Смерть и бессмертие. Илларион Смердис Письмо из монастыря Сурб Ованес

Материал из Энциклопедия Агни Йоги.

<< предыдущий параграф - оглавление - следующий параграф >>

Илларион Смердис Письмо из монастыря Сурб Ованес

...Наши зороастрийские братья с радостью услышат о страничке своей истории, вырванной из книги народной памяти и вплетенной в легенды. Эта книга – столь исполненная величия их праотцов времен седой древности, когда они не только представляли гордую и независимую нацию, но и были связаны единою религией, единым государством и единою цивилизацией – стремительно уходит в небытие. Судьба ее напоминает участь некоторых ценных манускриптов до-христианских веков, кои порою находят плесневеющими в библиотеках древних монастырей. Сначала широкие поля ее использовались для монашеских диссертаций, а позднее и само содержание стало стираться рукою вандала, дабы расчистить путь полемическим дискуссиям о какой-нибудь арианской ереси... Как ни странно, даже те немногие предания, что дошли до наших дней, не нашли себе пристанища среди бехдинов – этой горстки «последователей истинной веры», которые, цепляясь за свою древнюю религию, разбросаны ныне по всей провинции Керман – а, напротив, сконцентрировались вокруг горной цепи Великой, или Большой Армении и озера Ван, среди полухристианского армянского населения. Чтобы высвободить их целыми и невредимыми из запутанного клубка мусульманских, христианских и языческих легенд, потребуется рука попроворнее, чем у заколдованной принцессы из сказки «Синяя Борода». К величайшему счастью, некоторые из основных записей удалось спасти, и они хранятся ныне в виде целой библиотеки из цилиндров. В один прекрасный день они смогут сильно пошатнуть дикие теории и интерпретации всех этих Анкетиль-Дюперронов, Шпигелей и Гаугов. Vox populi, vox dei. Народная молва, живо воспринимающая все чудесное, сплела паутину замысловатых фантазий вокруг центрального ядра реального факта: она гласит, будто величественная фигура – настойчиво отождествляемая с Матаном, последним за прошедшие шестнадцать веков величайшим Жрецом-Магом, отправившимся к праотцам – ежедневно, на закате появляется у входа в недоступную пещеру, на вершине одного из пиков Ала-Дага, с книгою хроник под мышкой...

За исключением «гебров» – бехдинов Кермана – миллионы древних огнепоклонников обратились ныне в мусульман и христиан. О человеческой крови, пролитой во время насильственных обращений в христианство и магометанство, повествуют многие народные предания. Слезы Записывающего Ангела, излитые на протяжении двух эпох, отпущенных человечеству со времен Гайо-Марэтана^[1], едва ли смоют все его записи в книге отвратительнейших и жесточайших злодеяний, содеянных христианами и мусульманами против последователей Заратуштры. От творений веков в виде храмов Огня и монументов, разрушенных рвением новообращенных «святых» – «людей честной репутации», занесенных в церковные басни, именуемые Историей Церкви – остались лишь многочисленные развалины, каждая из коих могла бы поведать собственную скорбную повесть. Я только что посетил один из таких исторических памятников, воздвигнутый во времена глубокой древности, более отдаленной от нас, нежели то готовы признать европейцы. Я пишу вам на алтаре огнепоклонников, сооруженном 4000 лет назад и каким-то чудом избегшем разрушения, превратив его в очень удобный пюпитр.

Покинув Диядин третьего дня на рассвете, я отправился к подножию Ала-Дага, через льды и снега, и спустя 36 часов подошел к той самой пещере... Ала-Даг, выражаясь географически – современное название целой горной цепи, к югу от Баязида и Дидцина; Непат, Шушик-Даг, Чир-Герук и Кумбег-Даг представляют собою отдельные вершины, хотя и объединены одним названием – Ала-Даг, «Гора Бога». Вершины эти не стоит сравнивать с Гималаями, поскольку их высочайший пик расположен всего лишь на высоте 11600 футов над уровнем моря, но они интересны своими легендами. Преждевременно и бесполезно выдавать то, что может раскрыть истину. Ваши археологи и этнологи пока что по рукам и ногам связаны библейскими водорослями, которые еще не менее столетия будут мешать древу Истинного Знания привиться на западной почве... Но я могу рассказать вам о народном – предании, основанном на реальном факте. Услышав о моем намерении исследовать горные твердыни, некий почтенный армянский патриарх из Диядина, стремясь на закате жизни как можно лучше использовать один-единственный орган, оставленный ему в целости и невредимости курдами – а именно, свой язык – не в меру развязал его по такому случаю. Как только ни старался он отпугнуть меня от моей затеи. Ни один смертный, говорил он, не может добраться до этого места и остаться в живых. При том, что каждая пещера является личною собственностью «Матана», он повсюду, где ступит нога путешественника, извергает священный огонь, испепеляя его за святотатственное покушение; к тому же, в самой высокой пещере хранится Ноев Ковчег... «А что же тогда вы думаете о Ковчеге на горе Арарат?» – поинтересовался я у него. И тут же оценил всю важность новейшего геологического открытия: что давным-давно Арарат составлял часть Ала-Дага, но попав в руки персов, откололся от него и водрузился на христианской территории, оставив, в поспешном бегстве, «священный» ковчег под надежною охраной Ала-Дага. С тех пор «Матан» отказывается выдавать его^[1]. Другое предание – бытующее среди бехдинов и в оазисе Иезд – рассказывает о посвященных Магах, которые, во времена доисторические, благодаря своим знаниям и мудрости, стали «богами». Они жили в армянских горах и были астрологами. Узнав от звездных божеств, что мир вскоре будет затоплен, они заставили гору, на которой обитали, исторгнуть огонь и лаву, покрывшую смолою всю поверхность горы, что надежно защитило великую пещеру от воды. Затем они водворили всех праведников, с их скотом и скарбом, внутрь горы, а всех нечестивцев оставили на погибель. Можно найти и более упрощенную версию, которая была бы ближе к историческим фактам. Но об этом пока – ни слова.

