жеста. Невольно один из зрителей протянул руки, как бы собираясь подхватить ее во время падения, но Регазони громовым голосом воскликнул:

“Не прикасайтесь к ней! Пусть она падает; магнетизированные люди никогда пострадают от падения”.

Де Мюссе, рассказывающий об этом событии, добавляет, что

“мрамор не более тверд, чем было ее тело; ее голова не касалась пола; одна из ее рук осталась протянутой в воздух; одна из ее ног была приподнята, другая горизонтальна. В такой неестественной позе она пробыла неопределенное время. Бронзовая статуя менее тверда по сравнению с нею” [104, с. 268].

Все те публичные опыты, какие обычно проделываются перед публикой лекторами по месмеризму, были воспроизведены Регазони в совершенстве и без единого произнесенного слова, чтобы указать подопытному, что нужно делать. Приказания, которые комитет шептал в ухо Регазони, немедленно выполнялись замагнетизированным человеком, чьи уши были заткнуты ватой и глаза завязаны. Более того, в некоторых случаях членам комитета даже не было надобности шептать магнетизеру, так как их мысленные требования выполнялись с большою точностью.

Подобные же опыты Регазони провел в Англии на подопытных субъектах, поставленных на расстоянии 300 шагов от него. Джеттатура или дурной глаз, есть ничто другое, как посылка этого невидимого флюида, насыщенного злою волею и ненавистью, от одного лица к другому, и притом посланная с намерением причинить ему вред. Такая посылка равно может быть применена с доброю или злою целью. В первом случае она есть магия; во втором — колдовство.

Что такое ВОЛЯ? Может ли “точная наука” объяснить? Каково естество того разумного, неосязаемого и могучего нечто, которое царствует и обладает верховной властью над всею инертной материею? Великая Вселенская Мысль проявила волю, и космос начал существовать. Я хочу, и мои конечности мне повинуются. Я хочу, и моя мысль пересекает пространство, которое для нее не существует, окутывает тело другого индивидуума, который не является частью меня самого, проникает через его поры, преодолевает его способности, если они слабее, и принуждает его к намеченному мною действию. Она действует, как флюид гальванической батареи действует на конечности трупа. Таинственные воздействия притяжения и отталкивания являются неосознанными агентами воли. Зачаровывание в таком виде, в каком им пользуются некоторые животные, например, змеи, зачаровывающие птиц, является сознательным действием воли и результатом мысли. Сургуч, стекло и янтарь, когда их натирают, т. е. когда пробуждают в них латентное тепло, которое существует в любом веществе, притягивает легкие тела; они бессознательно проявляют волю; ибо как неорганическая, так и органическая материя имеет в себе частицу божественной сущности, как бы ничтожно мала она ни была. И как могло бы быть иначе? Несмотря на то, что в ходе своей эволюции она могла пройти с начала до конца миллионы форм, она всегда должна была удержать зародышевую точку материи предсуществования, которая есть первое проявление и эманация самого божества. Что же тогда представляет эта необъяснимая сила притяжения, как не атомическую частицу той сущности, которую ученые и каббалисты одинаково признают как “принцип жизни” — акашу? Допускаем, что притяжение, проявляемое такими телами, может быть слепым; но по мере того, как мы все выше поднимаемся по шкале органических существ в природе, мы обнаруживаем, что этот жизненный принцип развивает атрибуты и способности, которые становятся все более определенными и заметными с каждой ступенью бесконечной лестницы. Человеку, наиболее совершенному из органических существ на земле, в котором материя и дух (т. е. воля) наиболее развиты и мощны, — только ему позволено давать сознательные импульсы тому принципу, который из него эманирует; и только он может сообщать магнитному флюиду противоположные и различные импульсы без ограничений в направлениях.

“Он хочет”, — говорит Дю Потэ, — “и организованная материя повинуется. У нее нет полюсов”.

Доктор Бриер де Буазмон в своей книге “Галлюцинации” дает обзор удивительного разнообразия видений, призраков и экстазов под общим названием галлюцинаций.

“Мы не можем отрицать”, — говорит он — “что при некоторых болезнях мы наблюдаем большое усиление чувствительности, которая сообщает чувствам чудодейственную остроту и восприимчивость. Так, например, некоторые лица в состоянии чувствовать на значительных расстояниях; другие заранее предсказывают приход человека, находящегося в пути, хотя его не видно и не слышно”.[1]

Пациент с ясным сознанием, лежа в своей кровати, объявляет, что вскоре сюда прибудут такие-то лица; чтобы видеть их, он должен был обладать способностью видеть через стены, и такую способность Бриер де Буазмон называет — галлюцинацией. В своем невежестве мы до сих пор наивно считали, что для того, чтобы быть названным галлюцинацией, видение должно быть субъективным. Оно должно существовать только в бредовом мозгу пациента. Но если последний объявляет о предстоящем приходе человека за несколько миль до этого места, и если предсказанный посетитель приходит во время, точно указанное ясновидцем, то это видение уже не субъективное, а, наоборот, совершенно объективное, ибо он видел человека, который действительно шел. И как же мог этот пациент видеть через плотные тела и пространство предмет, скрытый от наших смертных глаз, если он не пользовался в этом случае своими духовными глазами? Совпадение?

Кабанис говорит о некоторых нервных расстройствах, при которых пациенты легко различают невооруженным глазом инфузорий и других микроорганизмов, которых можно увидеть только в сильные линзы.

