Напутствие бессмертным. «ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА?»

Материал из Энциклопедия Агни Йоги.

<< предыдущий параграф - оглавление - следующий параграф >>

«ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА?»

Истина – Голос Природы и времени,

Истина – в нас затаенный наставник –

С неба ниспослана, мир весь объемлет,

Солнечный свет, всех ветров дуновение^[1]...

У. Томпсон Бэкон

...солнце Светлой Истины бессмертное

Может спрятаться за тучами; но свет его

Не изменится от этого, лишь скроется

За моим несовершенством, слабой верою

И за тысячью причин, не позволяющих

Людям укрепиться в добродетели.

Ханна Мор^[1]

«Что есть Истина?» – спросил Пилат у того, кто должен был знать ответ на этот вопрос (конечно, если учения христианской церкви хотя бы отчасти верны). Но Он ничего не сказал. И истина осталась нераскрытой для его будущих последователей так же, как и для римского наместника. Однако молчание Иисуса в этом и во многих других случаях не пре­пятствует его нынешним приверженцам действовать так, как будто им известна окончательная и абсолют­ная Истина, – полностью игнорируя тот факт, что открытые им Слова Мудрости содержат в себе лишь часть истины, изложенной к тому же в притчах и весьма туманных, хотя и благозвучных изречениях^[1].

Подобная политика не могла не привести к го­лословным заявлениям и догматизму. И теперь мы наблюдаем догматизм в церкви, догматизм в науке, догматизм повсюду. Предполагаемые истины, едва угадываемые в мире абстракции, как и те, что об­наруживаются в результате наблюдений и экспериментов в мире материи, навязываются непосвящен­ному большинству, слишком занятому своими по­вседневными проблемами, чтобы думать о чем-то другом, в форме божественного откровения и науч­ного авторитета. Но со времен Сократа и Пилата и до нашего века всеобщего отрицания остается откры­тым все тот же сакраментальный вопрос: может ли абсолютная истина быть сосредоточенной в руках одного человека или одной группы людей? Наш ра­зум отвечает: «Такого быть не может». В мире столь же конечном и обусловленном, как и сам человек, ни один субъект не может являться обладателем абсолютной истины. Но бывают еще относительные истины, коими нам можно и должно пользоваться в полной мере.

В каждом столетии были мудрецы, познавшие абсолют, но тем не менее способные передавать дру­гим только относительные истины. Ни одному из рожденных смертной женщиной нашей расы нельзя передать полную и окончательную истину извне, ибо каждому надлежит найти это конечное (для себя) знание в себе самом. Коль скоро невозможно найти на свете двух абсолютно одинаковых людей с оди­наковым разумом, каждый должен обрести наивыс­шее просветление внутри себя, рассчитывая только на собственные способности, а не на какой-нибудь свет человеческий. Даже самый великий из живущих ныне Адептов может раскрыть нам Универсальную Истину только в том объеме, в котором наш разум способен ее воспринять, и не более того. Tot homines, quot sententiae – гласит бессмертный трюизм. Солнце одно, но бесчисленны его лучи; и то, какое они оказывают воздействие – пагубное или благотвор­ное, целиком зависит от природы и строения тех объектов, которые они освещают. Полярность – универсальное качество, но поляризатор заключен в нашем собственном сознании. И тот объем абсолют­ной истины, который мы в состоянии воспринять, определяется исключительно степенью приближен­ности к ней нашего сознания. Но сознание челове­ка – это только подсолнух, выросший на поверхно­сти земли. Нуждаясь в теплых солнечных лучах, это растение может только поворачиваться, следуя за пе­ремещением солнца по небосводу, ибо корни проч­но удерживают его на земле, не позволяя прибли­зиться к недосягаемому для него светилу и вынуж­дая полжизни проводить в темноте...

