28.12.1939 (Письма Е.И.Рерих в Америку т.2)
Материал из Энциклопедия Агни Йоги.
| Информация о письме |
|---|
|
28.XII.39.
Родные наши, Ваша телеграмма, пришедшая на второй день праздника, оказалась очень грустной. Сердечно жалеем нашего старинного друга Флорентину Сутро. Со времени ее приезда к нам в Лондон минуло как раз 20 лет, и за все это время она выказала себя деятельным и преданным другом. Пусть ее работа во благо человечества будет ей еще более радостна в новом мире. Не знаем, как отразится ее уход на деле трех друзей. Но ведь в ноябре между ними состоялось соглашение, по которому наследники их не могут вмешиваться в это дело. У кого хранится это соглашение? Впрочем, должно быть, каждый из трех друзей имеет копию этого документа. Получилось сведение, что один почтовый аэроплан погиб со всею почтою. Может быть, там были и какие-либо наши письма. В последнем нашем письме были приложены копии с писем Уоллеса. Теперь с цензурою и нерегулярностью почты очень трудно рассчитать сроки писем, они продолжают приходить вперемежку, и часто позднейшие приходят ранее предыдущих. Это письмо, вероятно, дойдет к Вам незадолго до февраля, иначе говоря, незадолго до новой несправедливости. Будем надеяться, что адвокаты, хотя бы в этом случае, найдутся придать делу культурный оборот, который должен произвести хоть какое-нибудь впечатление на судью. Вероятно, опять таинственные телефоны от замаскированного покровителя будут действовать и парализовать здравый смысл судей. В былое время всегда принимались во внимание военные обстоятельства, неужели даже мировые события лишь ускоряют и усугубляют несправедливость. Помню, что прошлую войну повсюду объявлялся мораторий. Если Америка еще не воюет, то мы-то живем в зоне, затронутой войною. Многое нам остается с юридической точки зрения непонятным. Например, в России срок иска возобновлялся посредством нотариального заявления. Теперь же нам говорят, что срок остается в силе лишь при судебном разбирательстве. Думается, что если не нотариально, то какое-то другое заявление все-таки должно не давать истечь срокам. Ведь теперь и те места, где мы предполагали найти часть переписки, уже недосягаемы, ибо находятся в военной зоне. Никто не может утверждать, что экстраординарнейшие мировые обстоятельства не влияют на все дела. Неужели и при этом суде не будет обращено внимания на то, что Хорш жонглирует одною суммою для разных своих махинаций, и те же самые картины то оказываются собственностью Музея, то будто бы принадлежат ему или его жене. Все эти резиновые обстоятельства должны же когда-то кому-то из официальных лиц броситься в глаза. Если не надета золотая повязка. Но ведь должны же быть где-то и порядочные люди. Впрочем, найти их действительно трудно, и если бы в Мире были иные условия, то не происходили бы армагеддонные безумия. Конечно, и Амаргеддон обернется во благо, но сейчас человечеству трудно разобраться в этом лабиринте. Внешняя видимость затемняет истинный смысл событий. Так и победа оказывается иногда поражением, и обратно. Вероятно, события отражаются и на делах Академии, но все-таки верится, что даже и в трудные дни культурный огонек, поддержанный любовью и устремлением, возгорится. Мы Вам послали через полк[овника] Мана на имя Джина возвращенные экземпляры “Flamma”; после двух с половиной месяцев хлопот Ману удалось получить специальное разрешение на эту посылку. Имущество “Flamma” и 307 рупий храним до следующей оказии. Все-таки странно, что Шибаев бросил редакторство, не закончив зимнего номера, который был уже собран и содержание которого Конлан перешлет Вам. Впрочем, все его поведение более чем странно. Мы неожиданно услышали, что один английский писатель пишет о моем искусстве, — вероятно, это последствие монографии и “Studio”. Несмотря на то, что здесь дорогие издания трудно расходятся, но все-таки монография постепенно идет. Микер писала, что будто бы не получила от Зины “Сердце Азии” и “Шамбалу” на прочтение и потому не могла писать об этих книгах. Вероятно, здесь какое-то недоразумение, ибо, вероятно, к сожалению, что “Сердце Азии” имеется в большом количестве экземпляров на складе. Даст ли Микер revue о монографии? Радуемся слышать, что выставка картин Святослава состоится при благожелательном отношении Учреждения в Филадельфии. Картины действительно превосходны и по справедливости должны быть хорошо оценены. Вероятно, и наш филадельфийский центр окажет выставке самое сердечное и деятельное внимание. Об этом мы уже писали Чайке, но по нынешним временам никогда не знаешь, дошло ли письмо, и потому просим Зиночку сообщить ей об этом. В Филадельфии, кроме Бринтона, живет и Сторк, который имеет там известное влияние. Не знаем, жива ли миссис Тер, но Бринтон, вероятно, о ней знает — ведь она, бывало, относилась очень хорошо. Удалось ли Вам наладить добрые отношения с Музеем современного искусства при передаче им от меня монографии? Если в газетах были русские статьи, то присылайте их нам, ибо к нам и на иностранных языках доходят. Пишем это письмо вместе. Родная Зиночка, радуюсь, что в трудные времена она не одна. Привет сердца Вам обоим, наши родные. Часто думаем о Вас и мечтаем о светлом будущем. Много чего хотелось бы написать, но нельзя обременять цензуру чтением длиннейших посланий. Звезды предуказывают благоденствие вечное Новой Стране, потому примем спокойно все видимости, сущность остается неизменной. Ничто не может пресечь сужденное. Указаный срок так близок. Потому храните спокойствие. На днях выслала Вам дальнейшие параграфы “Надземного”. Сейчас пришло письмо от Катрин и очень встревожило нас. Как ее здоровье? Прошу Зиночку от всего сердца поцеловать ее от меня. Так хотелось бы и ей дать радость, но и это придет. Катрин верный друг, и все мы ее очень любим и хотели бы видеть счастливой. Обнимаем Зиночку и Дедлея, сердечный привет Соф[ье] Мих[айловне] и милой Инге.
Сердцем с Вами,
Е. и Н. Рерих.