“Я встречал людей”, — говорит Кабанис, — “которые видели в киммерийской темноте так же хорошо, как в освещенной комнате”... — и еще — видел я людей, которые выслеживали других наподобие собак и по запаху узнавали принадлежащие тем людям вещи, и даже узнавали вещи, к которым те люди только притрагивались; все это они делали с проницательностью, подобие которой наблюдалось у животных”.[1]

Точно; потому что рассудок, который, как говорит Кабанис, развивается только за счет и потери природных инстинктов, является китайской стеной, медленно выростающей на почве софистики, и эта стена, наконец, заслоняет духовные восприятия, из которых инстинкт является одним из наиболее значительных примеров. Когда наступают некоторые стадии физической изнеможенности, прострации; когда ум и способность рассуждать кажутся парализованными слабостью и телесною изнеможенностью, инстинкт (представляющий духовное единство пяти чувств) видит, слышит, осязает, ощущает вкус и запах независимо от пространства и времени. Что знаем мы о пределах мысленной деятельности? Как может брать врач на себя задачу отличить воображаемое от действительных чувств в человеке, который, может быть, живет духовной жизнью в теле, настолько изнеможенном и лишенном его обычной жизнеспособности, что уже не может предотвратить просачивание своего духа, рвущегося из земных уз?

Божественный свет, посредством которого, без препятствий со стороны материи, душа воспринимает прошедшее, настоящее и будущее, точно их лучи как бы собраны в зеркале; смертоносная стрела, пущенная в мгновение гневного рассвирепения или в момент кульминации долго вынашиваемой ненависти; благословение, донесшееся от благожелательного сердца, и проклятие, брошенное в обидчика или в его жертву — все должно пройти через этого вселенского посредника, который при одном побуждении становится дыханием Божиим, а при другом — дьявольской отравой. Он был открыт (?) бароном Рейхенбахом и был назван, нарочно или не нарочно — этого мы не можем сказать — именем, которое упоминается в наиболее древних каббалистических книгах.

Наши читатели, несомненно, хотят узнать, что такое это невидимое все? Почему наши научные методы, уже такие совершенные, до сих пор не открыли каких-либо его магических свойств? На это мы можем ответить, что то обстоятельство, что современные ученые находятся в неведении о них, не может послужить причиной, чтобы акаша не обладала всеми теми свойствами, которые ей приписывали древние философы. Сегодня наука отвергает многое, что она вынуждена будет принять завтра. Менее, чем сто лет тому назад Академия отвергла Франклиново электричество, а в настоящее время едва ли можно найти дом без электрических проводов на крыше. Стреляя в дверь амбара Академия не попала в сам амбар. Современные ученые, со своим упрямым скептицизмом и ученым невежеством, делают это постоянно.

Эмефт, верховный, первый принцип, создал яйцо; размышляя над ним и насыщая его субстанцию своею животворною сущностью, он развил содержащийся в субстанции зародыш; из него вышел Пта, действенный творческий принцип, и начал свою работу. Из беспредельного протяжения космической материи, которая образовалась от его дыхания или воли, эта космическая материя  — астральный свет, эфир, огненный туман, жизненный принцип — не имеет значения, как мы назовем ее, этот творящий принцип или, как наша современная философия называет ее, закон эволюции, посредством приведения в движение сил, которые были в ней латентны, образовал солнца и звезды и сателлиты; управлял их размещением по нерушимому закону гармонии и населил их “всякими формами и качествами жизни”. В древних восточных мифологиях космогонические мифы повествуют, что была вода (отец) и плодотворная слизь (мать, Илус или Хилэ), откуда выползла земная змея — причина. Это был бог Фанес, проявленный, Слово или логос. Насколько охотно этот миф был принят даже христианами, которые составляли Новый Завет, можно легко судить по следующему факту: Фанес, проявленный бог, представлен в этом символическом змее как протогонос, существо, снабженное головами человека, ястреба или орла, быка — тельца и льва с крыльями по бокам. Головы имеют отношение к зодиаку и представляют четыре времени года, ибо земной змей есть земной год, тогда как змей сам по себе есть символ Нефа, сокрытого, сокровенного божества — Бога Отца. Время крылато, поэтому змей изображен с крыльями. Если мы вспомним, что каждый из четырех евангелистов изображается имеющим около себя одного из описанных животных — сгруппированных вместе в Соломоновом треугольнике пентакля Иезекииля, они же в четырех херувимах и сфинксах священной арки — мы, может быть, поймем сокровенное значение, так же, как и причину, почему первые христиане приняли этот символ, и почему нынешние римские католики и греки восточной церкви все еще изображают этих животных на картинах вместе с евангелистами. Мы также поймем, почему Ириней, епископ Лионский, настаивал на необходимости иметь именно четыре евангелия; выдвигая причину, что менее четырех нельзя, так как в мире существуют четыре зоны, четыре главных ветра, дующих с четырех стран света и т. д. [162, книга III, гл. XI, 8]

По одному из египетских мифов, призрачная форма острова Кеммис (Кеми, древний Египет), которая носилась по эфирным волнам эмпирейской сферы, была вызвана к существованию Гором-Аполлоном, солнечным богом, который побудил ее развиваться из земного яйца.

В космогонической поэме “Волюспа” (песня пророчицы), в которой содержатся скандинавские легенды зари отдаленнейших веков, призрачный зародыш вселенной представлен лежащим в Гиннунгагапе — чаше иллюзии, в беспредельной и пустой бездне. В эту матрицу мира, которая до этого была областью ночи и опустошения, Небелхейм (место тумана) уронил луч холодного света (эфир), который переполнил чашу и заморозил ее. Затем Невидимый подул опаляющим ветром, от которого растаяли замерзшие воды и рассеялся туман. Эти воды, названные потоками Эливагара, капали животворными каплями, которые, упавши, создали землю и гиганта Имира, который был только “подобием человека” (мужской принцип). Им была создана корова Аудумла[1] (женский принцип), из вымени которого потекли четыре потока молока,[1] которые распространились и насытили все пространство (астральный свет в своих самых чистых эманациях). Корова Аудумла произвела на свет верховное существо по имени Бэр, красивого и могучего, каким он стал потому, что лизал камни, которые были покрыты минеральной солью.