И все же каждый из нас способен в некотором роде достичь Солнца Истины и оказаться в сфере воздей­ствия самых теплых и прямых его лучей даже на этой земле. Достичь этого состояния можно двумя спосо­бами. На физическом уровне мы можем пользовать­ся нашим ментальным полярископом и, анализируя свойства каждого луча, выбирать для себя наиболее чистые. А для того чтобы достичь Солнца Истины на духовном уровне, мы должны со всей серьезностью взяться за совершенствование своей высшей приро­ды. Мы знаем, что, постепенно парализуя в себе по­требности низшей личности и тем самым заглушая голос чисто физиологического разума, то есть разу­ма, зависящего от своего посредника и носителя – органического мозга, от которого он неотделим, мы можем заставить заключенного в нас животного че­ловека уступить место человеку духовному и что, будучи однажды выведенными из своего латентного состояния, высшие духовные чувства и восприятия начинают медленно, но неуклонно развиваться, про­буждая в нас «божественного человека». Именно так всегда поступали и продолжают поступать великие Адепты, йоги Востока и мистики Запада.

Но мы знаем также, что, за несколькими исклю­чениями, ни один светский человек и ни один материалист не поверит в существование Адептов и даже в самую возможность достижения столь высокого уровня духовного и психического развития. «(Древний) глупец сказал в сердце своем: "Нет Бо­га"», а современный говорит: «На земле нет ника­ких Адептов, они – лишь плод вашего больного воображения». Зная это, мы спешим успокоить наших читателей типа Томаса Дидимуса. Мы просим их по­дыскивать для себя в этом журнале более приемле­мое для них чтиво, скажем, отдельные статьи о гило-идеализме, принадлежащие различным авторам^[1].

Ибо «Lucifer» стремится удовлетворить вкусы всех наших читателей, к какой бы «школе мышления» они ни принадлежали, демонстрируя одинаково бес­пристрастное отношение к теистам и атеистам, мис­тикам и агностикам, христианам и язычникам. Наши редакционные заметки, комментарии к «Свету на Пути» и другие подобные им материалы предназна­чены, конечно же, не для материалистов. Они адре­сованы теософам или читателям, которые знают в сердце своем, что Учителя Мудрости существуют и что, хотя на земле и нет абсолютной истины и ее следует искать в более высоких сферах, даже на нашем бестолковом и вечно вращающемся маленьком шарике есть вещи, которые не снились западной фи­лософии.

Но вернемся к теме нашего разговора. Как мы уже говорили, хотя «обобщающая абстрактная истина была бы величайшим из всех благословений» для многих из нас, как и для Руссо, пока что нам приходится довольствоваться относительными исти­нами. По сути дела, мы в лучшем случае всего лишь сборище несчастных смертных, вечно трепещущих перед лицом даже относительных истин, ибо мы боимся, что они уничтожат нас вместе со всеми наши­ми мелочными и жалкими предрассудками.

Что же до абсолютной истины, то большинству из нас так же сложно разглядеть ее, как доехать до Луны на велосипеде. Во-первых, потому, что абсо­лютная истина так же неподвижна, как гора Магомета, которая отказалась сдвинуться с места даже ради пророка, так что ему самому пришлось идти к ней. И нам приходится следовать его примеру, ког­да мы хотим стать хоть немного мудрее. Во-вторых, по той причине, что царство абсолютной истины не принадлежит к нашему миру, тогда как мы слишком крепко привязаны к нему. И в-третьих, поскольку, невзирая на то что в воображении поэта человек –

...собранье

Всех совершенств, что в мастерской

Небесной сотворено... –

на самом деле он – всего лишь злосчастное скопле­ние аномалий и парадоксов, пустая балаболка, раз­дувшаяся от сознания собственной важности, с про­тиворечивыми и легко меняющимися идеями. Он – одновременно высокомерное и слабое существо, ко­торое хотя и живет в вечном страхе перед авторите­тами – земными и небесными, все же порою

Кривляется, как злая обезьяна,

И так, что плачут ангелы над ним^[1].