Вы, конечно, знаете, что армяне, остававшиеся в религиозном отношении, вплоть до четвертого и даже седьмого веков христианской эры, парсами, называют себя хайками – потомками Хайка, современника Билу (Бела), царя вавилонского^[1].

Обожествив его после смерти, они поклонялись ему как солнечному и лунному божеству. Хайк процветал за 2200 лет до Р.Х., согласно официально принятой датировке, и более, чем за 7000 лет, согласно истине. Их легенда гласит, что Хайк со своим кланом был вынужден эмигрировать из Вавилона в Армению из-за религиозных преследований, которым их подверг Билу, пытавшийся отвратить их от чистого парсизма и обратить в сабеизм, включив Луну в культ почитания Солнца. Через двадцать шесть веков (официально принятая дата), когда царь Тиридат – последний из Аршакидов – стал насильственно обращать их в христианство (четвертый век) и новая вера распространила свои версии космогонии «Бытия», Хайк имел честь преобразиться в потомка Иафета, сына Ноя – этого добродетельного старца, обладавшего всеми достоинствами, кроме одного... быть рожденным. Но даже позабытые ими предания свидетельствуют о том, что они оставались верными учениям Зороастра. Они следовали им с тех пор, как Музар Оанн или Аннедот – Посланец Небес или Солнца (первый Одакон Ано-Дафос, человек-рыба) – ежедневно появляясь из моря на рассвете и погружаясь в него на закате, преподал им благое учение, все их искусства и культуру. Было это во время царствования Аменона Халдейского, за 68 сари, или 244800 лет до Потопа. С той поры (как утверждают ассирологи на основании хроник-цилиндров) еще несколько Одаконов подымались из моря, последний же выходил во времена^[1] халдейского царя Убара-Туту – «зарево заката» – предпоследнего из допотопных царей Бероса. Эти водные учителя, все до единого, являлись из своей среды обитания, что в землях неведомых, подымаясь из вод Персидского Залива^[1].

Если мы изучим сказание об Аннедоте, оставленное нам Аполлодором, а затем подкрепим его древними дохристианскими легендами Армении, повествующими, что он открыл им семена земли, научил их поклоняться матери-Земле и отцу-Солнцу и показал, как помочь двоим вырастить плод, то есть обучил искусству сельского хозяйства – то мы едва ли станем удивляться, обнаружив, что халдейский Оанн и Зороастр в их памяти едины. Халдейский Аннедот именовался «Сыном Рыбы», а последнее было именем матери Зороастра. Любопытно, что ваши исследователи Зенд-Авесты, парсы и европейцы, скажут на это? Возможно, они будут немало удивлены, узнав, что именно эллинизированное имя их Зороастра-Аннедота – которого греки называли Оаннесом – сделало обращение древних армян в христианство менее болезненным, чем оно могло бы быть в действительности – и я готов это сейчас доказать.