Если мы примем во внимание, что этот минерал вообще рассматривался древними философами, как один из главных образующих принципов в органическом созидании; что алхимики считали его всеобщим растворителем, который, как они говорили, произошел из воды; что теперь любой человек и также наука считают его необходимым ингредиентом и для человека, и для животного, — то мы легко можем постичь скрытую мудрость этой аллегории о сотворении человеком. Парацельс называет соль “центром воды, где металлы должны умирать” и т. д., а Ван Гельмонт называет Алкахест “Summum et felicissimum omnium salium”, наиболее удачной изо всех солей.

В “Евангелии от Матвея” Иисус говорит: “Вы соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою?” И вслед за притчей добавляет: “Вы свет мира”. Это больше, чем аллегория; эти слова указывают на прямое и недвусмысленное значение в связи с духовным и физическим организмом человека с его двойной природой и показывает, кроме того знание “тайной доктрины”, непосредственные следы которой мы обнаруживаем равно как в самых старых древних, так и в позднейших популярных преданиях как Ветхого, так и Нового Завета, а также в писаниях древних и средневековых мистиков и философов.

Но вернемся к легендам “Эдд”. Гигант Имир засыпает и обильно потеет. Этот выступивший пот служит причиною того, что из впадины его левой руки рождается мужчина и женщина, тогда как его нога производит им сына. Таким образом, в то время, как мифическая “корова” дала потомство в виде расы людей возвышенной духовности, гигант Имир порождает расу злобных порочных людей “хримтэрсен” или “великанов-инея”. Сравнивая эти записи с индийскими Ведами, мы находим с малыми лишь изменениями ту же самую космогоническую легенду и в ее сущности и в ее подробностях. Брахма, как только Бхагават, верховный Бог, наделяет его творческой силой, производит живых существ, сперва совершенно духовных. Деджоты, обитатели областей Сварги (небесных областей) не приспособлены для жизни на земле, поэтому Брахма создает дайтьев (великанов, которые становятся обитателями Паталы, низших областей пространства), которые тоже не годятся для жизни в Миртлоке (на земле). Чтобы справиться со злом, творческая сила выводит из своего рта первого брахмана, который и становится основоположником нашей расы; из своей правой руки Брахма создает Раэтриса, воина, а из левой — Шатэрани, жену Раэтриса. Затем их сын Бейс выпрыгивает из правой ноги творца, а его жена Басани — из левой. В то время, как в скандинавской легенде Бэр (сын коровы Аудумла), высшее существо, берет в жены Беслу, дочь порочной расы великанов, — в индийском предании первый брахман женится на Дэйнтэри, также дочери расы великанов; и в “Книге Бытия” мы видим, что сыновья Божии берут в жены дочерей людей и также производят могучих людей старины. Все эти приведенные примеры устанавливают бесспорное тождество происхождения между боговдохновенной христианской священной книгой и языческими “баснями” Скандинавии и Индии. Предания почти всех других народов, если их исследовать, приведут к таким же результатам.

Какой современный составитель космогонии мог бы сконцентрировать так сжато в таком простом символе, как свернувшийся змей египтян, такую уйму значения? Тут, в этой твари перед вами целая философия вселенной: материя, оживляемая духом; и эти два, объединившись, развивают из хаоса (сила) все, что должно быть. Чтобы обозначить что эти элементы крепко завязаны в космической материи, которую символизирует змей, египтяне завязали его хвост узлом.

И еще одна проблема, связанная со сбрасыванием змеем кожи, на которую, поскольку нам известно, наши символисты не обратили внимания. Как змея, сбросив свое одеяние, освобождается от грубо-материальной оболочки, которая сжимала тело, выросшее слишком великим для нее, и после этого возобновляет свое существование с новою силою, так и человек, посредством сбрасывания грубо-материального тела вступает в следующую стадию своего существования с увеличившимися силами и обостренной жизнеспособностью. И наоборот, халдейские каббалисты говорят нам, что первичный человек, вопреки теории Дарвина, был чище, умнее и значительно больше духовен, чем сказано в мифах о скандинавском Бэре, индийских Деджотах и Моисеевых “сынах Божиих”, — короче говоря, по своей природе он был значительно выше, духовнее, чем человек нынешней адамической расы, и он стал терять свою чистую духовность по мере того, как запятнался материей и затем в первый раз облекся в физическое тело, что отображено в “Книге Бытия” стихом глубокого значения: “И сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их” [Бытие, III, 21]. И если комментатор не хочет сделать из Первопричины небесного портного, то что же другое могут означать эти абсурдные слова, как не то, что духовный человек на своем пути в инволюцию достиг той точки, где материя начинает преобладать над духом, подчиняет его, и таким образом духовный человек преображается в физического человека или во второго Адама второй главы “Бытия”?

Эта каббалистическая доктрина гораздо лучше разработана в “Книге Яшер”.[1] В главе VII эти одеяния из кожи Ной забирает в свой ковчег, так как он получил их в наследство от Мафусаила и Еноха, которому они достались от Адама и его жены. Хам крадет их у отца Ноя и передает их “тайно” Кушу, который прячет их от своих сыновей и братьев и передает их Нимроду.

В то время, как некоторые каббалисты и даже археологи говорят, что

“Адам, Енох и Ной могли по внешности быть различными людьми, в самом деле они были одним и тем же божественным лицом”.[1]

Другие объясняют, что между Адамом и Ноем легло расстояние в несколько циклов. Это значит, что каждый из допотопных патриархов должен рассматриваться как представитель расы, имевшей свое место в последовательности циклов, причем каждая из этих рас была менее духовна, чем ее предшественница. Таким образом Ной, хотя и был хороший человек, но не выдерживал сравнения со своим предком Енохом, который “ходил перед Господом и не умер”. Отсюда аллегорическая интерпретация, которая заставляет Ноя иметь это одеяние по наследству от второго Адама и Еноха, но не заставляет носить его, ибо, если бы это было иначе, Хам его не украл бы. Но Ной и его дети перекинули мост через потоп, расе, поскольку он был избран из всего человечества за свою чистоту, дети же его были после-потопные. Одеяние из кожи, которое Куш носил “тайно”, — т. е. когда духовные уже запачкались материей, — переходит на Нимрода, наиболее могущественного и сильнейшего из физических людей по сию сторону потопа — к последним остаткам допотопных великанов.[1]