Истина – многогранный кристалл, и невозмож­но охватить взглядом сразу все его грани; и если нет на свете даже двух человек, которые рассматривали бы эти грани под одинаковым углом (даже если их желание найти истину одинаково искренне), то чем же им в таком случае можно помочь? Коль скоро физический человек, ограниченный в своих возмож­ностях и окруженный со всех сторон иллюзией, не может разглядеть истину в свете своих земных вос­приятий, то мы говорим о необходимости развивать в себе внутреннее знание. С того времени, когда Дельфийский оракул возвестил вопрошающему: «Человек, познай себя», мир не знал более высокой и важной истины. Без внутреннего восприятия человек не в состоянии познать даже многие относитель­ные истины, не говоря уже об абсолютной. Перед тем как постигать какую-то абсолютную истину, чело­век должен познать себя, то есть приобрести внутренние чувства, которые никогда его не обманут. Аб­солютная истина – символ Вечности. Никакой ко­нечный разум не в состоянии вместить в себя беско­нечность, и, следовательно, воспринять абсолютную истину ему тоже не по силам. Для того чтобы до­стичь состояния, в котором он способен видеть и ощущать ее, ему необходимо парализовать в себе все чувства внешнего, телесного человека. Нам, конеч­но же, скажут, что эта задача не из легких; и мно­гие люди, узнав об этом необходимом условии, не­сомненно, предпочтут довольствоваться относитель­ными истинами. Но приближение даже к земным истинам требует прежде всего любви к истине ради нее самой, ибо в противном случае никакое пости­жение невозможно. А кто в наш век готов возлю­бить истину ради нее самой? Много ли найдется таких, кто готов искать, принимать и воплощать в жизнь истину в нашем обществе, где для достиже­ния успеха необходимо заботиться прежде всего о внешнем виде, а не о внутренней реальности и делать ставку на самовосхваление, а не на подлинные доб­родетели! Мы вполне осознаем, насколько труден путь к восприятию истины. Эта чистая небесная дева нисходит только на благоприятную (для нее) почву. И эта почва есть беспристрастный, непредубежден­ный разум, освещенный чистым Духовным Сознани­ем; но и то и другое — редкие гости в цивилизо­ванных странах. В наш век пара, и электричества, когда человек вынужден жить в сумасшедшем тем­пе, практически не оставляющем времени для раз­мышлений, все, что ему остается, – это отдать себя на милость ветров и течений, которые несут его от колыбели до могилы, привязанного к прокрустову ложу традиций и условностей. Но всякая условность есть заведомая ложь, ибо во всех случаях это «ими­тация чувств в соответствии с общепринятыми стан­дартами» (определение Ф.У.Робертсона); а там, где есть имитация, не может быть истины. «Истина – алмаз, сокрытый в глубине; а те вещи, что лежат на поверхности нашего мира, взвешиваются на неверных весах традиции», – сказал Байрон; и справедливость этого замечания хорошо известна тем, кто вынуж­ден жить в удушающей атмосфере социальных услов­ностей и кто, несмотря на свое искреннее стремле­ние учиться, не решается признать столь желанные истины из-за страха перед жестоким Молохом, име­нуемым Обществом.

Посмотри вокруг, читатель, перечитай рассказы всемирно известных путешественников, вспомни изречения литературных мыслителей, научные и ста­тистические данные. Нарисуй образ современной на­уки, политики, религии – пусть вся панорама совре­менной жизни предстанет перед твоим мысленным взором. Вспомни об обычаях и традициях каждой культурной расы или народа, живущих под солнцем. Подумай о деяниях и моральных установлениях народов в цивилизованных центрах Европы, Америки, и даже далеко на Востоке, и в колониях, куда бе­лый человек уже успел принести «блага» так называемой цивилизации.

А теперь, окинув взглядом все это, повремени и подумай, а затем назови, если сможешь, то благосло­венное Эльдорадо, то исключительное место на на­шей планете, где Истина была бы почетным гостем, а ложь и притворство – неприкаянными изгоями. Не сможешь. И никто не сможет, если, конечно, не за­хочет внести свою лепту в огромное море лжи, за­топившее ныне все области национальной и обще­ственной жизни. «Истина! – восклицал Карлейль, – истина, пусть даже небеса обрушатся на меня всей своей тяжестью за любовь к ней; и никакой лжи, даже если вся небесная Обитель неги и праздности станет ценою моего отступничества». Вот благород­ные слова. Но многие ли думают так же, и многие ли осмелятся повторить эти слова вслед за Карлейлем в наш девятнадцатый век? Не предпочтет ли ус­трашающе огромное большинство вместо этого по­пасть в «рай для бездельников» – pays de Cocagne для бессердечных эгоистов? Это большинство в ужасе шарахается от одной лишь тени всякой новой непо­пулярной истины, опасливо оглядываясь при этом, не осудит ли миссис Харрис и не приговорит ли миссис Гранди дерзновенных ловцов этой тени к му­чительной казни через четвертование острыми, как бритва, языками болтливых кумушек.