От Ала-Дага я направился чуть западнее Диядина и остановился у монастыря Сурб-Ованес – «Иоанна Предтечи» (имя Ованес тождественно греческому Иоанну). Сурб-Ованес – древнейший христианский монастырь в Армении. Он сооружен на месте допотопного Храма Огня и располагается на левом берегу Евфрата, у подножия величественного Непата. Задолго до христианской эры здесь стоял город – одни называли его Бхагван, другие Дитза-ван – посвященный Ахура-Мазде или Ормузду. Страна эта изобилует преданиями, и даже монастырские библиотеки сберегли множество подлинных памятников этих дохристианских веков. Среди прочих там есть один толстый манускрипт, содержащий начертанные на пергаменте хроники всех празднеств армян-огнепоклонников. С особой пышностью отмечался Новый Год, начинавшийся у них в августе. Армянская цивилизация, отшлифованная зороастрийской философией, похоже, пользовалась чуть ли не всеми современными удобствами. Эти хроники (четвертый век христианской эры) содержат повествование о смерти и погребении Высшего Жреца Матана (чьим привидением меня ежедневно стращают местные жители) – брата царя Тиграна III. Когда он почил, царственный родственник воздвиг в его память величественный храм огня. При нем было несколько гостиниц, предлагавших бесплатно кров и пищу каждому путнику и утешение пилигримам, независимо от их национальности. Увы! То были последние солнечные дни их веры... В 302 году царь Тиридат, вместе с придворными и армией, был крещен на том же самом месте, в водах Евфрата, Григором Озаренным. Нет сомнений, что преподобный святой счел себя озаренным блестящею идеей; ибо не осени она его тогда – многие миллионы крещеных армян оставались бы огнепоклонниками и по сей день. Хотя царь и часть его придворных приняли христианство, народ ему воспротивился и был насильно обращен в новую веру. Чтобы сломить их сопротивление, в тот же год Григор посоветовал царю сровнять с землею храм огня в Бхагване и воздвигнуть на его месте христианскую церковь, куда и поместили затем реликвии (бедренную кость и кости двух пальцев), якобы принадлежавшие святому Иоанну Крестителю, или «Предтече». В период полуторавековой зависимости от Македонии (с 325 г. до Р.Х.) армяне приняли для своего халдейского человека-рыбы Аннедота имя Ованес. Их легко заставили поверить в то, что «Ованес Креститель», загнавший их в воду, был тождественен Ованесу или Оанну, наставлявшему их предков, восставая из вод, вступая и погружаясь в них – до, во время и после наставлений. Короче говоря, идентичность имени и стихии оказалась полезным союзником в плане, состряпанном дипломатичным святым. К концу одиннадцатого века вся Армения приняла христианство^[1].

Мораль, которую можно вывести из этой истории, такова: старики умирают, рождается новое поколение, но тот же фанатичный и сектантсткий дух, что воодушевляет миссионера и священника сегодня, воодушевлял и миссионера и священника древности, ибо священническая каста – самая стойкая. Эта легенда и вера в халдейского Оанна – единственная отличительная черта современного парсизма у древних армян. И тем не менее, я не берусь сказать, что в парсизме до периода Сасанидов не было такой же веры, хотя бы и в форме легенды. В то время, когда с падением Сасанидов угасли последние искры персидской государственности, почти все их книги и писания, которые пощадил Александр, были утеряны. Династия Сасанидов, я знаю, восстановила религию Магов во всем ее первозданном великолепии; а древние халдейские Маги веровали в Оанна – человека-рыбу, вестника, посланного им Белом, Солнечным Божеством, дабы наставлять человечество, как говорит Берос, жрец Храма Бела. Признать в Зороастре реформатора религии Магов значит приблизить эпоху его процветания к самому порогу христианской эры, а в таком случае никогда бы не существовало столь большого расхождения относительно времени его жизни, какое существует ныне и какое мы находим у греческих историков.

В заключение письма – еще несколько слов. В 634-639 годах византийский император Ираклий, возвращаясь из похода в Персию и найдя церковь слишком убогою для хранения такого сокровища, как реликвии «Предтечи», приказал снести это строение и воздвигнуть на его месте гигантский монастырь. Его внешние величественные и грандиозные пропорции изумляют путешественника и по сей день. Это самое большое здание в Армении. Но внутри него – мрак и пустота. Стена, на которой высечена надпись о похвальном деянии византийского императора, изрешечена мусульманскими пулями... Купол покоится на четырех массивных гранитных колоннах, внутри которых выдолблен ряд комнат, расположенных в несколько этажей друг над другом, с винтовыми лестницами, вьющимися вокруг них и идущими к каждой келье, с потайными ходами, прорубленными в стене и ведущими их обитателей в час опасности на вершину купола, а оттуда – прямо в сердце горы, к ее многочисленным естественным пещерам. Вследствие недавних вторжений курдов, исчезла последняя церковная утварь и алтарь – и даже святое бедро и два пальца не смогли уберечь этого места. И только библиотека, состоящая из книг и древних манускриптов, сваленных, как ненужный хлам, в углах келий и не прельстившая ни одного курда, разбросана по всем комнатам. Из трех монахов, находившихся здесь в 1877 году, остался лишь один. В благодарность за кинжал и немного серебряных абазов^[1], он дал мне несколько ценных манускриптов...

И[лларион]

Ч[лен] Т[еософского] Общества]

Апрель [1881].