В скандинавской легенде Имир, гигант, убит сыновьями Бэра, и потоки крови, текущей из его ран, настолько обильны, что в этом потопе гибнет целая раса гигантов инея и льда, и спасается один только Бергельмир со своею женою, найдя убежище в барке, что дает ему возможность продолжать свой род и образовать новую ветвь гигантов из старого племени. Но сыновья Бэра все остались незатронутыми потопом.[1]

Когда символизм легенды о потопе разгадан, сразу становится понятным значение аллегории. Гигант Имир олицетворяет примитивную грубую органическую материю, слепые космические силы в их хаотическом состоянии до того, как они восприняли разумный импульс божественного Духа, который привел их в регулярное движение, зависящее от нерушимых законов. Потомством Бэра являются “сыновья Божии” или младшие боги, упоминаемые Платоном в “Тимее”, и которым, по его словам, было доверено создание людей; ибо мы видим, как они берут искалеченные остатки Имира и несут к Гинкунга-пасти, к хаотической пропасти, и пользуются ими для создания нашего мира. Его кровь образует океаны и реки; кости — горы; зубы — скалы и обрывы; волосы — деревья и т. д.; череп образует небесный свод, поддерживаемый четырьмя колоннами, представляющими страны света. Из бровей Имира была создана будущая обитель человека — Мидгард. Эта обитель, говорит “Эдда”, для того, чтобы правильно ее описать со всеми мельчайшими подробностями, должна представляться такой круглой как кольцо или диск, плавающий среди Небесного Океана (эфир). Вокруг нее обвился Йормунганд, гигантский Мидгардовский или Земной Змей, держащий в пасти кончик собственного хвоста. Это земной змей, материя и дух, комбинированный продукт и эманация Имира, грубой первобытной материи и духа “сынов Божиих”, которые создали все формы. Эта эманация есть астральный свет каббалистов и этот все еще проблематический и с трудом познаваемый эфир или “гипотетический агент большой эластичности” наших физиков.

Насколько непоколебимо верили древние в эту доктрину человеческой тройной природы, можно заключить из этой же самой скандинавской легенды о сотворении человечества. Согласно “Волюспа”, Один, Хонир и Лодур, которые являются прародителями нашей расы, однажды, гуляя по берегу океана, увидели две носящиеся по волнам палки “беспомощные и без назначения”. Один вдул в них жизненное дыхание; Хонир наделил их душою и движением, а Лодур — красотою, речью, зрением и слухом. Мужчину они назвали Аскр — ясень,[1] а женщину Эмбла — ольха. Эти первые люди помещены в Мидгард (срединный сад или сад Эдема) и таким образом наследуют от своих творцов материю или неорганическую жизнь; ум или душу; чистый дух; первая соответствовала той части их организма, которая возникла из остатков Имира, гигантской материи; вторая  — от Асир или богов, потомков Бэра, и третья — от Ванр или представителя чистого духа.

По другой версии “Эдд” наша видимая вселенная возникла из-под развесистых ветвей земного дерева — Иггдрасиля, дерева с тремя корнями. Под первым корнем бьет источник жизни Урдар; под вторым корнем находится знаменитый колодец Мимера, в котором глубоко захоронены Разум и Мудрость. Один Алфадир просит глотка этой воды; он получает воду, но должен оставить в заклад один глаз за это. Глаз в данном случае символизирует божество, раскрывающееся в мудрости его собственного творения; ибо Один оставляет его на дне глубокого колодца. Забота о земном дереве поручается трем девам (норнам или паркам) Урдхр, Верданди и Скулд — или Настоящему, Прошлому и Будущему. Каждое утро, в то время когда они приноравливают сроки человеческой жизни, они черпают воду родника Урдар и обрызгивают корни земного дерева, чтобы он мог жить. Испарения этого ясеня Иггдрасиля сгущаются и, падая на землю, зовут к жизни и изменениям каждую частицу неодушевленной материи. Это дерево есть символ вселенской Жизни, как органической, так и неорганической; а из его трех корней один протягивается до небес; второй — до обители великанов-магов, обитателей высоких гор; а третий, под которым находится родник Хвергелмир, вгрызается в чудовище Нидхог, которое постоянно вводит человечество во зло. У тибетцев тоже есть свое земное дерево, и легенда эта невероятно древнего происхождения. У них оно называется Зампун. Первый из его трех корней также протянут до неба; второй уходит вниз в нижнее царство; третий остается посредине и протянут к востоку. Земное дерево индусов называется Ашватха [163]. Его ветви — составные элементы видимого мира; его листья — мантры Вед, символы вселенной в своем интеллектуальном и в нравственном понимании.

Кто может тщательно изучать древние религии и космогонические мифы и не ощущать, что это поразительное подобие концепций в своих экзотерических формах и в эзотерическом духе есть результат не совпадения, а проявления определенной схемы? Это показывает, что уже в те века, которые отделены от нас непроницаемым туманом преданий, человеческая религиозная мысль развивалась в полном согласии во всех частях нашей планеты. Христиане называют это обожание природы в его наиболее сокровенной истинности пантеизмом. Но если последний, который поклоняется и раскрывает нам Бога в пространстве — в единственной возможной объективной Его форме, в форме видимой природы — чем постоянно напоминает человечеству о Том, кто создал ее, а богословский догматизм служит лишь для того, чтобы все более скрывать Его из нашего поля зрения, тогда — которое из этих двух лучше приспособлено к нуждам человечества?