Эгоизм – первенец невежества и плод учения, утверждающего, что для каждого новорожденного младенца «создается» новая душа, самостоятельная и отдельная от Универсальной Души, – этот эгоизм является непроходимой стеною, отделяющей мысля­щую личность от Истины. Он стал плодовитым от­цом всех человеческих пороков – лжи, рожденной необходимостью скрывать истинные намерения, и лицемерия, рожденного стремлением замаскировать ложь. И эта опухоль разрастается и укрепляется с возрастом в каждом человеческом сердце, пожирая все возвышенные чувства. Эгоизм убивает все бла­городные порывы нашей природы. Это единственное божество, которое не боится неверности и отступни­чества со стороны своих приверженцев. И потому его культ распространился по всему миру, подчинив себе так называемое светское общество. А в резуль­тате мы живем и действуем под властью этого бога тьмы, явленного нам в виде троицы – обмана, при­творства и фальши, именуемой респектабельностью. Что это – истина и факт или злобный наговор? Загляните, куда хотите, осмотрите всю социальную лестницу сверху донизу, и вы повсюду увидите об­ман и лицемерие, используемые людьми на благо себя любимых; и нет народа, который не был бы подвержен этой напасти. Но народы по молчаливо­му соглашению именуют эти эгоистичные мотивы в политике «благородными национальными порывами, патриотизмом» и так далее; а люди называют их в своем семейном кругу «домашними добродетелями». И все же эгоизм, вызывает ли он желание расши­рить свою территорию или же порождает конкурен­цию в бизнесе (читай – стремление достичь успеха за счет соседа), никогда не может быть признан доб­родетелью. Мы видим, что сладкоречивый обман и грубая сила – это Иахин и Воаз^[1], стоящие у входа в межнациональный храм Соломона, именуемый дипломатией; и эта характеристика вполне заслуже­на. Должны ли мы аплодировать дипломату за то, что он кланяется этим двум столпам национальной гордости и политики и воплощает в жизнь их ма­сонский символизм – «да будет учрежден мой дом в [хитрой] силе» (то есть да будет приобретено об­маном то, что нельзя захватить силой)? Мастерство дипломата – «способность или умение закреплять преимущества» своей страны за счет других стран – вряд ли может быть достигнуто возвещением исти­ны, ибо оно требует лукавого и лживого языка. А потому «Lucifer» называет подобное действо неприк­рытой и вопиющей ложью.

Но не только в политике привычки и эгоизм сго­ворились называть притворство и ложь добродетелью и вознаграждать общественным признанием тех, кто лучше всех умеет врать. Жизнь каждого обществен­ного класса основана на лжи и просто рассыпалась бы без нее. Культурным, бого- и законобоязненным аристократам запретный плод так же мил, как и плебеям, и это вынуждает их лгать с утра и до ве­чера, дабы скрыть то, что они сами предпочитают называть «маленькими грешками», тогда как Исти­на требует называть это грубой безнравственностью. Жизнь среднего класса общества тоже насквозь про­низана фальшивыми улыбками, фальшивыми разго­ворами и взаимным вероломством. Для большинства религия уже давно стала тончайшим покрывалом мишуры, наброшенным на труп духовной веры. Хозяин идет в церковь, чтобы обмануть своих слуг; голодный викарий, проповедуя то, во что уже не ве­рит сам, обманывает своего епископа, а епископ – своего Бога. Ежедневные газеты, политические и об­щественные, вполне могли бы сделать своим деви­зом бессмертный вопрос Жоржа Дандена: «Lequel de nous deux trompe-t-on ici?»^[1] Даже наука, некогда слу­жившая спасению Истины, уже перестала быть хра­мом голого Факта. Почти все нынешние ученые за­интересованы лишь в том, чтобы навязать своим коллегам и широкой публике собственные идеи и пристрастия – какие-нибудь новомодные теории, призванные содействовать прежде всего прославле­нию и росту авторитета своих авторов.