Современная наука настаивает на учении эволюции; то же делает человеческий разум и “тайная доктрина”, и эта идея находит поддержку в древних легендах и мифах, и даже в самой Библии, если читать ее между строк. Мы видим, как цветок развивается из почки, и почка от семени. Но откуда развивается последнее со всей его заранее предопределенной программой физической трансформации и его невидимыми, следовательно, духовными силами, которые постепенно развивают его форму, цвет и запах? Слово “эволюция” само говорит за себя. Зародыш нынешней человеческой расы должен был предсуществовать в породителе этой расы, как семя, в котором лежит сокрытый цветок будущего лета, должно было развиться в оболочке цветка-породителя. Породитель может только немножко отличиться от порождаемого, но все же он отличается от будущего потомства. Допотопными предками нынешнего слона и ящерицы, возможно, были мамонт и плезиозавр; почему же тогда предками нынешней человеческой расы не могли быть великаны Вед, “Волюспы” и “Книги Бытия”? В то время как положительно абсурдно будет верить, что имело место “преображение видов”, как думают некоторые более материалистические эволюционисты, естественно будет думать, что каждый род, начиная от моллюсков и кончая обезьяной-человеком, видоизменялся, развиваясь из своей собственной, отличающейся от других, первоначальной формы. Предположим, что мы допускаем, что “животные произошли, самое большое, только от четырех или пяти прародителей” [164, с. 484], и что даже, а la rigueur,[1] “все органические существа, которые когда-либо жили на этой земле, произошли из какой-то одной первоначальной формы”;[1] все же никто, кроме совершенно слепого материалиста, совершенно лишенного интуиции, может серьезно ожидать, что он увидит “в далеком будущем... психологию, базирующуюся на новой основе, при которой не будет надобности достигать мыслительных сил и способностей постепенно” [164, с. 488].

Физический человек, как продукт эволюции, может быть оставлен в руках ученого точной науки. Никто, кроме него, не может пролить света на физическое происхождение расы. Но мы должны решительно отказать материалисту в этой же привилегии по отношению к вопросу о человеческой психической и духовной эволюции, ибо он и его высшие способности не могут быть доказаны никаким решительным доказательством, что они “постольку же являются продуктами эволюции, поскольку такими являются скромнейшее растение или простейший червь”.[1]

Высказав это, мы продолжим показ эволюционных гипотез старого брахманизма, воплощенных ими в аллегории о Земном дереве. Индусы представляют свое мифическое дерево, которое они называют Ашвата, по другому, не так, как скандинавы. Оно описывается ими, как растущее наоборот — ветви простираются книзу, а корни кверху. Первые олицетворяют внешний мир чувств, т. е. видимую космическую вселенную, а последние — невидимый мир духа, потому что корни местом своего происхождения имеют в небесных сферах, где со времен сотворения мира человечество помещало своих незримых богов. Так как творящая энергия возникла в первоначальной точке, то религиозные символы всех народов представляют ясные иллюстрации этой метафизической гипотезы, проповедуемой Пифагором, Платоном и другими философами.

“Эти халдеи”, — говорит Филон [165, § 32], — “были того мнения, что космос в сущем есть единая точка, являющаяся или самим Богом (Теос) или тем, что в ней является Богом, подразумевая душу всего сущего”.

Египетские пирамиды также символически представляют эту идею земного дерева. Ее вершина является мистическим звеном между небесами и землей и выражает идею корня, тогда как основание представляет расходящиеся ветви, простирающиеся к четырем странам света материальной вселенной. Пирамида передает идею, что все сущее имело начало в духе — эволюция изначально началась сверху и распространилась книзу, а не наоборот, как учит теория Дарвина. Другими словами — имела место постепенная материализация форм, продолжавшаяся до тех пор, пока не был достигнут предопределенный рубеж снижения. И этот рубеж является тою точкою, где учение современных эволюционистов вступает на арену спекулятивных гипотез. Дойдя до этого периода, нам легче понять “Антропогенез” Геккеля, который выводит происхождение человека “из его протоплазмического корня, вымокшего в иле морей, которые существовали задолго до того, как закладывались основания самых древнейших скал”, — по выражению профессора Гёксли. Мы можем верить, что человек развивался “путем постепенных видоизменений из млекопитающегося обезьяноподобного организма”, особенно если вспомним, что (хотя и в более сжатой и менее изысканной, но все же в понятной фразеологии) ту же самую теорию, по словам Бероса, много тысяч лет до него преподавал человек-рыба Оаннес или Дагон, полудемон Вавилонии [90, с. 21 и далее]. Мы можем добавить в качестве интересного факта, что древняя теория эволюции не только забальзамирована в аллегории и легенде, но также изображена на стенах некоторых храмов в Индии и в виде фрагментов находима в изображениях Египта и на каменных глыбах Нимроуда и Ниневии, открытых и откопанных Лайардом.

Но что находится позади той точки, от которой начинается дарвинская линия происхождения? С точки зрения Дарвина, там нет ничего, кроме “неподдающихся проверке гипотез”. Ибо, по его словам, он рассматривает все существа, “как прямых потомков от каких-то малочисленных существ, которые жили задолго до того, как отложилось первое залегание силурийских напластований” [164, с. 448, 489]. Он даже не пытается нам показать, кто эти “малочисленные существа” были. Но уже одно это, что он вообще допускает их существование, вполне отвечает нашим целям, ибо мы хотим обратиться к древним за подтверждением и помощью, и эта идея теперь как бы получает печать научного одобрения. Принимая во внимание все перемены, через которые прошла наша планета в отношении температуры, климата, почвы и — если это нам простят, имея в виду недавние открытия — электромагнетических условий, — смел будет, действительно, тот, кто осмелится сказать, что что-нибудь в нынешней науке противоречит древней гипотезе о до-силурийском человеке. Каменные топоры, впервые найденные Бучером де Пертес в долине Соммы, доказывает, что люди существовали так давно, что это не поддается вычислению. Если верить Бюхнеру, человек должен был существовать даже до и в течение ледникового периода, в разделе четвертого периода, именуемом делювиальным. Но кто может сказать, что скажут нам дальнейшие открытия?