Современный ученый готов отвергать и замалчи­вать всякое свидетельство, идущее вразрез с господствуюшими ныне научными гипотезами, точно так же, как миссионер, действующий среди язычников, или же наш домашний проповедник готовы убеждать свою паству в том, что современная геология – ложь, а эволюция – суета и бесполезное смущение духа.

Таково действительное положение вещей на 1888 год н.э. И при этом некоторые газеты критикуют нас за то, что мы рассматриваем этот год в чересчур мрачных тонах!

Поддерживаемая традицией и условностями ложь распространилась настолько, что даже календари те­перь заставляют людей лгать. Сокращения «н.э.» и «до н.э.», употребляемые при написании дат иудея­ми и язычниками, европейцами и некоторыми ази­атами, материалистами и агностиками и, конечно же, христианами, – это тоже ложь, используемая для утверждения другой лжи.

Так где же нам в таком случае искать даже отно­сительную истину? Уже в эпоху античности истина казалась Демокриту богиней, лежащей на дне колод­ца столь глубокого, что надежд на ее освобождение остается очень мало, а при нынешних обстоя­тельствах мы вынуждены признать, что истина спря­тана от нас как минимум на вечно невидимой, тем­ной стороне Луны. Возможно, именно поэтому всех искателей скрытой истины поспешно объявляют лу­натиками. Но, как бы то ни было, ничто не может заставить наш «Lucifer» потворствовать повсеместно (хотя и негласно) признанной и так же повсеместно практикуемой лжи. Мы всегда будем придерживать­ся только фактов и будем стараться провозглашать истину, где бы и когда бы она ни была найдена, не скрывая ее ни под какими трусливыми масками. Фанатизм и нетерпимость могут считаться ортодок­сальной и разумной политикой, а одобрение распро­страненных предрассудков и личностных амбиций в ущерб истине – верным способом достижения успе­ха и популярности. Пусть так. Но редакторы «Lucifer» – теософы, и их неизменный девиз: Vera pro gratiis.