Итак, если у нас имеются неоспоримые доказательства, что человечество существовало так давно, то должны были также произойти чудесные модификации в его физическом строении, соответствующие изменениям климата и атмосферы. Не кажется ли, что это показывает по аналогии, что, проследив эволюцию в обратном направлении, могут быть найдены другие модификации, которые соответствуют наиболее отдаленным предкам “ледового периода” и которые могли жить одновременно с девонскими рыбами или силурийскими моллюсками? Правда, они не оставили за собой ни кремниевых топоров, ни костей, ни пещерных отложений; но если древние сведения правильны, то человеческие расы в то время состояли не только из гигантов или “могущественных знаменитых людей”, но также и из “сынов Божиих”. Если тех, кто верят в эволюцию духа так же твердо, как материалисты верят в эволюцию материи, — обвиняют в том, что они якобы учат “неподдающимся проверке гипотезам”, то как легко они могут отпарировать это обвинение, указав своим обвинителям, что по их собственному признанию их физическая эволюция все еще есть “непроверенная, если не в самом деле неподдающаяся проверке гипотеза” [166]. Первые, по крайней мере, имеют выводимые путем умозаключений доказательства легендарных мифов, седая древность которых доказана и философами и археологами, тогда как их противники не имеют ничего подобного, если они не воспользуются одною частью древних изобразительных письмен и не предадут замалчиванию остальное.

Это более, чем удачно, что в то время как некоторые ученые, заслуженно прославившиеся, будут категорически возражать против наших гипотез, исследования и труды других ученых, не менее выдающихся, кажется, полностью поддерживают наши взгляды. В недавнем труде Альфреда Р. Уоллеса “Географическое распределение животных” мы находим, что автор серьезно придерживается идеи о “каком-то медленном процессе развития” нынешних видов из других, предшествовавших им — его идея простирается назад на неисчислимые серии циклов. И если животные могли предшествовать животным, то почему животный человек, которому еще дальше назад предшествовал совершенно “духовный” человек, “сын Божий”, не мог предшествовать нашей человеческой расе?

А теперь мы можем еще раз вернуться к символоведению древних времен и их физико-религиозных мифов. Прежде чем мы закончим этот труд, мы надеемся наглядно продемонстрировать более или менее успешно, как тесно концепции последних совпадают с достижениями современной науки в физике и в натурфилософии. Под усложненной эмблематикой и своеобразной фразеологией священнослужительского класса древних времен лежат неиспользованные намеки на науки, пока что еще неоткрытые в нынешнем цикле. Как бы хорошо ни был ученый ознакомлен с иератическим письмом и иероглифической системой египтян, он прежде всего должен научиться просеивать их записи. Он должен убедиться, с линейкой и циркулем в руках, что изобразительное письмо, которое он исследует, соответствует в точности определенным зафиксированным геометрическим фигурам, которые являются сокровенными ключами к таким записям, и только после этого он может отважиться на их истолкование.

Но есть мифы, которые говорят сами за себя. К этому классу мы можем причислить двуполых первосозидателей всех космогоний. Греческий Зевс-Зен (эфир) и Катония (хаотическая земля) и Метис (вода) его жены; Озирис и Изида-Латона — первый бог также представляет эфир — первую эманацию верховного божества, Амона, первичного источника света; богиня опять-таки землю и воду; Митра (Mithras),[1] скалорожденный бог, символ мужского земного огня или олицетворение изначального света, и Митра (Mitra), богиня огня, одновременно его мать и жена; чистый элемент огня (действующий, или мужской, принцип) рассматривается как свет и тепло в соединении с землей и водой (женский, или пассивный, элемент космического зарождения). Митра есть сын Борджа, персидской земной горы, откуда он вылетает в виде луча света; Брахма, бог огня и его богатая потомством супруга; и индийская Унгхи, сияющее божество, из тела которой исходят тысячи потоков славы и семь языков пламени, и в чью честь Сагнику брахманы до нынешнего дня поддерживают постоянный огонь; Шива, олицетворяющий земную гору индусов — Меру (Гималаи). Этот ужасный бог огня, про которого легенда говорит, что он спустился с неба, подобно еврейскому Иегове, в столбе огня, и еще дюжина других архаических двуполых божеств, которые все громко провозглашают свое скрытое значение. И что же другое могут означать эти двойственные мифы, как не физико-химический принцип первоначального созидания? Первое раскрытие Верховной Причины в своем тройном проявлении как дух, сила и материя; божественная корреляция в своей точке отправления в эволюцию, аллегоризированная, как бракосочетание огня и воды, продуктов электризующего духа, союз мужского действующего принципа с женским пассивным элементом, которые становятся родителями их теллурического дитяти, космической материи, первоматерии, чей дух есть эфир, астральный свет!

Таким образом, все эти земные горы и земные яйца, земные деревья и земные змии и колонны являются символами, олицетворяющими научную истину натурфилософии. Все эти горы содержат, с очень незначительными вариациями, аллегорически выраженные описания первоначальной космогонии; земные деревья — это последовавшая эволюция духа и материи; земные змеи и колонны — символические памятники различных атрибутов этой двойной эволюции в ее бесконечных корреляциях космических сил. В таинственных убежищах этой горы — вселенской матрице — боги (силы) приготавливают атомические зародыши органической жизни и в то же самое время готовят жизненный напиток, который, если раз его попробовал, пробуждает в материальном человеке духовного человека. Сома, жертвенный напиток индусов является этим священным питьем. Ибо при создании первоматерии в то время, как грубейшие части ее употреблялись на построение физического зародышевого мира, более божественная сущность ее наполнила вселенную, незримо насыщая и окутывая своими эфирными волнами новорожденное дитя, развивая и побуждая его к активности, пока он медленно выявлялся из вечного хаоса.