Они вполне осознают, что воскурения и жертвы, приносимые журналом «Lucifer» богине Истины, от­нюдь не ублажают своим ароматом обоняние коро­лей прессы; напротив, свет «Сына Утренней Зари» неприятно щекочет им ноздри. Его игнорируют или даже оскорбляют, ибо – Veritas odium parit. Даже наши друзья начинают находить в нем изъяны. Они не понимают, почему «Lucifer» не может оставать­ся чисто теософским журналом: иными словами, по­чему он не желает становиться догматическим и фа­натичным? Почему вместо того чтобы посвящать каждый дюйм своей площади теософским и оккуль­тным учениям, он предоставляет свои страницы «для публикации крайне разношерстных материалов и противоречащих друг другу учений»? На это самое распространенное обвинение мы ответим также воп­росом: а почему бы и нет? Теософия есть божествен­ное знание, а знание есть истина, и потому каждый достоверный факт, каждое искреннее слово по необ­ходимости должны быть неотъемлемыми составляю­щими теософского учения. Тот, кто достаточно све­дущ в божественной алхимии или хотя бы в неко­торой степени наделен благословенным даром вос­принимать истину, сможет обнаружить и извлечь ее как из справедливого, так и из ошибочного утвер­ждения. Какой бы маленькой ни была крупица зо­лота, затерянная в куче мусора, она все равно оста­ется благородным металлом, и ее стоит извлечь, даже если для этого придется немного попотеть. Зачастую понять, чем не является вещь, не менее полезно, нежели понять, чем она на самом деле является. Читатели вряд ли могут надеяться на то, что какое-нибудь сектантское издание станет рассматривать на своих страницах какой бы то ни было факт во всех его аспектах, анализируя все pro и contra, посколь­ку в его оценке неизбежно будет перевешивать ли­бо первое, либо второе, в зависимости от позиции редактора, который не преминет отклонить чашу ве­сов в желательную для него сторону. Поэтому теософский журнал остается, возможно, единственным изданием, излагающим хотя и по-прежнему относительные и приблизительные, но, во всяком слу­чае, беспристрастные истину и факт. Выставляя на своих страницах голую правду, «Lucifer» позволяет разглядывать ее со всех сторон, ибо доступ к ней не заказан никаким философским или религиозным взглядам. И коль скоро каждая философия и рели­гия, какой бы несовершенной, неудовлетворительной, а порою даже и глупой она ни была, должна основываться на какой-нибудь истине или факте, чита­тель может извлечь эту истину, сопоставляя и ана­лизируя различные учения, излагаемые на страницах нашего журнала. «Lucifer» старается высветить столько граней Единого вселенского бриллианта, сколько позволяет его скромный объем, при этом говоря читателю: «Избери же ныне, кому будешь служить: тем ли богам, что были до и после потопа, в водах которого утонули мудрость и божественное знание человека, или богам аморитов, власть кото­рых удерживается привычкою и распространенной ло­жью, или же Господу Сущего (высшей Сущности) – светлому разрушителю темных сил иллюзии?» Поис­тине только такая философия способна уменьшить, а не увеличить, как это часто бывало, меру страда­ний человеческих. Чего же еще мы можем желать? В любом случае мы оставляем выбор за читате­лем. Поэтому мы и предоставляем наши страницы самым разным корреспондентам. Поэтому взгляды христианского священника, верящего в своего Бога и Христа, но не согласного с безобразными интерпретациями и бессмысленными догмами, насаж­даемыми своей амбициозной и гордой церковью, могут соседствовать здесь с доктринами гило-идеа­листов, которые отрицают Бога, душу и бессмертие и не верят никому и ничему, кроме самих себя. Са­мый отъявленный материалист может рассчитывать на добрый прием в нашем журнале, двери которого не закрываются даже перед теми, кто, не смущаясь, использует его страницы для осмеяния и персональных выпадов против нас – его редакторов, и для не­заслуженной хулы в адрес милой нашему сердцу те­ософии. Когда вольнодумный журнал, издаваемый атеистом, поместит на своих страницах статью како­го-нибудь мистика или теософа в похвалу его ок­культным взглядам и во славу мистерии Парабрахмана, сопроводив ее лишь несколькими не слишком пространными комментариями, тогда мы скажем, что и у «Lucifer» наконец появился конкурент. Когда христианский или миссионерский журнал опублику­ет очерк вольнодумца, высмеивающего веру в Ада­ма и его ребро, и редактор со смиренным молчани­ем перенесет критику в адрес христианства – своей собственной религии, тогда этот журнал станет до­стойным «Lucifer», и о нем с полным правом можно будет сказать, что он уже достиг уровня терпимос­ти, подобающего настоящему теософскому изданию. Но коль скоро эти печатные органы не делают ничего подобного, то все они остаются сектантски­ми, фанатичными и нетерпимыми и не имеют ни малейшего представления о том, что такое истина и справедливость. Они могут сколько угодно бранить «Lucifer» и его редакторов, этим они не причинят вреда ни журналу, ни нам. По правде говоря, редак­торы журнала даже гордятся этой критикой и обви­нениями, поскольку они свидетельствуют об абсо­лютном отсутствии фанатизма и высокомерия в те­ософии, что, в свою очередь, является результатом божественной красоты проповедуемых ею учений. Ибо, как уже было сказано, теософия с одинаковым вниманием выслушивает каждого и каждому предо­ставляет равные шансы. И никакие взгляды и суж­дения (если только они искренни) не считает абсо­лютно ложными. Она с уважением относится к мыс­лящим людям, к какому бы типу мышления они ни принадлежали. Критикуя идеи и взгляды, которые только вносят путаницу в философию, не принося ей никакой пользы, она тем не менее оставляет за их распространителями полное право верить в то, что им нравится, не упуская при этом случая воздать должное их учениям, если в них имеется рациональ­ное зерно. Авторские выводы или заключения мо­гут быть диаметрально противоположны нашим взглядам и учениям, которые мы проповедуем, но посылки, из которых автор исходит, и факты, ко­торые он излагает, могут оказаться верными, что по­зволит читателю извлечь для себя пользу даже из чуждой ему философии, которую мы сами, возмож­но, отвергаем, полагая, что обладаем знанием более возвышенным и более приближенным к истине. Так это на самом деле или нет – это уже другой воп­рос. Во всяком случае, свою позицию мы изложи­ли; и я полагаю, что все вышесказанное не только объясняет, но и оправдывает нашу редакторскую политику.

Подводя итог нашему рассуждению об абсолют­ной и относительной истине, мы можем лишь повторить сказанное ранее. Оставаясь на земле – в стороне от высокодуховного состояния разума, в котором Человек соединяется со Вселенским Разу­мом, он вынужден довольствоваться исключительно относительной истиной или истинами, восприни­мая их из какой-либо философской или религиозной системы. Даже если бы богиня, пребывающая на дне колодца, смогла вырваться из своего плена, все равно ей не удалось бы дать человеку больше, чем он в состоянии воспринять.

Однако ничто не мешает человеку сидеть у края этого колодца, имя которому – Знание, и всматри­ваться в его темные воды, надеясь, что ему удастся разглядеть в их глубине отражение прекрасного лица Истины. Но, как верно подметил Рихтер^[1], это за­нятие таит в себе определенную опасность. Если пристально всматриваться в изучаемый объект, доля истины может иногда отразиться в нем, как в зер­кале, вознаграждая тем самым пытливого исследова­теля за его упорство. Но вот что добавляет к этому немецкий мыслитель: «Я слышал, что некоторым философам, которые искали Истину, чтобы воздать ей хвалу, являлось на поверхности вод не ее, а их собственное отражение; и вместо Истины они начи­нали восхвалять себя».

Чтобы избежать этой напасти, преследующей каждого основателя новой религиозной или философской школы, редакторы журнала всячески стараются преподносить читателю не только те истины, которые отражены в их собственных редак­торских мозгах. Они предлагают публике широкий выбор, не желая впадать в фанатизм и нетерпи­мость – верные признаки сектантства. Но при всей нашей демократичности наши оппоненты не могут рассчитывать на то, что им удастся увидеть соб­ственные лица отраженными в чистых водах «Lucifer», не снабженными при этом никакими ком­ментариями либо справедливой критикой тех черт их внешности, которые представляются малоприв­лекательными теософскому взгляду.

И все же наш журнал остается массовым издани­ем и потому рассматривает философские истины в исключительно интеллектуальном аспекте. Что же касается духовных (кто-то может сказать – религиозных) убеждений, то ни один теософ не должен их принижать вынесением на суд публики, но, напро­тив, должен хранить и укрывать их в сокровенном святилище собственной души. Никогда не следует спешить с публичным провозглашением этих убеж­дений и учений, дабы они не подверглись осквер­нению в руках равнодушных и критиков. Не следу­ет также публиковать их в форме нового «писания», но только выносить в виде отдельных гипотез на об­суждение мыслящей части публики. Когда теософс­кие истины превосходят определенный рубеж мыш­ления, им лучше оставаться скрытыми от широкой публики, ибо «свидетельство о вещах невидимых» является подлинным свидетельством только для тех, кто способен видеть, слышать и чувствовать эти вещи. А потому его не следует выносить за пределы «Святая Святых» храма имперсонального божествен­ного Эго, или бессмертной Сущности. Ибо если за пределами последней любой, даже самый достовер­ный факт может быть, как мы уже говорили, толь­ко относительной истиной, то луч абсолютной исти­ны может отразиться лишь в чистом зеркале своего собственного пламени – нашего наивысшего духов­ного сознания. И как же может тьма (иллюзия) уви­деть свет, который сама же закрывает?

Примечания

<< предыдущий параграф - оглавление - следующий параграф >>