От поэзии абстрактных концепций эти земные мифы постепенно перешли в конкретные изображения космических символов, каковые теперь обнаруживает археология. Змей, который играет такую выдающуюся роль в образах древности, был низведен нелепым толкованием змея из “Книги Бытия” в Сатану, в Князя Тьмы, тогда как это есть самый простой изо всех мифов в его разнообразном символизме. В одном значении это есть добрый гений — эмблема врачебного искусства и человеческого бессмертия. Он обвивает изображения большинства богов санитарии и гигиены. Чаша здоровья в египетских мистериях была обвита змеями. Так как зло может возникнуть из чрезмерного добра, то змей, с другой точки зрения, олицетворяет материю, которая, чем больше удаляется от своего первоисточника духа, тем больше подвержена злу. В старейших египетских изображениях, например, в космогонических аллегориях Нефа земной змей, когда он олицетворяет материю, обычно представляется заключенным в круг; он лежит поперек его экватора, указывая этим, что вселенная астрального света, из которой развился физический мир, в то же самое время, когда она охватывает материальный мир, в свою очередь охвачена Эмефтом или Верховной Первопричиной, Пта, производящий Ра и мириады форм, которым он дает жизнь, показан выползающим из земного яйца, так как это наиболее знакомая форма того, в чем заложен и развивается зародыш каждого живого существа. Когда змей представляет вечность и бессмертие, он обвивает планету, кусая собственный хвост. Тогда он становится астральным светом. Ученики школы Ферекида учили, что эфир (Зевс или Зен) есть высочайшее небо, которое заключает в себе высшее небо, и его свет (астрал) есть концентрированный изначальный элемент.

Таково происхождение змея, переделанного в христианских веках в Сатану. Он есть Од, Об и Аур Моисея и каббалистов. Когда он в своем пассивном состоянии, когда он действует на тех, кто невольно бывают втянуты в его ток, — астральный свет есть Об или Пифон. Моисей решил истребить всех тех, кто, будучи чувствительным к его влиянию, позволяют себе легко подпадать под власть порочных сущностей, которые носятся по астральным волнам точно рыба в воде; сущностей, которые окружают нас и которых Бульвер-Литтон называет в “Занони” “обитателями порога”. Он становится Од, как только его оживотворяет сознательный ток бессмертной души; ибо тогда астральные токи действуют под руководством или адепта, духа чистого, или же способного месмеризатора, который сам чист или знает, как направлять слепые силы. В таких случаях даже высокий планетный дух, один из того класса существ, которые никогда не были (хотя среди этих иерархий имеются многие, кто раньше жили на нашей земле), спускается временно в нашу сферу и, очищая окружающую сферу, дает способность субъекту видеть, открывая в нем родники истинно-божественных пророчеств. Что же касается термина Аур, то это слово употребляется для обозначения неких оккультных свойств универсального посредника, которые касаются непосредственно алхимии и не представляют интереса широкой публике.

Создатель гомеомерийской[1] философской системы — Анаксагор из Клазомены твердо верил, что духовные прототипы всего, а также их элементы находимы в беспредельном эфире, где они порождаются, откуда они исходят и куда они возвращаются с земли. Так же, как индусы, которые олицетворили свою Акашу (небо или эфир) и сделали из нее божественную сущность, греки и латины обожествили эфир. Вергилий называет Зевса отцом вездесущего эфира [167, кн. II]; Магнус, великий бог, Эфир.

Существа, о которых мы говорили выше, суть элементальные духи каббалистов,[1] которые христианским духовенством считаются “дьяволами”, врагами человечества.

“Уже Тертуллиан”, — серьезно говорит де Мюссе в своей главе о дьяволах, — “формально раскрыл секрет их коварства”.

Открытие, которому нет цены. А теперь, когда мы так много узнали о мыслительных трудах святых отцов и их достижениях по астральной антропологии, должны ли мы, вообще, удивляться тому, что в своем усердии к духовным исследованиям они настолько пренебрегли своей собственной планетой, что временами отказывают ей в праве двигаться и даже быть круглой?

А вот что мы находим у Лангхорна, переводчика Плутарха:

“Дионисий из Геликарнасса [L, II] придерживается того мнения, что Нума построил храм Весты в круглой форме для того, чтобы представить форму Земли, ибо под Вестой он подразумевал Землю”.

Кроме того, Филолай вместе с другими пифагорейцами верил, что элемент огня помещен в центре вселенной; и Плутарх, говоря об этом предмете, бросает замечание о пифагорейцах, что

“они полагают, что Земля не без движения и также не расположена в центре мира, но совершает свое вращение вокруг сферы огня, будучи ни самой ценной, ни главной частью великой машины”.

Как сообщают, и Платон придерживался того же мнения. Поэтому, кажется, что пифагорейцы опередили открытие Галилея.

Стоит раз допустить существование невидимой вселенной, что, кажется, факт, если рассуждения авторов “Невидимой вселенной” когда-нибудь будут приняты их коллегами, — как многие из феноменов, до сих пор казавшихся таинственными и необъяснимыми, становятся простыми и понятными. Она действует на организм магнетизированных медиумов; она пронизывает и насыщает их насквозь, будь она направлена могучею волею месмеризатора или же невидимыми существами, которые достигают тех же результатов. Раз это молчаливое действо совершено, астральный или звездный призрак месмеризованного субъекта покидает свою парализованную земную оболочку и, побродивши по беспредельному пространству, возносится к порогу таинственной “сферы”. Для него врата портала, возвышающегося над входом в “молчаливую страну”, частично раскрыты; они широко распахнутся перед душой погрузившегося в транс сомнамбула или сомнамбулы только в тот день, когда, соединившись со своей высшей бессмертной сущностью, она навсегда покидает свою смертную оболочку. А до тех пор ясновидец или ясновидица могут смотреть только через щель; от остроты духовного зрения ясновидца зависит, больше или меньше он увидит в эту щель.

Тройственность в единстве — это идея общая всех древних народов. Три Деджотас — индийская Тримурти; Три Головы еврейской каббалы.[1] “Три головы высечены одна в другой и одна над другой”. Троица египтян и троица мифологической Греции одинаково были изображениями первой тройной эманации, содержащей два мужских и один женский принцип. Это союз мужского Логоса или мудрости, проявленного божества, с женской Аура или Anima Mundi — “Святая Пневма”, которая есть Сефира каббалистов и София утонченных гностиков, — которая произвела все, видимое и невидимое. В то время, как истинное метафизическое толкование этой вселенской догмы оставалось в святилищах, греки со своими поэтическими инстинктами олицетворяли ее во многих очаровательных мифах. В празднествах в честь бога Диониса Нонна, бог Вакх, между прочими аллегориями, представлен, как влюбившийся в нежное дуновение (Святая Пневма), по имени Аура Плацида.[1] А теперь мы представляем слово Годфри Хиггинсу:

“Когда невежественные Отцы составляли свой календарь, они сделали из этого нежного дуновения зефира двух римско-католических святых!!”

Святые Аура и Плацида; — мало того, они дошли до того, что из веселого бога Вакха сделали святого Вакха и, в самом деле, показывают его гроб и останки в Риме. Празднование дня обоих “благословенных святых” приходится на 5-е октября, в конце праздника св. Вакха [52].

Насколько более поэтичен религиозный дух, находимый в “языческих” легендах Севера о творении, и насколько его там больше! В беспредельной пропасти мировой бездны, в Гиннунгагапе, где в слепой ярости свирепствуют и сталкиваются космическая материя и изначальные силы, внезапно подул несущий таяние теплый ветер. Это “непроявленный Бог” послал свое благодетельное дыхание из Маспелхейма, сферы небесного огня, в сияющих лучах которого пребывает это великое Существо, далеко за пределами материального мира; и animus этого Невидимого, Дух, витающий над темными бездонными водами, вызывает порядок из хаоса, а после того, как дала первый импульс всему творению, первопричина удаляется и остается навсегда в statu abscondito![1]

В этих скандинавских языческих песнях заключена и религия, и наука. В качестве примера последней возьмем концепцию о Торе, сыне Одина. Каждый раз, когда этот Геркулес Севера хочет схватить рукоять своего ужасного оружия, громовой стрелы или электрического молота, он обязан надевать свои железные перчатки. Он также носит магический пояс, известный как “пояс силы”, который, будучи надет, очень увеличивает его небесную силу. Он разъезжает в телеге, которую тянут два барана в серебряных уздечках, и его ужасающий лоб окружен венком из звезд. Его колесница имеет заостренный железный шест, и рассыпающие искры колеса постоянно катятся по грохочущим грозовым тучам. Он бросает свой молоток с неотразимою силою в восставших великанов инея, которых он растапливает и уничтожает. Когда он отправляется к роднику Урдар, где боги собираются на совещание, чтобы решать судьбы человеческие, — он единственный идет пешком, остальные боги едут верхом. Он идет пешком, так как боится, что проезжая по мосту Бифрост (радуга), многоцветному Королевскому мосту, он подожжет его своей громовой колесницей и в то же самое время заставит воды Урдара закипеть.

Переводя это на простой язык, как иначе можно истолковать этот миф, как только, что составители северных легенд были хорошо знакомы с электричеством. Тор есть эвгемеризация электричества, который пользуется своим своеобразным элементом только тогда, когда он защищен перчатками из железа, который является естественным проводником. Его пояс силы — это замкнутая цепь: по которой изолированный ток вынужден течь, вместо того, чтобы свободно унестись в пространство. Когда он стремительно несется на своей колеснице по облакам, то он есть электричество в активном состоянии, о чем свидетельствуют разлетающиеся от колес искры и перекатывающийся в облаках гром. Заостренный железный прут у колесницы наводит на мысль о громоотводе, два овна, которые служат ему в качестве коней, представляют собой знакомый древний символ мужской порождающей силы; их серебряные уздечки олицетворяют женское начало, ибо серебро есть металл Луны, Астарты, Дианы. Поэтому в овне и в его уздечке мы видим соединение активного и пассивного начал природы в противопоставлении: один стремится вперед, другой же удерживает, тогда как оба находятся в подчинении у насыщающего вселенную электрического принципа, который дает им импульсы. Так как электричество снабжает импульсами, а мужское и женское начала соединяются и снова пересоединяются в бесконечной корреляции, то в результате получается эволюция видимой природы, венцом которой является планетная система, которая у мифического Тора аллегорически выражена блистающими сферами, усеивающими его лоб. Когда он находится в своем активном состоянии, его ужасающие громовые стрелы разрушают все, даже другие меньшие титанические силы. Но он идет пешком по мосту радуги, Бифросту, потому что для того, чтобы смешиваться с другими, менее могущественными богами, чем он сам, он обязан быть в латентном состоянии, чего он не может, когда находится в своей колеснице, ибо иначе он поджег бы и уничтожил бы все. Значение родника Урдар, который Тор опасается заставить кипеть, и причина его неохоты только тогда будет понята нашими физиками, когда взаимные электромагнетические отношения бесчисленных членов планетной системы, о которых теперь только начинают подозревать, будут тщательно определены. Проблески этой истины даны в недавних научных очерках профессорами Мейером и Стэрри Хант. Древние философы верили, что не только вулканы, но и горячие ключи вызываются к действию подземными электрическими токами, и что та самая причина производит минеральные отложения различного рода, из которых образуются целительные ключи. Если раздадутся возражения, что этот факт ясно не выражен древними авторами, которые, по мнению людей нашего века, едва ли были знакомы с электричеством, — мы можем просто ответить, что не все труды, заключающие в себе древнюю мудрость, известны нашим ученым. Прозрачные и прохладные воды Урдара требовались для ежедневной поливки мистического земного дерева; и если эти воды были бы потревожены Тором или активным электричеством, они бы превратились в минеральные источники, негодные для этой цели. Примеры, подобные вышеприведенным, оказывают поддержку древним утверждениям философов, что в каждом мифе есть логос, или рациональная основа в каждой выдумке.



Примечания


<< предыдущий параграф - оглавление - следующий параграф >>


Личные инструменты
Дополнительно